Передние ряды, подталкиваемые серединой и краем, заволновались, напирая на стоявшую в оцеплении милицию. Напор нарастал и усиливался. Стражам порядка, чтобы сдержать толпу, пришлось, естественно, применить силу. И искра вспыхнула... Справедливости ради стоит сказать, что первым в воздухе просвистело все-таки "оружие пролетариата", а уж затем в ход пошло разом все, что относится к экипировке и атрибутике русской народной забавы под названием "рукопашный бой", имееющей обыкновение плавно перетекать в процесс, метко охарактиризованный еще А. С. Пушкиным, как "бессмысленный, беспощадный" и пр. Одним словом, спустя час с небольшим, в стационарах Белоярска, что называется, "на лицах" проявилась стойкая тенденция к перевыполнению плана по койко-дням. А "скорые" все подвозили и подвозили пострадавших...
К четырем часам дня подуставший в кулачных боях народ обуяла жажда и на горотдел незамедлительно рухнул обвал звонков о начале погромов в вино-водочных магазинах. Пил народ с огромным воодушевлением, по накалу и страстям намного превосходившим тот, с которым раз в четыре года встречались и в последующем претворялись в жизнь решения очередного съезда партии. "Приняв на грудь", народ на неопределенное время сосредоточился и задумался. В его загадочной душе, как не раз уже бывало, всколыхнулись единство и борьба противоположностей, верной дорогой приведшие к другой русской забаве, с традиционными на протяжении многих веков вопросами: "Что делить?" и "Кого бить?". Вообщем, в Белоярске "процесс пошел"!
... Иволгин не успел войти в кабинет, как на пороге возник возбужденный Приходько.
- Петр Андреевич, взяли! - радостно гаркнул он, поправляя сползшую со лба повязку и непроизвольно при этом морщась.
- Игорь, ты почему не в больнице? - строго посмотрел на него майор.
- Петр Андреевич, - не унимался тот, - да успею я еще належаться! Взяли их, слышите, взяли!
Иволгин недовольно покачал головой, но, махнув рукой, произнес:
- Ладно, потом выбью тебе отгулы у Завьялова... Где там эта банда?
- Выгружаются, сейчас здесь будут. Знаете, кто у них за главного? Лопатник!
- Лукиновский приближенный? - не мог скрыть своего удивления майор. Значит, это они раздухарились? Ну-ну... - протянул он тоном, не сулящим ничего хорошего. - Давай его первым.
Приходько мгновенно ретировался. Едва он вышел, как дверь вновь открылась и в кабинет вошел усталый Добровольский. Он попытался улыбнуться:
- Разрешите, ваше благородие, Госпожа удача?
- На лирику потянуло? - буркнул майор. - Присаживайся. - Заметив ссадины на лице, уже мягче поинтересовался: - Как здоровье?
В глазах Добровольского мелькнули веселые искорки, но он на манер салонной бырышни кротко потупил взор, скороговоркой заметив:
- Гемоглобин - сто тридцать, давление - сто двадцать на восемьдесят, в моче сахара нет. Предлежание - головное и вообще: беременность протекает нормально.
- Да-а... - сочувственно протянул Иволгин, - не слабо, видать, "гегемон" к твоей башке приложился.
Алексей рассмеялся, готовый ответить на колкость, но в кабинет Иволгина ввалилась целая делегация из оперативников, омоновцев и задержанного. Последний, здоровый и плечистый парень лет двадцати двух-трех, еще пытался сохранить марку и держаться с вызовом. Правда, попытка эта ему давалась с трудом, учитывая свежий, во всю левую скулу и закрывший глаз, кровоподтек.
- Батюшки святы! - всплеснул растопыренными пальцами Добровольский. Ну чисто "хохлома", а конкретно - "палех"!
Парень криво усмехнулся, но промолчал.
- Сопротивление при аресте, надо полагать? - подходя, осведомился Иволгин и вопросительно взглянул на омоновцев.
- Было маленько, - пожав плечами, ответил один из них.
- Не круто ли?
- Да вы что, товарищ майор! - изумленно воскликнул омонец. - Вы про это, что ли? - он кивнул на лицо парня. - Так это он сам! Нечаянно в автобусе при транспортировке на поручень налетал...
- Что значит, "налетал"? - удивился Петр Андреевич.
Тот с готовностью принялся объяснять:
- Эти деятели на окраинах орудовали. Агитаторы гребанные! Мы их, в полном смысле, повязали. А дороги там сами знаете какие, на окраинах-то: кочки, асфальт разбитый, сплошные рытвины и ямы. Колеса автобуса ка-а-ак ухнут в яму, он, бедняга, ка-а-ак приложится морд..., то есть, лицом об поручень. Мы его уже и поддерживали бережно, и самого просили поаккуратней быть, но... - он обреченно развел руками: - ...ямы, будь они неладны, товарищ майор! Думали, и не довезем живым, - омоновец смотрел на Иволгина васильковыми, удивительно честными и виноватыми, глазами.
Петр Андреевич хмыкнул и повернулся к задержанному с кислым выражением лица:
- Что ж, ты, Славик, окраины-то выбрал? Видишь, как получилось... неудобно.
- В цетре своих героев хватало, - ехидно засмеялся Лопатник, бросая красноречивый взгляд на Приходько и Добровольского.
- Товарищ майор, а не свозить ли его на следственный эксперимент по "старой белоярской дороге" ? - задумчиво поинтересовался Алексей.
Омоновцы с готовностью подобрались, однако Лопатник, надо отдать ему должное, встретил предложение спокойно, лишь слегка повел крутыми плечами да сжал в пудовые кулаки скованные "браслетами" руки.
- Ладно, - Иволгин прошел к столу и сел. - Будем считать счет один-один. Вы, ребята, свободны, - он кивнул омоновцам. - Спасибо.
В кабинете остались четверо: Иволгин, Добровольский, Приходько и Лопатник, а в миру - Вячеслав Сергеевич Лопатовский. Несколько минут стояла тишина, в течение которой майор внимательно изучал текст поданной Игорем листовки, немало экземпляров которых были изъяты у Лопатовского и его команды при задержании. На белой, отличного качества, бумаге, крупным шрифтом, с выделениями в соответствующих местах, был набран текст следующего содержания:
"Дорогие Россияне!
Пришел час, когда мы все должны сказать твердое и решительное "нет!" душителям свободы и демократии. Всем тем, кто прикрываясь словами о благе и защите нашего многострадального Отечества, а на деле являясь последователями сталинско-бериевских палачей, пытается сегодня повернуть историю вспять. Не выйдет!
