– Да ничего. Меня осуждают, что я с ее сестрой сейчас живу.
Марине тоже очень захотелось Серегу осудить. Но не смогла, почему-то. Да, Нинка тогда сильно похудела. И так этому радовалась! Всем свою диету советовала. Хорошая диета, вкусная.
Марина еще немного поболтала с Сергеем и стала собираться обратно.
– Ну, мне пора. Рада была увидеться.
– Марина, я отзвонюсь завтра, о’кей? Насчет тушенки.
– Да, Серега, конечно, звони.
Мила встретила непринужденно.
– Ну, как все прошло? Нормально?
– Конечно. Никаких проблем. Завтра должны с железки звонить насчет поставки полутуш.
– Да-да, хорошо… – Мила о чем-то сосредоточенно думала.
– Он про консервы спрашивал, когда отгрузка?
– Я позвоню ему. Не бери в голову.
Назавтра к обеду Миле позвонил Сергей.
– А ее нет, – трубку подняла Марина.
– Марина, ты? Не могу до нее дозвониться. Где Милка-то?
– Да по делам куда-то уехала с утра. А что такое?
– Да нет, все в порядке. Я насчет тушенки. Хочу забрать, не знаю пункта отгрузки.
– Ясно. Как появится, позвоню.
Милы не было весь день. Она не появилась и на следующий. Телефон разрывался. Звонил уже не только Сергей. Звонил какой-то банкир.
– Алло! А где Людмила? Она была сегодня?
– Нет, а кто ее спрашивает?
– Ее уже не спрашивают. Передай, как появится, чтоб Кариму позвонила, это понятно?
– Да, а Карим – она знает, кто это?
– Будь уверена, она знает.
Маринка сидела в конторе целый день ни жива ни мертва. Что-то неприятно шевелилось под ложечкой. Звонок.
– Алло!
– Марина, привет! Как дела?
– Милка! Ты где? – вскочила Марина. – Телефон обрывают целый день, тебя все спрашивают! Карим звонил, тебя ищет, что случилось? Ты где?
– У меня дела, – спокойно ответила Мила, – а что за паника?
– Как что? Сергею тушенку надо отгружать. Он обзвонился!
– Тушенку? Какую?
– В смысле, как какую? За полутуши свиные.
– А-а…
– Мила, мы полутуши получили?
– Да, сегодня вечером получим, они в пути.
– А тушенка?!
– Да угомонись ты со своей тушенкой! Получит он ее. Что за кипишь?
Марина успокоилась. Мила говорила ровно, без истерики.
– Мил, а кто такой Карим?
– Карим, Карим, ему не дадим… – на том конце провода захихикали, – Милка, бросай телефон, пошли шаму пить, – услышала Марина мужской приятный голос.
Ту-ту-ту… положили трубку.
До вечера было сто звонков. Славик-художник куда-то тоже исчез. Мила не появилась. Маринка трубку не брала.
Утром позвонил Сергей.
– Марина? Доброе утро!
– Привет!
– Мы во сколько встречаемся?
– А что? Во сколько надо? И зачем?
– Как это зачем? Милка сказала, ты мне два вагона тушенки отгрузишь за свинью.
– Я?!
– Ты. А что, проблемы?
– Ну, вообще-то, да. У меня нет твоих консервов, и Мила не давала мне никаких по ним указаний.
– Да? А Мила сказала, что ты в теме и тушенка твоя.
– Моя?!! Ты с ума сошел!
– А по-моему, это вы, бабы, там с ума сошли! Я сейчас приеду и косы ваши на..уй намотаю!!!
Ту-ту-ту…
«И косы ваши намотаю… И зачем наматывать на ЭТО, ему же будет ходить неудобно. К тому же у нас с Милкой короткие стрижки». Марина быстро все поняла, потому как была не тупая. Не поняла только, почему Милка выбрала ее, а не Славика. Достала сигареты. Вышла на улицу и закурила. Курила и думала. «Подпись, что получила полутуши от Сереги, – ее. Милка Кариму скажет, что свинину не получила. Маринка встревает на четыре вагона перед Каримом. Подпись, что приняла у Милки тушенку, – ее. Звезда тебе, Марина. Ты свинью Милке должна и четыре вагона тушенки Сереге. И где же наша свинка? А свинка у Милочки. А где же наша Милочка? А Милочка где-то прячется. А кто такой Каримчик? А Карим Кеберов – московский банкир-олигарх. У него, видимо, Милочка взяла денежки на хрюшины полутушки. И есть ли, вообще, тушенка?»
– Куришь? А ну поехали-ка прокатимся… – раздался знакомый голос.
Фикса. Милкина крыша. И с ним его напарничек Ванька Лучников, Лучник. Они с Маринкой по молодости крутили, на дискотеки там, то-се. Сейчас в бандитах, а тогда водилой на «ХЛЕБе» промышлял.
– Прокатимся?
