Глядя на закрывшуюся за хозяином дверь, Василий несколько минут сидел в задумчивости.
"Рыло, сплошное свиное рыло, хоть и в дорогом, модном пиджаке. В Китай намылился, - мысленно усмехнулся Василий. - Да кто ж тебя пустит! В Поднебесную много дорог ведет, в их числе, и через... тот свет. Не чета этому холую люди хаживали и тем дорожку перешли. "Контора" - это серьезно, а Малышев - еще тот волкодав. Он за это золото горло перегрызет. Старой закалки чекист. Таких танком утюжь, все-равно, орать будут: "За Родину! За Сталина!" Знаем, проходили... А, может, стукнуть в "контору"? - пришла на ум шальная мысль, но он тут же ее отбросил. - И что, с явкой прийти? А дальше - зона? Хотя... Горыныча вполне на золото обменять можно. Наверняка спишут. Только с чем останусь? Нет в этой гребанной стране справедливости, не было никогда и не будет! - Он до хруста сжал челюсти, лицо его окаменело. Василий почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы давней, непроходящей обиды, а душу заметает шершавой, колючей метелью слепой мести и ненависти. - Не дождетесь, скоты! Всех переживу! Вы еще узнаете Ваську Молохова! Таким узнаете, что и дети, и внуки ваши по ночам кричать и в постель мочиться будут!"
Он сжал кулаки, не заметив, как в руке оказался оставленный Родионовым листок. Бумага, хрустнув, полностью исчезла в кулаке, лишь маленькие уголки торчали меж стиснутых, побелевших пальцев. В этот час во флигеле, окруженном великолепной, девственной природой, на столе, накрытом к мирной, домашней трапезе, и мощные кулаки, и сам зловещий текст на бумаге казались воплощением абсолютного зла, рожденного под сенью мира, изначально прекрасного и гармоничного, но с роковым упорством попираемого человеком, стремящимся превратить его в нескончаемую трагедию, где главные роли из века в век играют Золото и Смерть...
Глава восьмая
Анастасия Филипповна, подняв воротник роскошной шубы, осторожно сошла по ступенькам драмтеатра и огляделась. Ни Юры, ни машины, конечно же, не было. И быть не могло. Так как концерт закончился на полчаса часа раньше. Приехавших в город музыкантов, к сожалению, не миновала эпидемия гриппа. Но, несмотря на сокращенную программу выступлений, Родионова до сих пор ощущала себя пребывающей в ином мире, среди волнующих звуков и образов.
После откровенного разговора с дочерью, она решила остаться дома и никуда не ходить, но Наталья настояла, сказав, что вечер тоже хочет провести вне дома.
"Нам обоим нужна передышка, мамочка, - вспомнились ей сочувствующие глаза дочери. - Я приглашена в молодежное кафе, а ты сходи на концерт. А завтра, когда этот урод уедет на работу, мы целый день будем вместе. Я попрошу Лиду, она подменит меня в архиве. Тем более, я за нее два дня уже отработала."
Анастасия Филипповна еще раз оглядела быстро пустующую театральную площадь: кто-то уезжал на такси, за кем-то предусмотрительно заехали на машинах родственники или друзья, некоторые спешили на расположенную невдалеке автобусную остановку. Она, улыбаясь, вежливо отклоняла предложения знакомых подвезти ее. Ей захотелось просто пройти пешком несколько остановок, подышать свежим воздухом, посмотреть на ночной город. Она понимала, что обманывает себя, стараясь найти предлог, чтобы попозже вернуться домой. Сегодняшняя сцена еще стояла перед глазами и ее невозможно было изгнать из подсознания. Даже концерт, подаривший божественное наслаждение, оказался не в силах растворить этот черный, с запахом и цветом дегтя, тяжелый, неприятный осадок на душе. Она вынуждена была признать: Родионов стал ей настолько отвратителен и омерзителен, что находиться с ним под одной крышей, в одном доме, терпеть его присутствие, - становится невыносимо...
Занятая своими мыслями, она не заметила, как рядом мягко затормозила машина и вздрогнула, услышав сбоку приятный, с легким акцентом, мужской голос:
- Вы не боитесь одна гулять в такую пору по ночному городу?
Анастасия Филипповна резко повернулась, краем глаза успев охватить совершенно пустую улицу и оставшуюся позади театральную площадь, к этому моменту уже абсолютно безлюдную.
"Накаркал, стервец, - мысленно констатировала она, помянув Родионова. И с неожиданно пришедшими спокойствием и равнодушием подумала: - Интересно, только шубу снимут или еще подзатыльников надают?"
Видимо, ее мысли столь откровенно отразились на лице, что вышедший из машины мужчина от души рассмеялся. Они с интересом несколько секунд изучали друг друга. В его глазах полыхали озорные, дьявольские огоньки. И она, не отдавая себе отчета, повинуясь какому-то странному порыву, вдруг сказала, глядя ему прямо в глаза:
- В такую пору по ночному городу, конечно, гулять лучше вдвоем, но, порой, вторая половина настолько отвратительна, что одиночество воспринимаешь, как рай.
Даже если бы рядом разорвалась бомба, она не произвела бы столь ошеломляющее впечатление на незнакомца, как обращенные к нему ее откровенные слова. Он молча смотрел на нее, пребывая в крайнем изумлении. Все, что ему удалось узнать об этой женщине, совершенно не вписывалось в рамки ее теперешнего поведения. Наконец, справившись с эмоциями, он проговорил:
- Иногда стоит рискнуть, порвав с прошлым и попытаться начать все сначала.
- Я обязательно последую вашему совету. Дело за малым: где найти ориентир, от которого начать считать сначала.
" Боже мой! - с ужасом слушала она собственные слова. - Предлагаю себя, как последняя проститутка. - Но вдруг с удовлетворением подумала: Жаль, не видит и не слышит меня Родионов. Его бы инфаркт хватил!"
Она с откровенным вызовом взглянула на незнакомца. Он несколько смутился, но тотчас быстро обошел машину и призывно открыл дверцу. Улыбаясь, застыл выжидающе и проговорил:
- Вы еще не рискнули.
- Это вам так кажется, - усмехнулась она, садясь в машину.
"Ни черта себе оторва!" - мысленно, с изрядной долей восхищения, подумал мужчина.
"Ну и рога у тебя, Родионов, вырастут сегодня ночью! Над камином места не хватит!" - с мстительным злорадством подумала женщина.
Машина, сорвавшись с места, сверкающим фантомом рассекла ночь. Вырулив на широкий, как глиссада, проспект, с жадностью набросилась на покорно раскинувшуюся дорогу.
