Из письма Е. А. Карамзиной к сыну Андрею узнаём, что "после истории о Пушкиным д'Аршиака заставали уехать, отослали в Париж в качестве курьера".
Из этих строк можно понять, что хотя отъезд д'Аршиака и был вроде бы естественным, всё-таки он был неприятен и нежелателен для него, и события пошли скорее, чем можно было предполагать. После отъезда он более не вернулся в Россию.
Судя по характеристике, данной д'Аршиаку людьми, знавшими его, этот человек никак не вписывался в компанию подлецов и убийц, каковыми были Геккерены. Но поскольку он оказался доверенным лицом этих людей и постоянно вращался в кругу иностранцев, то он и знал намного больше любого русского. И его внезапная смерть вскоре после приезда во Францию наталкивает на мысль: заговорщики убрали свидетеля кровавых событий в Петербурге.
Следующей жертвой стала Е. Н. Гончарова. В те ноябрьские дни 1836 года 27-летняя девушка бездумно доверилась двум бандитам, но именно тогда ей был подписан смертный приговор, приведение, в исполнение которого несчастная женщина ждала терпеливо и покорно шесть лет до 1843 г.
То, что Екатерина (Катрин - по западному образцу) была тягостным и ненужным балластом для международных авантюристов, - несомненно. Избавление от неё было делом времени. Как всегда лицемерными были слова Геккерена (из письма Нессельроде) после свадьбы "сына" о том, что Дантес браком, дескать, "закабалил себя на всю жизнь". Только приличие (а оно всегда характеризовало до определённой черты двух масонов) и "заслуги" Катрин, выручившей бандитов в критическую для них минуту, на несколько лет продлили её пребывание в этом мире. Кроме того, Геккерены с нетерпением ждали появления на свет наследника для Дантеса, а у жены как назло, рождались только девочки (три подряд) и один мёртвый мальчик. И когда пятая беременность завершилась рождением здорового мальчика, Катрин, не вставая с постели после родов, умерла.
Операция по уничтожению Е. Н. Гончаровой по своей сложности не шла ни в какое сравнение с петербургским антипушкинским заговором: теперь убийцам было значительно легче в им практически никто и ничто не могло помешать. Дело происходило в Сульце. В глухом провинциальном городке на севере Франции, где Дантесы жили в доме - "деревенском замке" - Жозефа Дантеса-отца и на ферме - типа современной дачи - близ Сульца, принадлежали только Дантесу-сыну и его жене, но тем не менее операция была проведена со всеми предосторожностями.
И опять - уже в который раз - хотелось бы заглянуть в душу Дантеса. Он снова оказался в подчинённой роли и должен был наблюдать, как будут убивать его жену, мать его детей, с которой будем думать, он всё же, несмотря на тягость вынужденного брака, сблизился за шесть лет. Но это была последняя жертва, впереди его ожидали обещанные награды.
Смерть для приговорённой (и на этот раз!) была выбрана самая естественная - от "тяжелых" родов. (Катрин ничем другим не занималась эти шесть лет, как только произведением на свет потомства). Операцией руководил всё тот же Геккерен, хотя он и находился в те дни в Вене, где к тому времени получил место посланника. Он лично следил за ходом болезни "невестки", получая ежедневно письменные сообщения от домашнего врача Дантесов доктора Веста. Тот же Геккерен взял на себя миссию информировать Гончаровых о происходящем в Сульце. Дантесу, по словам голландца, это делать было тяжело: так он страдал из-за внезапной болезни жены. Письма Геккерена в Россию короткие, и в них преобладает две темы: "тяжёлые и мучительные роды" Катрин и требование к Д. Н. Гончарову о выплате им денежного долга Дантесам. Последний мотив, порой доходящий до наглости, характерен, кстати, для всей шестилетней переписки между Сульцем и Полотняным заводом, где жил глава семейства Гончаровых.
Трудно, а может быть и невозможно восставить истинную картину событий, происходивших в октябре 1843 г. в затерянном среди лесов и гор Эльзаса городке. Для будущих исследователей этой очередной кровавой страницы жизни и деятельности Геккеренов отметим следующие обстоятельства.
