Коршун кликнул в небе, он-то избежал встречи с тучей-вороном. Его зоркий взор следовал за всадником давно, когда лучи Ра ещё не прервались, закрытые могучими чёрными облаками. Суровые лица воинов, бронзовые от костров, повернулись в сторону всадника и молча, почтительно кивали. Из малых шатров и из-под палантинов выходили ещё воины, и тоже никто не издал восклицания, никто не окликнул всадника, никто его не остановил. Четверо богатырей у алого шатра не спросили спешившегося всадника ни о чём и расступились перед ним. Саррас Бедавер, сказав коню «жди», шагнул на богатые ковры. Внутри его встретили двое.

Одна женщина была невыносимо красива. Другая – невыносимо уродлива. Мало найдётся слов, чтобы описать красоту первой и нет смысла вслух перечислять уродливости второй. Невыносимо красивую звали Сапфир, была она царевной, а непередаваемо уродливую называли Береста, и все знали, что она колдунья, хотя зачем она и откуда, известно не было, а имелось большое подозрение, что неизвестно зачем и неизвестно откуда. Платье колдуньи сверкало золотым и бисровым шитьём, а голову, скрывая волосы, полностью покрывала, спускаясь по плечам, спине и груди до пояса, багряная шаль. Белое же платье царевны украшали лишь несколько красных нитей, а четыре пшеничные косы вершила кика. Тёмные с сапфировой искрой очи царевны смотрели неприветливо, сверлящий же взор красноватых игл Бересты покрывался поволокой радушия. Всадник наклонил голову перед царевной, на колдунью лишь прищурил правый глаз.

– Ты опоздал, витязь! Я жду тебя вторую седьмицу, – Сапфир не ответила на поклон даже кивком.

– Разве я обещал приехать? – удивился Бедавер. – Да и были у меня заботы…

– Не спорь с ним, – шепнула в спину царевны Береста.

– Не обещал, – согласилась Сапфир, – но ведь я ждала…

– Я знаю, – зрачки Сарраса потеплели. – Хочу поговорить с тобой. Но только с тобой, – он прищурил на Бересту левый глаз.

Колдунья молча вышла из шатра, а царевна впилась в мужские губы поцелуем до крови.

Береста подняла лицо к небу, подставила под струи воды. Ливень загнал всех под навесы, и никто не видел, как к колдунье приковылял нахохлившийся коршун.

– Как он смог добраться?! Рассказывай! – проклекотала ему Береста. – Почему никто его не смог остановить?

– Он убил их всех, – ответил коршун.

…Вода в Нерли поднялась, и Бедавер брёл по колено, мимо Столпа Покрова. Такой путь подсказало ему чутьё и не подвело. Спутники непонятно отстали, а дорожка через лес стала слишком узкой, весьма подходящей для засады. Кряжец беспокойно шевелил ушами. Бедавер решил не попадать врасплох и повернул коня на опушку, с которой виден был купол и крест-звезда Покрова. А половодье-то пригодилось! Братья-рыцари лишились помощи, первостепенной помощи, ведь в воде они не могли начертить на земной поверхности фигуру из слов «зумзеаз», встать в его центр и прочитать это слово в обе стороны. А слово сие помогало ловить ведьм, хотя братья хотели совсем не ловить, но подчинять. И подчиняли.

Знобящей была схватка! Скоротечной. Брызги и искры, крики и хрипы. И Саррас зарубил одного из братьев, Балина или Балана, он не знал. Второй брат закричал дико, но бросился не к поверженному телу, а к берегу, где и взялся чертить слово страшное, слово заговорное. И почти уже начертил, да волна забурлила у самого Столпа, кинулась к берегу и смысла знаки с сырой земли. Рыжий конь унёс в синие леса выжившего брата. Вот тогда-то Бедавер и убил одного за другим своих спутников, затаившихся в чащобе. Предателей…

…Да, убил. А теперь Саррас, покинув царевну, идёт дорогой – тёмным лесом к волхву, а и недолго – тёмный лес закончился. Открылись громадные ступени скал, поросших пятнами мха, каждое величиной с кустарник. По ступеням скачет тревожный ветерок, предупреждает об опасности.

– Ну, что? – спрашивает Бедавер коня.

– Залезай в седло, – отвечает Кряжец.

– Может, обойдём? – спрашивает Бедавер.

– Что ли я умный… – отвечает Кряжец.

– Вперёд! – витязь садится в седло.