– Зачем? Куда?
– Не кудахтай, – Фикса был настроен не мирно.
– Ну поехали, прокатимся.
«Зачем я пошла с ними? Завертелась какая-то канитель…» Она на автопилоте села на заднее сиденье в «Аудюху», Лучник – на переднее пассажирское. Фикса рванул с места.
– Знаешь, о чем базар?
– Нет.
– И не догадываешься?
– Нет. Давайте по делу, мальчики.
– Хм, ма-альчики… как шлюха базарит, – Фикса заржал, – слышь, Лучник? Ма-альчики…
– Может, все же объяснишь, хотя бы ты, Ваня?
Иван обернулся.
– У тебя с Милкой какие дела?
– Я на зарплате, – Марина все поняла.
– Она нам должна за несколько месяцев. Говорит, ты в теме, с тебя взять.
– Да вы что, обалдели? Я-то причем?
– Слышь, коза, ты не соскакивай, – Фикса зло зыркнул в зеркало заднего вида, – ей какой резон п… ть?
– Фикса, погоди, у нее резон как раз есть. Она должна, ты помнишь, не только нам. Там и Карим в очереди, – Лучник рассуждал более здраво. Может, потому что не сидел.
– Да ладно! Карим? Ждет?! Вот Людка! П..ц, красава!
– То-то и оно. Маринка, давай без развода, ты не в деле?
– Ваня, я говорю тебе, нет! Я вообще не знаю, что у них со Славиком за дела!
– Да Славика уже мы выслушали. Он завтра из хаты своей мебель будет выносить на продажу, чтоб долю свою отдать.
– Долю?.. – Маринка поняла, насколько все серьезно.
– Значит, слушай сюда, шмара! – Фикса повернул в сторону дачных массивов.
«Куда это он везет?» – Маринка тряслась, но старалась вида не показывать. Она знала, что ни в чем не виновата, что все уладится, что, если выйдет живой из этой бессмыслицы, уволится. Устроится куда-нибудь…
– Слушаешь?
– Да…
– Тогда запоминай. Если Милка подтвердит, что ты должна, значит, ты должна. Мне лично. Мне насрать на ваши кадровые отношения, кто под кем, ясно?
– Ясно…
– У тебя, сука, дочь, если ты не забыла. Отдашь бабосы и гуляй. Усекла?
– Да… Отвезите меня обратно в город, не надо никуда ехать…
– Гы-гы-гы… обосралась? – Фикса ржал. Ванька сидел, нахмурившись, не встревая в разговор. Молодость молодостью, а бабло казенное.
– Отвези ее. Хорош уже. Она поняла все.
Они возвращались молча под максимальные децибелы любимого Маринкиного Чижа.
– Станция Березай. Кому надо, вылезай! – шутник Фикса резко тормознул у магазина. – Прошу, пани! Ползи наружу, приехали!
Ваня мельком посмотрел на Маринку и отвел взгляд. Марина опустила глаза на Ванькины безупречно начищенные ботинки. «Что с нами происходит?». «Аудюха», взвизгнув тормозами, рванула в сауну.
Фиксу застрелили менты два года спустя. Ваня стал коммерсантом.
Марина достала сигарету, присела на корточки, обхватив колени, и затянулась. Она курила, смотря в одну точку. «Ярик мне всю душу вынул, Вовка с ножом бегал, душил. Сейчас эти дитем пугают… Дальше что? Валить надо из этого ООО, еще лучше – из страны вообще, забыть все и всех как кошмарный сон». Она встала и тут же почувствовала резкую слабость в коленях. Марина не смогла затушить сигарету, ее руки стали неметь. Она перестала чувствовать кончики пальцев на руках. Сигарета выпала. На ватных ногах Марина спустилась в офис. Славик сидел за бумагами, не отвечая на беспрерывные звонки. Увидев резко побледневшую Марину, он вышел из-за стола.
– Марина, тебе плохо?
– Да. Слава, как-то странно. У меня что-то немеют лицо и кисти рук.
Марина прилегла на диван. Славик побежал за водой. Марина чувствовала, как у нее медленно перекашивает лицо. Она встала, подошла к зеркалу. Лучше было этого не видеть. Вся левая половина лица уползла вниз. Холодный пот потек тонкой струйкой от шеи к копчику. Кисти рук свело, и они стали похожи на старые сухие ветки. Марина так и легла с поднятыми вверх скрюченными кистями рук и перекошенным лицом. Картина Сальвадора Дали. Маринка почему-то ее сейчас вспомнила. «Там огромные циферблаты стекают с каких-то предметов… что-то про время… Утекающее время, уползающее время… или стекающее,.. – ее сознание вырвало каких-то горящих жирафов, – тоже, вроде, Дали… Почему Дали? Я видела эти образы у сестры в альбоме, мне тогда понравилось, так необычно… А Оля где? Ах, забыла совсем… она же умерла несколько лет назад…»
