- В каком смысле?
- Исключительно в медицинском. У вас усталый вид, вам надо отдохнуть.
- Увы, - вздохнул Сычев, - техника включилась. Нами управляют высшие силы.
Вспыхнули перекальные лампы, до предела залив мастерскую слепящим светом. В раскрытом окне возник телескопический глаз объектива. Вторая камера въехала на колесиках прямо в строй ветеранов. Мы расступились, освобождая ей главное место. Телескопический глаз медленно вращался, нащупывая цель, и остановился на Вартане Харабадзе.
- В прошлом году меня снимали на телевидении, это была пытка, пробовал сопротивляться Вартан Тигранович, ища поддержки у полковника Шургина, но тот лишь плечами пожал: надо, Вартан, надо.
- Мы вас пытать не будем, тут не студия. Внимание, начали! - Аркадий Сычев взмахнул микрофоном, оказавшимся в его руке. - Дублей не делаем. Если получатся накладки, будем убирать их в монтаже.
Рядовой Аркадий Сычев. Внимание, начинаем очередной выпуск телевизионного журнала "Ветеран". Мы ведем прямой репортаж из мастерской народного художника, командира первого батальона 122-й Стрелковой Дновской бригады Сергея Андреевича Мартынова, где собрались все сорок четыре ветерана, приехавшие на нашу встречу. Сергей Мартынов написал картину "Бой за станцию Дно", вокруг которой разгорелась оживленная творческая дискуссия. В этот момент к нам явился майор медицинской службы Вартан Тигранович Харабадзе, начальник медсанбата нашей бригады, который врачевал наши раны в годы войны. Вартан Тигранович, вы хотели рассказать о проделанной вами работе.
Майор Вартан Харабадзе. Товарищ полковник. Товарищи ветераны. Докладываю. Мною осмотрены 42 ветерана нашей бригады из 44. Результаты осмотра личного состава 122-й Стрелковой Дновской бригады таковы:
недостает семи конечностей и трех органов зрения, тогда как с повязкой ходит один человек. Это говорит о высокой технике глазного протезирования в нашей стране, достигнутой за последнее время;
кроме того, зафиксировано и осмотрено 65 пулевых и осколочных ранений, в среднем по полторы раны на каждого ветерана. Раны находятся в удовлетворительном состоянии. Открытых ран и свищей не обнаружено, это свидетельствует о том, что 40 лет назад мы поработали неплохо над этими ранами;
а также в мирные годы личный состав бригады заработал 14 инфарктов, 6 инсультов, 3 язвы, 17 радикулитов, 2 психоза и один корсаковский синдром.
Это все, что я могу доложить вам, не нарушая врачебной этики. Вывод 122-я Стрелковая Дновская бригада находится в отличном физическом и моральном состоянии и готова к выполнению заданий Родины. Докладывал майор Харабадзе.
Рядовой Сычев. Спасибо, товарищ майор, это впечатляющая статистика. Попросим нашего командира полковника Шургина прокомментировать этот доклад.
Полковник Шургин. Я не сомневался в моих верных солдатах и подтверждаю: мы готовы к выполнению задания родины по... (запнулся было, выбирая наиболее приемлемый тип задания, но не настолько, чтобы поперхнуться, и заключил бодро) - по защите мира во всем мире.
Рядовой Сычев. Спасибо, товарищ полковник. Вы что-то хотели сказать, Вартан Тигранович?
Майор Харабадзе. Хотел задать вам вопрос, товарищ Сычев. Вы сейчас в атаке?
Рядовой Сычев. Всегда и везде.
Майор Харабадзе. А вы, товарищ полковник?
Полковник Шургин. Кхе-кхе. Я старый солдат. В атаке до последнего вздоха.
Майор Харабадзе. Что скажете вы, товарищи ветераны?
- Нам покоя не видать.
- Куда пошлют, туда мы и топаем.
- Как двинулись в атаку сорок лет назад, до сих пор остановиться не можем.
- А куда нам деваться?
Наташа Веселовская, рядовая, необученная (заявляет бесстрашно). Я тоже в атаке. С утра до ночи.
Майор Харабадзе. А теперь посмотрите на эту картину. Ветераны сто двадцать второй идут в атаку. Это же мы с вами. У каждого из нас в жизни была или есть своя станция Дно, которую мы атакуем и берем в штыки. Какая сильная и смелая кисть. Непосредственность мысли и свободное владение пространством. Наивность и мудрость. Товарищ Мартынов, я поздравляю вас с крупной творческой удачей. Мы не должны допустить, чтобы эта стена была снесена.
Капитан Сергей Мартынов благодарит майора Вартана Харабадзе. Они обмениваются рукопожатием, зафиксированным крупным планом.
Полковник Шургин (задумчиво). Вот ты как трактуешь, майор. Под первым слоем, который мы видим, имеется второй слой, которого мы пока не видим. И сколько же слоев?
Наташа Веселовская. Я согласна, это просто прелесть. Но постановление горсовета принято. Отменить его практически невозможно. Здесь пройдет проспект Победы.
Майор Харабадзе. Проспект Победы может пройти несколько правее или левее.
Рядовой Сычев. Товарищи ветераны, прошу соблюдать последовательность. Мы не можем вмешиваться во внутренние дела города Белореченска и решать, где должен пройти проспект Победы. Мы мирные ветераны. К тому же мы теперь нарисованы. Давайте сначала посмотрим само произведение. Покажите нам картину. Пожалуйста.
В кадре картина общим планом. Над станцией дымится черный смерч, при внимательном рассмотрении отдаленно напоминающий атомный гриб (только сейчас разглядели!). Горит на снежном поле подбитый танк. Два снаряда летят по дуге, наш и немецкий. Наверху они столкнулись и взорвались, высекая черные окровавленные буквы, складывающиеся в слова:
БОЙ ЗА СТАНЦИЮ ДНО
Картина улучшалась на глазах. Или же мы, столь же стремительно привыкали к ней. Процесс взаимного сближения, как при наезде телевизионной камеры.
После наезда идет панорама, позволяющая рассмотреть новые детали. Аппарат движется справа налево - по ходу движения атаки.
Женщина с лицом Клавдии кашеварит у походной кухни, заваривая сладкопахнущий солдатский гуляш. Над кухней вьется дымок. На пеньке стоит зеленое ведро. Чуть левее младший лейтенант Алексей Рожков поставил в рощице походный письменный стол и пишет на нем похоронки, рассыпанные веером в пространстве. Тут же стоит палатка медсанбата, из палатки торчит чья-то нога.
Но как все тонко и удивительно подробно выписано: каждая черточка, деталька, замысловатинка. Все лица сделаны портретно, с нарочитым огрублением, решительными мазками.