Трудными родами обычно бывают первые, пятые же - значительно реже, тем более, что четверо предыдущих ничем не осложнялись и никак не повлияли на здоровье роженицы. Умершей было всего 34 года и накануне родов её "весёлой и здоровой" видел брат Иван Николаевич. Род Гончаровых отличался завидным долголетием, женщины рожали детей - кто сколько хотел.
"Смерть жены как будто развязала руки Дантесу", - так завершают свой рассказ о печальной судьбе Е. Н. Гончаровой И. Ободовская и М. Дементьев. Последняя связь с прошлым была разорвана, и Дантес мог теперь беспрепятственно и без оглядки назад не только возобновить лёгкую и беззаботною жизнь, на которую способен только француз, но и окрасить её новыми красками. Его путь лежал в Париж.
Удивительна, если не принимать во внимание заслуги Дантеса перед масонами, и совсем не удивительна, если это принять во внимание, дальнейшая судьба Дантеса. "В 1845-70 гг., - пишет в своей статье о Дантесе В. С. Нечаева, - убийца Пушкина являлся не только заметной величиной в политических и дипломатических кругах Франции, но делает блестящую карьеру: член Генерального Совета Верхнего Рейна, он был избран народным представителем в Национальное, а затем и Учредительное собрание, где имел значительный вес. При водворении империи, которой он сильно способствует, Луи-Наполеон облекает его тайной миссией ко дворам Вены, Берлина и Петербурга. Сорока лет от роду он уже сенатор и играет крупную роль в дипломатическом мире, председатель Генерального Совета Верхнего Рейна, командор Ордена Почетного Легиона, он становится во главе целого ряда промышленных предприятий, железнодорожных компаний, кредитных банков и страховых обществ. Одно перечисление различных родов его деятельности и успехов говорит о каком-то незаурядном даровании, заключённом в его личности. Если действительно в пору его молодости Дантес был только пустым и хамоватым поручиком, то откуда в нём позднее эта кипучая деятельность, ведущая его от одного успеха к другому?".
Время жертвенных посевов прошло - настало время пожинать плоды. Но и на этом не заканчивается история борьбы двух иностранных масонов с Пушкиным и его тенью. Спустя годы очередной жертвой Геккерена и Дантеса стала дочь последнего - Леони. Она единственная из Дантесов выучила русский язык, выросла русофилкой, страстной поклонницей Пушкина, которого читала в подлиннике.
Дантесу это было неприятно, а может быть она прознала о кое-каких тайнах отца, и он заточил её в сумасшедший дом, где она и скончалась. Другого ребенка Дантесов, сына Луи-Жозефа, "дедушка" Луи Геккерен лишил наследства.
Могла быть и ещё одна жертва. В январе 1841 г. на охоте был ранен сам Дантес. "Мой муж, - писала Катрин брату, - чуть не был убит на охоте лесником, ружьё которого выстрелило в четырёх шагах от него, пуля попала в левую руку и раздробила кость ". (Левая рука, как заветный талисман, вот уже во второй раз приняла на себя всю тяжесть выстрела). "Что это? - спрашивают комментаторы этого письма И. Ободовская и. М. Дементьев. - Случайный выстрел? Так ли всё это было на самом деле, не скрыл ли что-нибудь от жены Дантес?" Из других писем Катрин явствует, что поправлялся, Дантес после ранения очень долго, и врачи не отходили от него ни днём, ни ночью...". Вряд ли дело обошлось только рукой.
О леснике и его дальнейшей участи Екатерина Николаевна ничего не пишет. А может быть, и не было никакого лесника? На счёт покушения на Дантеса (будем называть так выстрел ружья лесника) могут быть высказаны две версии. Во-первых, случай на охоте мог быть мерой воздействия на Дантеса со стороны его друзей (не исключая Геккерена). Может быть, француз устал жить в неволе, с навязанной ему женой, вдали от света, потеряв надежду когда-либо получить плату за все услуги, оказанные им этим "друзьям". Не исключено также, что он был против будущего убийства Катрин. Другая версия: в те времена в окрестностях Сульца, где происходила эта охота, находился и долгое время охотился друг Пушкина С. А. Соболевский, выдававший себя "то за камергера российского императора, то за князя и гвардии полковника" . Не его ли рук это дело? Не его ли "лесник" выстрелил в Дантеса? Но тогда это не покушение, а несостоявшаяся месть Дантесу.
