Однажды, переев чрезмерно протухшего мяса, Смельчак сам чуть не сдох. А после поправки уже не мог даже приближаться к падали - его тут же рвало. Будучи не в состоянии быстро бегать, он приноровился размеренно и упорно, с присущей волкам выносливостью ходить за добычей часами, а порой и сутками. Безостановочно шел и шел, не давая возможности намеченной жертве передохнуть, подкрепиться. Преследуемый, поначалу, бежал резво, метался с перепугу, напрасно тратил силы. Постепенно у него тяжелели ноги, клонилась к земле голова. Расстояние между ними медленно, но верно сокращалось. Страх близкой смерти парализовывал жертву и лишал ее последних сил. А у Смельчака же близость добычи наоборот их прибавляла. Наступал момент, когда вконец измотанный загнанный зверь, чуя неизбежную погибель, смирялся и останавливался равнодушный уже ко всему, и когда Смельчак подходил к нему, как правило, даже не пытался сопротивляться. Волк потихоньку восстанавливал былую форму.

К концу лета он налег на ягоды. Сначала вынужденно, но затем вошел во вкус и стал поедать их в огромных количествах, отдавая предпочтение голубике и бруснике.

В один из знойных полдней, дремавший на лесине Смельчак был разбужен хрустом гальки и плеском воды: кто-то переходил речку. Похватав налетные запахи, волк уловил аромат лосихи. Точно! Брюхатая корова осторожно брела по перекату прямо на него. Волк сглотнул слюну. От предвкушения возможности поесть свежей лосятины, в голову ударила кровь.

Когда будущая мать остановилась под обрывом, чтобы дать стечь воде, Смельчак выверенным прыжком оседлал ее, вонзив клыки в шею. Очумевшая от неожиданного нападения лосиха, оберегая бесценное содержимое живота, опрокинулась на спину и, задрав ноги, с ожесточением принялась кататься по волку. Тот, разжав челюсти, чуть живой, отполз к воде, а потрясенная мамаша поплелась в глубь леса.

Выполняя просьбу травозная-деда, Корней, после Тихонова дня, когда все растения наливаются полным соком и так стоят вплоть до Ивана Купалы, шел по высокому берегу речки в поисках травы, необходимой для приготовления лечебного снадобья для захворавшего Прокла. Наконец, обнаружив то, что искал, парнишка присел на корточки и стал с именем Христовым, да с именем Пресвятой Богородицы ту траву аккуратно, чтобы не повредить корни, срывать.

Неожиданно Корней ощутил на себе до боли знакомый взгляд. По голове и спине даже озноб пробежал. Неужели Смельчак? Он резко обернулся и внизу у воды увидел потрепанного зверя, но глаза, вернее, один незаплывший глаз, сразу выдал его. Точно, Смельчак!

-Вот так встреча! Так ты, старый вурдалак, оказывается жив!?

Волк вздрогнул, еще сильнее прижал к затылку уши и втиснул голову в речную гальку. Во взгляде засквозили испуг, тоска, чувство полной беспомощности: ему трудно было смириться с участью обреченной жертвы, но и реально предпринять что-либо он не мог - не было сил даже оскалить знаменитые когда-то клыки. Здоровый глаз заслезился: то ли от жалости к самому себе, то ли от бессилия.

А Корней глядел на старого, с обильной проседью в шерсти, зверя сочувственно, можно сказать с грустью. Смельчак отвел взгляд, тяжело вздохнул. Они поняли друг друга без слов, по выражению глаз. Со стороны это выглядело как разговор давних знакомых. В какой-то момент у Корнея, вместе с сочувствием, невольно мелькнула мстительная удовлетворенность.

-Нечего плакаться. Получил ты брат по заслугам, - сказал он ему взглядом.

Смельчак едва слышно заскулил. Очевидность его просьбы о пощаде была настолько открыто выраженной, что человек даже смутился. Корней спрыгнул с обрыва на прибрежную полосу гальки и направился к волку. Тот сжался, дернул грязным, как метелка, хвостом и всхлипнул от ужаса. Прикрыл лапой глаз, вздохнул, простонал раза два и умолк.

-Не бойся, лежачих не бьют, - Корней склонился над зверем и отпрянул, наткнувшись на потухающий взгляд ... Волк был мертв.