Артемьев окончательно успокоился и пришел в себя. Он чуть отодвинул чашку и с благодарностью проговорил:

- Спасибо вам, Петр Андреевич, за чай и за... понимание. Я, если позволите, продолжу. - Сидящие за столом напряженно замерли. Но Артемьев, словно не заметив, вновь заговорил: - Я упоминал о нескольких словах, произнесенных... - он запнулся на мгновение, но потом четко выговорил: Сержем Рубецким. - Жестом остановив Иволгина, собравшегося было задать вопрос, пояснил: - Видите ли, Петр Андреевич, у князя Сергея Михайловича в эмиграции родился сын. По семейной традиции ему дали имя деда - Михаил. У него, в свою очередь, со временем тоже появился сын, которого нарекли, как вы уже поняли, Сергеем или Сержем, на французский манер. Они же жили в провинции Квебек. Она издавна считается франко-канадской. Но это необходимое отступление...

Я думаю, имя генерал-майора Кавасимы Киоси вряд ли что-то скажет кому-либо из вас. Как и... название "Джума".

Добровольский неперпеливо заерзал на стуле, бросая красноречивые взгляды на майора и незаметно указывая на присутствующую при разговоре Сотникову. Иволгин и сам уже понял, что ее желательно под каким-то благовидным предлогом удалить из комнаты. Ибо характер предстоящей беседы вовсе не предназначался для посторонних. Тем более, учитывая статус Сотниковой, как сожительницы убитого воровского "авторитета". Все решилось, на удивление и к обоюдному согласию, просто. Капитолина, женским чутьем угадав, что разговор приобретает конфидициальную направленность, с присущим ей тактом вежливо перебила Артемьева:

- Извините, Георгий Степанович, что прерываю вас. - И уже обратившись к майору, добавила: - Петр Андреевич, может, пока вы будете беседовать с доктором, кто-то из ваших помощников выслушает меня? Мы могли бы поговорить в кухне.

Иволгин с готовностью кивнул Костикову и Добровольскому. Когда они вышли, оставшиеся в комнате Игорь и Петр Андреевич с вниманием вновь стали слушать рассказ нейрохирурга.

- ... На чем мы остановились? Ах, да, простите... Кавасима Киоси и "Джума". Почему именно эти слова, произнесенные однажды внуком князя меня насторожили? Я слышал их неоднократно от своего отца. Он был единственным в этом крае эпидемиологом, который так именовал чуму. - Артемьев позволил себе слабую улыбку: - Иногда, правда, он называл ее Пиковой дамой. Видите ли, так сложилось исторически, что все, связанное с чумой, у людей ассоциируется с черным цветом. В старину, например, на Востоке вокруг населенных пунктов, где свирепствовала чума, вывешивали на городских стенах черные штандарты, как предупреждение для всех, кто оказывался рядом с очагом болезни. Потому отец и называл чуму Пиковой дамой.

Что же касается Кавасимы Киоси, то это история не менее занимательная. Генерал-майор Кавасима Киоси был незаурядной личностью и высокообразованным человеком, несомненно - прекрасным организатором и талантливым ученым. В жизни он выбрал и военную, и научную стезю. К сожалению, закончил Киоси плохо, как и его сподвижники по "научной деятельности".

30 декабря 1949 года Военный трибунал приговорил его, среди прочих, к длительному сроку заключения, как бывшего начальника отдела бактериологического отряда №731. В ходе заседаний судебного процесса, который проходил в Хабаровске, было неопровержимо доказано: во время второй мировой войны в Японии создавались специальные подразделения для производства биологического оружия, готовились военизированные команды для заражения бактериями населения, скота, посевов, водоемов и колодцев на территориях государств, подвергшихся японской агрессии. Кроме этого, было установлено, что биологическое оружие, и не без успеха, применялось в войне против Китая и в диверсионных вылазках против Советсткого Союза.

Что касается Китая, то в качестве примера приводился факт вспыхнувшей в 1947 году в Северо-Восточном Китае, в Маньчжурии, тяжелейшей по течению и последствиям эпидемии чумы, в результате которой особенно пострадали две провинции - Тунляо и Жэхэ.

- Откуда вам это известно? - с некоторым удивлением спросил Петр Андреевич.

Артемьев чуть улыбнулся:

- Вы даже не представляете, насколько легко, порой, собрать "совершенно секретные" сведения абсолютно легальным путем. При условии, конечно, если знаешь, где искать, что именно и как. Вы напрасно удалили Капочку. Все, что я рассказал, нашла она - в архивах и на книжных полках Публичной библиотеки.

- Сотникова?! - недоверчиво воскликнул Иволгин. - Но она же...

- Увы, Петр Андреевич, - понял его мысль Артемьев. - Да, она была, скажем так, женой вашего подопечного Горыныча. С него, Евгения Ивановича Свиридова, и началась, собственно, вся эта история. Жизнь он вел, прямо сказать, недостойную и порочную. Но, справедливости ради, считаю своим долгом отметить: Евгений Иванович из, по-видимому, только ему известных соображений, решил отойти от "дел" и вообще уехать из страны, забрав жену и ребенка. Но прежде, решил довести до конца дело о "Джуме".

- Свиридов был как-то связан с Аста... С Рубецким-внуком? - быстро спросил Иволгин.

- Вряд ли, - покачал головой доктор.

- Хорошо, Георгий Степанович, мы еще поговорим об этом. Извините, отвлек вас. Продолжайте.

- Вам, должно быть, известно, что Свиридов происходил из интеллигентной и образованной семьи. Получил в свое время прекрасное образование...

- Это уж точно, - не удержался Иволгин. - Прекраснее не бывает: в общей сложности, почти двадцать лет тюрем и зон. Молчу, молчу, Георгий Степанович, - извинясь, пробормотал майор.

- ... Он всерьез увлекался искусством и антиквариатом...

"Я бы щас рассказал тебе, милостивый ты мой, об его увлечениях!" неприязненно подумал Петр Андреевич, но сдержался.

- ... Но, по словам Капитолины, - продолжал, между тем, Артемьев, - в последнее время ее муж был буквально одержим поисками белогвардейских кладов... - Неожиданно он умолк и взглядом, в котором отчетливо читались испуг и решимость, взглянул на Иволгина.

- Что? Что такое... - мгновенно среагировал тот, даже чуть привстав со стула.

- Петр Андреевич, - севшим голосом проговорил Артемьев, бросив взгляд на притихшего, сидевшего с открытым ртом, Приходько, - но все, что я должен рассказать дальше, я могу рассказать только вам. Простите меня, ради Бога. Но это, действительно, крайне серьезно.