И уже до вершины остаётся всего одна ступень. Но сей миг, вершина – огромный камень оживает! Каменный великан выше обычной колокольни и каменная дубина в его остроугольных лапах, немногим меньше.

– Куда собралися? – у великана писклявый тонюсенький голос.

– На кудыкину гору! – жизнерадостно осклабился Кряжец, а витязь усмехнулся находчивости коня.

– Гы!! – восторженно, до звона, запищал великан. – Считай, пришли. Я Кудыка и есть.

– Ты нас извини, Кряжец поскоморошничал. Мы дальше идём, – сказал Бедавер.

– Оплати подорожную и иди. Хошь один, хошь со своим ишаком.

– Во как! – изумился Кряжец, но витязь решил не заострять внимания на хамовитости великана и спросил: – И во сколько подорожную ценишь?

– А попляши день да ночь мне на забаву и ползи себе, – Кудыка развеселился. – Коли ползти сможешь.

– Унижает? – предположил Кряжец.

– Оскорбляет, – заверил Бедавер.

– Каменоломню соорудим? – спросил конь.

– Придётся, – ответил витязь.

Великан, послушав переговоры коня и витязя, хрястнул по ним своей каменной дубиной. Не попал. Саданул ещё раз-другой и опять промазал. Жизнеподъёмный настрой Кудыки сильно уменьшился, и каменное чудище принялось молотить по скалам, что твой смерд по ржаным стеблям. «А как попадёт?!» – разумно обеспокоился Кряжец. «Разделяться надо!» – крикнул Бедавер. Конь поскакал в одну сторону, витязь побежал в другую. Каменная детина не умел думать двумя мыслями одновременно, потому принялся долбасить по всему подряд и так увлёкся, что забыл, зачем он это делает. Саррас и Кряжец уже давно соединились и стояли себе скромно в сторонке, любознательно наблюдая за работой великана. «Ой, дурак…,» – только и сказал конь. Наконец, Каменный забияка устал, что подтвердили посыпавшийся с него мелкий щебень и крупный песок.

– Уф-ф-ф, – сказал детина и от обиды заплакал скальной смолой мумиё.

– Дитя натешилось… – ехидно ржанул конь.

– Рано радуешься, – витязь показал на полузаваленное ущелье, груды битых камней в котором зашевелились.

– Нянька!! – завопил Кудыка.

– Это ещё не страх был, страх сей час появляется, – понял Бедавер.

Битые камни перестали шевелиться, но посыпались во все стороны. Кошачьим прыжком на уцелевший валун взлетела железная раскоряка величиной с зубра, с мордой человека и собаки. Волосы её развевались проволоками-змеями, за спиной – крылья летучих мышей невероятных размеров, а в лапах-руках плетённый железный кнут. «Пещерная Рана!» – даже Саррасу стало нехорошо. И было почему. Эринии – злые демоны, настолько злые и опасные, что сами себя боятся. Они бывшие женщины, душам которых были нанесены страшные раны. Железная раскоряка не кинулась на витязя и коня, а прыгнула к каменному дурню.

– Обидели масенького? – ласковым скрежетом спросила она.

– А-а-а! Плохие! – пожаловался недотыкомка.

– Зачем вы так? – с укоризной повернулась к путникам Рана. Кряжец хотел было вякнуть какое-нибудь ехидство, но Бедавер не больно, но ощутимо двинул ему промеж ушей. И пояснил сам: – Прости нас покорно, погорячились. Не подумали, что великан мал умом.

– Сирота, – вздохнула лязгом Рана. – Я-то, что смогла сделала, да видно поздно взялась. Чем вы его обидели?

– Подорожную требовал! – наябедничал конь.

– Ну и что? – удивилась Рана. – Требование честное, не хотите платить – можете обойти горы. Глядишь, за дюжину дней и ночей управитесь.

– На то времени нет, – честно ответил витязь. – А подорожную плату Кудыка уж очень унизительную потребовал, день и ночь ему на забаву плясать!

В железной зверюге что-то забренчало, словно подковы в пустом ведре. Так она смеялась. – Экий забавник! – одобрила Рана. – Малой, чего поделаешь. И всё же, оплатить подорожную придётся.

– А то что?! – запальчиво спросил конь.

– А то обчество пополнишь, – ответила Рана и указала на открывшееся дно ущелья, сплошь усеянное человечьими и лошадиными костьми да черепами. Наглость коня сразу поумерилась.