Сейчас, сидя в машине рядом с дачей умершего командующего, Илья вдруг подумал о том, что все в нашей жизни, наверное, изначально кем-то выверено и люди, по большому счету, вряд ли в состоянии изменить этот порядок. Взять хотя бы Громова.
Казалось, он все сделал, чтобы его семья никогда не породнилась с Артемьевыми. Но Филиппа Захаровича давно нет в живых, а они, Илья и Наташа, две веточки двух семей, вот здесь, сейчас, рядом с дачей, где однажды Громов наотрез отказал Олегу Артемьеву в женитьбе на Анастасии. Он отказал, но кто-то более мудрый и наверняка могущественный только посмеялся над ним и... просто перевернул страницы уже написанной задолго до Громова Книги судеб.
Илья вышел из машины, с удовольствием вдыхая свежий, весенний воздух, в котором - какое счастье! - не ощущались раздражающие и успевшие надоесть до сметрельной тоски и муки, запахи дезрастворов, лекарственных препаратов, лабораторных реактивов, насквозь пропитавших атмосферу Белоярска, въевшихся в его дороги, улицы, дома и людей. Он приоткрыл калитку и вошел. По длинной, обсаженной кустами роз, аллее медленно пошел по направлению к дому. Взойдя на широкое крыльцо открытой, опоясанной резной балюстрадой, веранды, остановился и прислушался. Заходить в сам в дом почему-то не хотелось. Илья сделал несколько шагов к распахнутой двери и негромко позвал:
- Хозяйка, водички напиться не дадите?
Ответом ему была тишина, в которую, как ленты в косы, вплетались ярко звонкие, крикливые и радостные голоса птиц. Он шагнул за порог, привыкая глазами к погруженному во мрак большому холлу, из которого наверх вела неширокая, но удобная винтовая лестница.
- Наташа, - второй раз окликнул ее Артемьев и, вновь не услышав ответа, почувствовал, как сердце гулко забилось в неосознанной тревоге. Что за чертовщина? - пробурчал он, мельком проверяя помещения на первом этаже.
Не обнаружив Натальи, с некоторой опаской и осторожностью стал подниматься на второй этаж, помня о том, что во время недавних уличных беспорядков в Белоярске, многочисленные дачи жителей, расположенные в пригороде, подверглись настоящему нашествию мародеров. Немало дач после разгрома было сожжено или варварски разрушено.
Поднявшись на второй этаж, Илья услышал едва различимый звук и поначалу не смог определить - не только откуда он доносится, но и что вообще может собой означать. Создавалось впечатление, будто где-то в комнатах то ли скулит потерявшийся щенок, то ли смеется маленький ребенок. Илья начал открывать подряд все двери. Наконец, в одной из комнат он увидел сидящую ко входу спиной Наталью, чьи плечи тряслись мелкой дрожью. Он резко распахнул дверь, опасаясь ловушки. Но за ней его никто не ждал - ни с топором, ни с ломом. В комнате Наташа находилась одна. При его решительном вторжении она круто развернулась и он с изумлением увидел ее сияющие, невыразимо счастливые, глаза. Она держала в руке кусок обгоревшего материала - вероятно, когда-то это являлось рукавом джинсовой рубашки. Вытянув его в направлении Ильи, она с победоносным выражением на лице, смеясь сквозь слезы, проговорила:
- Он - живой! Эту рубашку я подарила ему перед тем, как мы расстались. - И вдруг, сорвавшись с места, подскочила к Артемьеву. С недюжинной силой сжав его, проорала в самое ухо: - Илюшка, он приходил сюда!!!
Илья инстинктивно шарахнулся, потирая враз оглохшее ухо. Но Наташа ни в какую не желала его отпускать, кружа и волоча, как куклу-марионетку, по комнате.
- Натаха! - не выдержав, взмолился он, - Я понял, что Сережа живой. Но ты на радостях рискуешь меня придушить. Я уже хриплю... - И вполне натурально изобразил предсмертный хрип.
Лишь после этого она смилостивилась и отпустила его, по-прежнему прижимая к себе обгоревшую, в заскорузлых черно-бурых пятнах, тряпицу и расстаться с ней она не смогла бы, наверное, и под страхом смертной казни.
Спустя время, когда Илья загнал в гараж машину, принес сумки с провизией и Наталья, отхлопотав в кухне, приготовила , по сути, уже обед, они вдвоем сели за стол. Она была непривычно возбуждена и переполнена кипевшей в ней энергией, казалось, разбрызгивая в окружающее ее пространство невидимые, но искрящиеся счастьем и весельем, животворящие искорки. Илья с непроходящнй улыбкой наблюдал за ней, то и дело подкладывая Наташе в тарелку еду, которую она, к его радости, поглощала в огромном количестве, чего за последние дни невозможно было и представить.
Она - то без умолку тараторила, а то внезапно на ее глазах вдруг появлялись слезы и сестра на мгновение замирала, прислушиваясь к себе, словно проверяя и боясь поверить, что случившееся открытие - реально и существует на самом деле. Наконец, она устала...
Подперев голову рукой, долго смотрела на Илью, но в тоже время как бы его не замечая и думая о чем-то своем. На губах ее блуждала улыбка человека, до дна испившего чашу страданий и бед и неожиданно в награду получившего райские, обетованные края, по которым в данным момент и путешествующего.
- Натаха, - окликнул ее Илья, - сделай, пожалуйста, лицо попроще, а то я боюсь, что обратно нормальной тебя не довезу.
Она, очнувшись, не понимая, посмотрела на него. Он повторил свою фразу и она весело рассмеялась.
- Илюха, а с чего ты взял, что я куда-то поеду? У меня дежурство только через двое суток. - Она взглянула виновато: - Илюшенька, родной, я все знаю и все понимаю. Там тяжело, там - чума, смерть и больные люди. И лишние руки сейчас нигде и никому не помешают. Но я хочу дождаться Сережу и увидеть его. Илюша... - она не договорила и заплакала.
- Оставайся конечно. Но... вдруг он не вернется сюда больше, Наташа? как можно мягче спросил Артемьев.
- Он должен вернуться, - убежденно проговорила она. - Еще на Оленгуе, когда поняла, что его будут конвоировать в Белоярск, я рассказала ему про эту дачу, чтобы в случае чего он ее использовал. Если бы Сережа ушел насовсем, он бы обязательно оставил для меня письмо в зараннее нами обговоренном месте. Но письма нет, я проверяла. Значит, он вернется.
Поймав его укоризненный взгляд и догадавшись, какие именно чувства в данный момент испытывает Илья, Наташа поднялась, обошла большой, круглый стол и, придвинув стул, села, обняв Илью и прижавшись щекой к его плечу.
