- Ты не модернист, - заключил Аркадий Сычев, расположившийся у основания этой живописной группы. - Отныне я точно знаю, ты философ-демократ.
Радостно мычал глухонемой, ветер гонял в пространстве убегающие листья. Тускло освещенные картинки этой малопонятной ночи перемежались со звуковыми пятнами, возникающими во мраке: гудок самоходной баржи, плеск воды в ручье, бульканье жидкости в сосуде памяти.
- Я художник. Мне нужна фотография, я восстанавливаю по ней подлинник. Двадцать два пятьдесят по прейскуранту. Это с живых. С мертвых, поскольку они уже закончили свой земной круг, в три раза больше. У тебя есть фотография? Завтра будет подлинник.
- По прейскуранту?
- Тебе как ветерану скидка 50 процентов.
Машина катится по холмам. Аркадий Миронович припал к мартыновскому плечу.
- Я тебе скажу, никому не говорил. Ты меня поймешь и скажешь правду. Не думай, что я плачу, я просто всхлипываю от твоей коптилки. Слушай, она моложе меня на двенадцать лет, она мне изменила, да, да! Она, Вероника. Правда, это было шесть лет назад, но это не имеет значения. Изменял ли я? Но я же мужчина. Я не только изменял. Я людей убивал на фронте, получая за это ордена. Это наш удел. Но я же не изменял ей с иностранками. В том и суть. Она изменила мне с иностранцем, за пределами нашей родины. Уехала с банкета - и все тут. Через двадцать четыре часа возвращается: спаси меня. Хорошо, не будем же мы за пределами выяснять отношения. Мы уехали из страны. Сам понимаешь, страна была неплохая - и она как бы была не виновата в том, что случилось. Надо было уходить, но я не смог, дети, дом - не смог, и все тут! Я ее простил. Скажи мне, я правильно сделал? А-а, молчишь. Хорошо, тогда я отвечу тебе: я поступил правильно. Вот так-то. Но мы отдалились друг от друга. Мне так понравилась твоя Клавдия - это человек, это душа. Нам что - выходить?
Мальчик в форме почтового работника с квадратной фуражкой на голове запускал бумажного змея, но это был не змей, а почтовый конверт со штемпелем и адресом, и мочалка сделана из телеграфных лент, развеваемых щедрым приволжским ветерком, на ленте выбиты слова
ЖДУ ОТВЕТА КАК СОЛОВЕЙ ЛЕТА
По небу летел самолет, нарисованный на марке, "ракета" плыла по реке, конверты порхали над городом, вот какая была эта картина, перед которой стоял Сычев.
- Здравствуйте, Сергей Андреевич, - сказала девушка сквозь дежурное окошко, обращаясь к Мартынову.
- Нам телеграмму отправить, Люда, - сказал Мартынов.
- Сначала телефон, - потребовал Аркадий Сычев.
В кабине пахло перекисью водорода. Спотыкаясь на кодовых цифрах, Аркадий Миронович наконец-то прорвался к родному номеру: 280-06-13. Как ни удивительно для такой глуши, соединение случилось сразу же, потом пошли бесконечные длинные гудки.
Аркадий Миронович мог себе думать, что именно он удрал из дома, а как на самом деле, это бабушка надвое сказала.
Гудки продолжались. Аркадия Мироновича осенило: Вероники нет дома.
Увы, привилегия ухода дана только нам, мужчинам. Женщина не смеет оставить очаг. Она есть великий дневальный.
- Я слушаю, - сказала Вероника.
- Прости, я тебя не разбудил? - спросил он с облегчением.
- Что ты, милый, - отвечала она. - Я специально дежурила у телефона.
- Я звоню из Белореченска!
- В какой это стране? Видно, большая разница во времени.
- Если ты этого не знаешь, то передай Васильеву, что его телеграмму я получил. Пусть присылает передвижку, материал будет.
- Нашел свою боевую подругу? Желаю удачи.
Он не выдержал первым. Он всегда не выдерживал, когда она так говорила.
- Вика, ты не можешь говорить человеческим языком?
- Я вторую ночь живу на таблетках, откуда быть человеческому языку? она еще медлила, но уже из последних сил.
- Прости меня, - сказал он.
- А дальше как? - спросила она.
- Прости меня, дурака старого. - Таким образом ритуал был исполнен.
- Спасибо, милый, видно, фронтовая обстановка действует на тебя благотворно. У меня глаза слипаются, привались ко мне.
- Только не вздумай вступать в переговоры с Васильевым. Я тебе запрещаю категорически.
- Ты отстал от жизни, дорогой. От Васильева теперь ничего не зависит. Учти, это не телефонный разговор. Целую.
Аркадий Миронович вышел из кабины, полный героических замыслов.
- Дай мне монет. Будем звонить Юре. На той неделе прилетает Глен Гросс, включаю Белореченск в маршрут поездки. Ты показываешь нам, как ты обрисовал свой город, закупаем твои работы на корню. Параллельно договариваюсь с Юрой, устраиваем твой вернисаж в Москве. Где ты хочешь? На Кузнецком мосту? Соглашайся на Кузнецкий мост, старик, а то Юра передумает. На Манеж ты пока не тянешь. Но не отчаивайся - у нас с тобой все впереди. У тебя-то холсты есть нормальные? А то все темпера на стене, темпера на камне, этак нам вертолетов не хватит. Что же ты молчишь, старик?
Они дошли до машины, которая стояла на углу. Сергей Мартынов упал на скамейку, обхватил голову руками.
- Меня нет, понимаешь? - вскричал он отчаянно. - Я был - и меня не стало. Что у нас впереди? Чем ближе к пределу, тем сильнее хочется пройти сквозь него. И вот приходит миг, когда все кончается. Я все забыл - какая мука! Шесть лет писал картину и бросил - нет конца. Не могу вспомнить ни одного молодого лица, не могу, не могу!
5. Сорок четвертый ветеран
- Перемести сюда. Здесь на самом виду.
- Примерили. Правее, чуть правее. Так. Хорошо.
- Давай гвоздики.
- У меня кнопки. С трудом раздобыл, проявил красноармейскую находчивость.
- Держи, я буду крепить.
- Кажется, в порядке. Отойди назад, проверь на горизонтальность.
- Не шелохнется. Можешь читать.
ВЕТЕРАН № 1
Орган Совета ветеранов
122-й Стрелковой
Дновской бригады
20 сентября 1984 года
БОЙ ЗА СТАНЦИЮ ДНО
В январе 1944 года войска 2-го Прибалтийского фронта перешли в решительное наступление, продолжая освобождение родной земли от фашистской нечисти. Преследуя отступающего противника, 122-я Стрелковая бригада 21 февраля 1944 года вышла в район города и станции Дно.
Этот крупный железнодорожный узел имел важное стратегическое значение, на картах он значился как "Дновский крест", ибо здесь пересекаются железные дороги Псков-Бологое и Ленинград-Витебск.
