Пернатый хищник, как будто устыдившись вероломности своего нападения, торопливо скрылся вместе с добычей в лесной чаще.

Вот спустилась с обрыва старая, с облезлой сивой шерстью росомаха, косолапая, точь-в-точь как вчерашний медвежонок. Попила воды и принялась что-то искать на берегу.

Каждое утро над озером появлялась скопа. С шумом касаясь воды, она выдергивала жирных извивающихся муксунов, запуская в их спины свои железные когти. Напрягая все силы и частя крыльями, долетала до берега, бросала рыбину на землю и добивала добычу клювом.

На третий день дедова мазь кончилась. По мере того как с потом и ветром с кожи сходили ее остатки, все наглее и злее становились мстительные комары. Обессиленный войной с этими несметными полчищами, Корней под утро все-таки заснул.

Очнувшись из небытия, открыть глаз уже не смог: лицо покрывала густая, соленая маска. Не сразу понял он, что это кровь. Руки пострадали меньше.

Над ухом кто-то горячо задышал и осторожно лизнул лицо. С великим трудом приоткрыв левый глаз (правый совершенно заплыл), Корней разглядел нечто волосатое. Не сразу даже сообразил, что это морда Лютого.

Вовремя поднялся и ветер. Он загнал береговых комаров вглубь леса. Поверхность озера потемнела. Встревоженно зашумели деревья. Порывы ветра раскачали первые волны. С шипением накатываясь на берег, они уже доставали ноги скитника. Корней заволновался - неровен час, разгуляется стихия, и волны накроют с головой. На его счастье, вскоре донеслись голоса людей. Злопамятный Лютый сразу ушел. Корней, что было силы окликнул искавших его скитников. Соорудив носилки, мужики унесли покалеченного парня в скит. Наблюдавшие за всем этим вороны долго кричали от досады.

Перелом оказался сложным, кость срасталась медленно. По настоянию деда Корнея перенесли к нему в хижину.

В начале осени парень стал, наконец, потихоньку подниматься и, опираясь на дедов посох, ходить возле хижины. Переживая, что почти все лето пробалбесничал, попросил, чтобы ему принесли из скита кули с орехами, и, наколов семян, принялся, готовить из них ореховое масло.

Эти долгие дни вынужденного лежания для Корнея не пропали даром. Дед посвящал внука не только в тонкости лекарского искусства, но и говорил о предназначении человека, о старой вере, о Боге, подробно рассказал Корнею о своей юности, о завещании святого Варлаама, о бесценных реликвиях хранимых в скиту.

В одну из таких бесед Корней поделился с дедом своей сокровенной думой - повидать свою эвенкийскую родню.

-Дело доброе, но трудноразрешимое. Ты же знаешь у нас запрещено покидать Впадину. Сколько раз покидали ее, столько же раз Господь посылал нам наказание. Потому и установлен запрет.

-Но, согласись, деда, не будь этих отлучек, и я бы на свет не явился.

Отшельник от такого неожиданного возражения надолго замолк, вспоминая историю женитьбы своего сына.

Когда Корней уже решил, что дед не желает говорить на эту тему, тот обронил:

-А, что? Пожалуй, поговорю я с Маркелом. Может Уступит?

Но Маркел был непреклонен. Побеседовав прежде с отцом Корнея, призвал он к себе и парня.

-Сказывал мне Никодим про твое желание навестить родню кочевую. Дело доброе, богоугодное. Предков грех забывать, но, благое начинание твое может обратиться в пагубу всей общине.

-Святой отец, Господь милосерден, будьте же и вы милостливы. Не бойтесь совершить богоугодное дело и исполнить мое прошение.

Рассерженный настойчивостью молодого скитника, строгий Маркел счел излишним, продолжение разговора и прямо сказал:

-Ты знаешь, что послушание и покорность не только перед Богом, но и наставником, и всем старшим в нашей общине святы. Ты еще не зрел. Заботясь об общине, думаю, что все же не можно выполнить твое прошение.

Корней смиренно выслушал, и, как не хотелось исполнить свою мечту, покорился воле старца. Со слезами на глазах он направился к выходу. Удовлетворенный Маркел остановил его:

-Повремени. Я испытывал твою благочинность. Было мне во время вечерней молитвы видение. Явился святолепный Варлаам, стоящий перед иконой, и молвил он: "Ступай с Богом и неси имя Божье иноплеменцам лесным. Добрым делам вспомоществуй. Молодыми укрепится скит сей". И понял я, что речь о тебе шла, яко о молодом продолжателе дела Варлаама.