И все же самые важные чудеса происходят незаметно для глаз: они повсюду, потому что сама жизнь чудесна. Удивительно тонкой и лиричной сказкой оборачивается последняя новелла в сборнике "День удовольствий" "Шоша" (не путать с одноименным романом!). Автор вспоминает свое детство на Крохмальной улице в Варшаве и свою подружку-соседку девочку Шошу, для которой когда-то темными вечерами сочинял удивительные истории: "Я рассказывал девочкам, что у моего отца есть сокровища, которые он хранит в пещере в лесу. Я хвастался тем, что мой дед якобы был королем Билгорая, и уверял Шошу, что знаю заклятие, которое, стоит произнести его вслух, обратит мир в прах". Рассказ - сложное переплетение сказочных сюжетов, роящихся в голове мальчика, его страхов, надежд, пробуждающихся чувств. Минули годы, автор вырос, и, покидая навсегда родину, приходит проститься с двором, где прошло его детство. Он стал писателем, у него своя семья и свой путь в жизни, но память о темных вечерах и о девочке с косичками сохранилась в его сердце.
И происходит чудо: открыв ту самую заветную дверь, автор встречает рыженькую девочку - точь-в-точь Шоша! - которая узнает его, потому что слышала о нем от матери, выросла на его рассказах.
Оказывается, прошлое не уходит, оно может существовать параллельно с настоящим, оживая в нашем сердце от любого пустяка - запаха свежих булочек, скрипа старых половиц или стрекотания сверчка за печкой. Только постигая тайну жизни, ошибаясь, приходя в отчаяние и поднимаясь вновь, мы постепенно начинаем понимать, как важно найти в жизни волшебное слово - то, что возродит из праха дорогой нам мир.
Исаак Башевис Зингер признавался, что, будучи пессимистом в отношении "малого мира" людей, он остается оптимистом, когда речь идет о вселенском мироустройстве.
"Пессимизм творческого человека - это не упадничество, но выражение страстного желания спасти человечество. Поэт, развлекая читателей, одновременно пытается постичь вечные истины, смысл бытия. На свой лад он пробует разгадать загадку времени и перемен, найти причину страданий, обнаружить любовь даже в бездне жестокости и несправедливости. Как бы странно ни звучали эти слова, я часто мечтаю о том, что, когда изживут себя многочисленные социальные теории и человечество устанет наконец от войн и революций, именно поэт, которого Платон изгнал из своей Республики, встанет, чтобы спасти нас всех", - этими словами Исаак Башевис Зингер закончил свою Нобелевскую речь.
C пессимизмом глядя на современный литературный процесс, Зингер не мог не хранить в душе надежду на возрождение литературы: "Я верю, что литературе для взрослых еще суждено возродиться и возрождение это произойдет именно через литературу детскую"2.
----------------------------------------------------------------------
1 Злые духи, вселяющиеся в человека.
2 "New York Times Book review", 1969, nov., № 9.
----------------------------------------------------------------------
Взгляд большого художника всегда оригинален и зачастую кажется парадоксальным. Иногда нам бывает трудно согласиться с мастером, но прислушаться к нему необходимо.
Кто я
Я родился в городке Радзимине недалеко от Варшавы, столицы Польши, 14 июля 1904 года. Мой отец, Пинхос Менахем Зингер, был раввином и очень религиозным человеком. У него были голубые глаза, рыжая борода и длинные черные пейсы. Моя мать, Батшеба, дочь раввина из Билгорая, что неподалеку от Люблина, тоже была рыжеволосой. Как и положено было благочестивой замужней женщине, она коротко стриглась и носила парик.
В начале 1908 года, когда мне было три, наша семья переехала из Радзимина в Варшаву. Там мой отец стал раввином на одной из самых бедных улиц - Крохмальной. Дом, в котором я вырос, в Америке назвали бы трущобой, но в те дни он не казался нам так уж плох. По вечерам мы зажигали в квартире керосиновую лампу. Такие удобства, как горячая вода и ванна, были нам неизвестны, а туалет находился во дворе.
На Крохмальной жили в основном бедные лавочники и разнорабочие, но попадались среди местных обитателей и образованные, как, впрочем, и уличная голытьба, воры и мошенники.
Когда мне исполнилось четыре, я стал ходить в хедер1. Каждое утро за мной заходил учитель и отводил меня в школу. Я брал с собой молитвенник, а позже Библию или том Талмуда. Это были единственные мои школьные учебники. В хедере нас в основном учили молиться и читать Пятикнижие. А еще - писать на идиш. У моего первого учителя была длинная белая борода.
----------------------------------------------------------------------
1 Еврейская начальная религиозная школа.
----------------------------------------------------------------------
Когда мы переехали в Варшаву, мой младший братишка, Моше, был еще совсем маленький, сестра, Гинде Эстер, была старше меня на тринадцать лет, а брат, Израиль Иошуа, на одиннадцать. Все мы, кроме Моше, стали впоследствии писателями. Брат так же, как и я, писал на идиш. Его роман Братья Ашкенази переведен на несколько языков, в том числе и на английский.
В нашем доме царил культ учения. Отец целыми днями просиживал над Талмудом. Мать, едва у нее выдавалась свободная минутка, открывала какую-нибудь религиозную книгу. У других детей были игрушки, а мне их заменяли книги моего отца. Я начал "писать" еще до того, как выучил буквы: макал перо в чернила и водил им по бумаге. Шаббат был для меня сущим мучением, ведь в этот день писать было нельзя.
В квартире на Крохмальной мой отец вершил раввинский суд. Жители нашей улицы обращались к нему за советом или для того, чтобы он рассудил их спор по законам Торы. В те времена у евреев раввин вершил не только религиозные, но и мирские дела. По сути, отец был одновременно и раввином, и судьей, и духовным наставником. Приходили к нему и просто излить душу. Он председательствовал на свадьбах, которые тоже совершались в нашей квартире, а иногда давал разрешение на развод.
Я рос любознательным. Наблюдал за взрослыми, прислушивался к их разговорам, хоть и не все в них понимал.
Очень рано я стал задавать сам себе вопросы: что случится, если птица все время будет лететь в одну сторону? А что будет, если построить лестницу от земли до неба? Что было до сотворения мира? Есть ли у времени начало? И с чего тогда оно началось? Есть ли предел у пространства? И как может быть у пространства конец, раз оно - пустота?
