С проведением железнодорожного пути через Белоярск до Сретенска, а позже - через Маньчжурию до Владивостока, в развитии города многое изменилось. Он стал крупнейшим транспортным узлом Забайкалья, получив контроль над двумя путями - на Амур и в Китай. Город расширялся и строился, постепенно прирастая жилыми и промышленными районами.

Во время революции здесь была создана своя Республика, а в двадцатых годах город стал столицей Дальневосточной Республики. До нынешнего времени с этой местностью связано немало загадок, относящихся преимущественно к тайнам так и не найденных кладов адмирала Колчака, атамана Семенова и барона Унгерна.

Теперь же за окнами машины виделся красивый, современный город, раскинувшийся в живописных долинах рек Читы и Ингоды, амфитеатром поднимающийся по отрогам хребта Черского.

Пассажиром "Волги" был начальник городского управления КГБ Малышев Роман Иванович - мужчина, чей возраст подошел к отметке полувекового юбилея. Высокий лоб пересекали две глубокие морщины. Такие же шли от крыльев носа к уголкам резко очерченных губ. Лицо Малышева казалось слегка удлинненным, но густые, с признаками седины, черные волосы почти скрадывали это впечатление. Самыми примечательными в его настоящем облике являлись глаза - одновременно умные, волевые, но с едва уловимым оттенком горечи и тоски. Подобное выражение нередко можно встретить у хищников, волею судьбы оказавшихся в тесных клетках и вольерах, с природной мудростью осознавших, что их статус сильных духом, но пленников - навсегда, до самой смерти.

В сущности, любой общественный строй и порожденные им государственные системы - те же клетки, в которых есть свои "львы", "зайцы", "гиены", свои "серпентарии".

Уже несколько месяцев Малышев жил с ощущением неминуемо надвигающейся катастрофы. Ему представлялось, что он находится в поезде, которым управляют враз сошедшие с ума обслуживающие его машинист, помощники и далее - начальники вокзалов, диспетчеры, смотрители, стрелочники. Не покидало предчувствие, что где-то впереди этот многотонный состав, на первый взгляд, прочно сцепленный и соединенный в пятнадцать вагонов, обязательно врежется в тупик, оканчивающийся чудовищным провалом, знаменующим собой конец света.

Роман Иванович гнал прочь подобные мысли, пытаясь найти им убедительные контраргументы. Но чем больше анализировал, сопоставлял и размышлял, тем зримее и отчетливее формировался в сознании образ несущегося к неизбежному крушению состава. И все можно было объяснить, ко всему приспособиться, если бы не одно "но": этот поезд олицетворял для Малышева его Родину - Советский Союз. Он сросся с его стальным каркасом, был намертво к нему припаян. Не только убеждениями, идеологией, десятилетиями службы, но, в первую очередь, ощущением себя, как частицы огромного и неделимого целого. Хотя "целое" уже скрипело, шаталось, угрожающе надламывалось, ослабленное разъедавшей его коррозией предательства, амбиций, жаждой славы и желанием бездарных "машинистов" прибыть к вокзалу Истории непременно по первому пути. А на вокзале, в нетерпении повизгивая, кликушествуя и кривляясь, уже стояли толпы "встречающих", готовые под улюлюканье и свист закидать прибывающий состав отнюдь не цветами, а комьями грязи. Толпа выла и неиствовствала, жадно предвкушая кровавый, роковой финал.

Малышеву на память пришли некогда прочитанные строки:

"Еще ложатся на уста слова любви.

И дышит миром ночь. Покой и сон окрест...

Но поутру родятся Храмы-на-крови,

И кто-то снова, восходя, возьмет свой крест..."

" До каких пор нас из огня в полынью кидать будет? - думал он с досадой. - Испокон века в раскорячку стоим, между Западом и Востоком. За столько лет никак определиться не можем. Запад нас никогда за равных не признает. Бояться будет, уважать - нет. Мы для него - варвары, были, есть и останемся. Блок правильно подметил: "как послушные холопы" держим щит между Западом и Востоком. Сколько раз этот "щит" спасал и тех, и других.

Почему же сами себя не ценим, не любим? Как бездомные собаки, все норовим к какому-нибудь подворью прибиться, кусок с барского стола выпросить. И страшными становимся, когда нас по башке как следует вдарят и пена кровавая с клыков закапает. Тут мы разом память обретаем: и поле Куликово, и Бородино, и прорыв Брусиловский, и Сталинград... В махании палицей равных нам нет. Франция - вином славится, Италия - макаронами, Голландия - цветами и коровами, - все вроде делом заняты. Мы, как на вокзале, от поезда до поезда время пересиживаем - от войны до войны. Только от одних отмахались, глядь - другие на очереди. Чего они все прутся-то сюда?! Но и мы без войны уже не можем - как зараза в крови.

Спрашивается, в Афганистан какого черта полезли? Они там до сих пор деревянной сохой пахали - и счастливы были. А мы им решили социализм на чалмы - с вертушек и из стволов. Заигрались "рулевые"! - Он мысленно крепко выругался. - Некогда им сесть и спокойно учебник истории почитать, для девятого класса. А ситуация сейчас, как накануне первой русской революции, после поражения России в русско-японской войне. Это первая ласточка была крушения Великой империи... Бросить бы все к чертовой матери и на пенсию! подумал раздраженно. - Надоело! Вот закончим "дело Свиридова" и уйду."

Приехав в управление и пройдя в кабинет, Малышев вызвал Стрельцова.

- Присаживайтесь, Владимир Александрович, - пригласил он вошедшего.

Это был темноволосый, чуть выше среднего роста, тридцатипятилетний мужчина, в чертах лица которого просматривались гены не только издавна поселившихся в этих краях переселенцев из средней полосы России, но и местных народностей.

Группа Стрельцова всего два дня занималась расследованием преступления, где наряду с откровенной уголовщиной, выявились обстоятельства, заинтересовавшие и их ведомство. Главными были два аспекта: первый - упоминание в материалах дела о большой сумме в валюте, второй личность подозреваемого в убийстве.

- Что нового по "делу Свиридова"? - хмуро спросил Роман Иванович.

Стрельцов открыл принесенную с собой папку:

- Портрет подозреваемого, реконструированный по снимкам с места происшествия, был предъявлен работникам аэропорта. Некоторые подтвердили, что видели похожего человека 25 февраля в промежутке между 16 и 16.30. На это время приходится рейс из Ашхабада. Мы проверяем списки пассажиров. В Туркмению вылетел Казанцев, чтобы на месте встретиться с членами экипажа, которые сейчас работают на другом направлении.