– Нет, только Фонаря де Бальзама.

– Люблю людей с чувством юмора. Меня Володя зовут.

– Знаю, меня Марина.

– И я знаю. Э-э-э, уж если мы друг друга давно знаем, предлагаю поужинать вместе.

«Да, шустрый. Сразу, без предисловий».

– Вообще-то, я замужем. Хотя… А пойдемте, Владимир!

– Я буду с другом, вы не против?

– Я не против.

***

Вечером они встретились у ресторана «Жемчужина».

– И где же ваш друг?

– А я вам без друга не нравлюсь?

– Пока не знаю. Но, возможно, понравитесь меньше, когда познакомлюсь с вашим приятелем.

– Тогда мы его не ждем, и давай на «ты».

Они сели за заранее зарезервированный Владимиром столик, заказали бутылку шампанского и по салату «Оливье».

– Расскажи мне о себе, – Марина отпила шампанского, рассматривая руки нежданного кавалера. Они были большие, мужские, с длинными ровными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями.

– А давай, ты первая.

Марина еще ранее обратила внимание, что Владимир чуть шепелявит на «с», получалось что-то типа «щегодня щедьмое щентября». Но только чуть-чуть, слух не резало.

– Да нечего рассказывать, в общем. Ну, неделю назад я ушла от мужа, живу с родителями. Еще с нами живет моя племянница Лиля, ей шесть лет, милая девочка с убойным характером и взрослым отношением к жизни. Родители на пенсии, есть старшие брат и сестра. Детей нет, денег нет, счастья нет. А ты с кем живешь?

– А у меня есть немного денег, немного счастья и…

Марина замерла. «…И немного детей?»

– … и дочь Полина, ей десять лет.

«Значит, женат. Господи, опять женатик», – Марина успела расстроиться.

– Ты женат, Володя?

– Скорее, я не разведен. Жена, кстати, тоже Марина, с дочерью живут в Соликамске, мы уже давно не вместе. Собирались разводиться, но у нас к этому делу географические препятствия.

«Как же! Географические! Ну все заливают! Поголовно все не женаты, или собираются разводиться, или уже подали заявление на развод, или вот-вот подадут. В голове у тебя, Вовчик, препятствия, а не в географии. И почему мне так не везет?!»

– А как фамилия твоя?

– Лукьяненко. Владимир Лукьяненко. Бонд, Джеймс Бонд, – кокетничал Володя.

– Собирались разводиться, значит, сейчас не собираетесь?

– Марина, для меня регистрация брака не имеет никакого значения.

«Ну, конечно, сейчас начнется: главное – чувства, штамп в паспорте – это не главное, доверие в отношениях и любовь – вот основа семьи… и т.д., и т. п.»

Марина успела сделать для себя уже кое-какие выводы. Разводиться не будет, детей заводить не будет, очень свободолюбив и независим, сам создает себе жизненные обстоятельства и успешно их игнорирует. «Да-а, фрукт. Впрочем, что это я? Я же замуж за него не собираюсь, – подумала Марина, – вот же женская натура! Любой мужчина, с которым общается женщина, почти сразу рассматривается ею как потенциальный партнер и отец ребенка. Ну да. А почему нет? Все как в природе. Самка выбирает самца для продолжения рода, выживает сильнейший, праймы, дуэли…»

– Э-эй, Мариша, ты где? Вернись! – Володин голос отвлек Толмачеву от мыслей о размножении.

– Все в порядке. Ты не сказал, с кем живешь.

– Я живу со старенькой мамой, у нас двушка-хрущевка, работаю в НИИ программистом.

– Очень старенькой?

– Очень. Она родила меня в сорок четыре года, мне тридцать, значит, ей семьдесят четыре. Марина, переезжай ко мне.

«Чур меня! Я не ослышалась?»

– Владимир, мы с вами…

– …с тобой, – уточнил ухажер.

– …общаемся около часа, вы… ты считаешь это достаточным для слияния душ, тел и вещей?

– Вполне. Едем?

***

На следующий день Марина проводила разведку боем, как всегда, у бывалых сослуживиц.

– Что тебе сказать, Мариша? Женат, есть дочь, любит выпить, причем крепко, себе на уме. Не сказать, что бабник, но своего, точнее, своей – не упустит, – комментируя выбор Марины, Аллочка ровняла пилочкой длиннющие ногти. Они были настолько длинны, что даже кусочек сахара из сахарницы она брала кончиками ногтевых пластин, заставляя передергиваться некоторых сослуживиц, которые видели в этом действии не человеческое, а какое-то птичье присутствие.

– Жить с ним сложно будет, но семью содержать способен. Поговаривают, любит профессиональный покер, но я лично не знаю, верить этому или нет. Ты что, решила с ним попробовать?

– Типа того. Я вчера у него ночевала.

– Ну и молодец, нормальный мужик, получше твоего Ярика. Манекенщиком подрабатывал, когда студентом был. Если ты заметила, он вообще красавчик.

– Заметила, – Марина вспомнила вчерашний вечер и еще некоторые подробности, которые никогда не будет обсуждать с подругами.

– Слушай, ты же не развелась еще, твой узнает, харакири и тебе, и Вовке сделает.

– Харакири себе делают, во-первых. Во-вторых, он не мой. Я ушла, если ты помнишь.

– Ладно, не цепляйся. Короче, Толмачева, мы с девчонками твой выбор одобряем.

– Так мы же вчера только вечером познакомились…

– Да вчера и обсудили все. Ты не умеешь ничего скрывать, у тебя на лбу все написано.

***

– Володя, она что, из детдома?

– Мама, почему из детдома?

– Сынок, если ты ее привел домой к нам ночью, значит, ей ночевать негде.

– Нет, мама, у нее родители есть.

– А почему она у нас вчера ночевала?

– Мама, Марина будет жить у нас. У меня, со мной то есть. В общем, мы будем жить вместе.

– Как муж и жена? А как же Мариша, Полиночка?

– Марина и Полина в Соликамске, мама. А я здесь. И Марина здесь.

– Ее тоже Марина зовут?

– Да, мама, тоже Марина.

– Сынок, это третья Марина у тебя. Ты их что, по имени подбираешь, чтобы не путаться?

– Мама, не выдумывай.

– А вы давно друг друга знаете?

– Давно, мама.

– А почему со мной не знакомил?

– Вот, знакомлю.

Марина сидела в комнате и слушала разговор Володи с мамой, он терпеливо объяснял ей на кухне возможности и варианты современного совместного проживания. Елизавета Ильинична внимала и качала головой.

– Как знаешь, сынок, как знаешь. Лишь бы вам было хорошо.

Елизавета Ильинична и Степан Николаевич Лукьяненко познакомились на лесоповале в пятидесятом. Они были сосланы в ХантаяЛаг как политические. Лизе было тридцать семь, Степану – сорок четыре. Володя всегда скрывал своих родственников-евреев по материной линии, разбросанных по Украине и где-то в Канаде. И он, и мать всегда боялись возврата еврейских гонений и погромов, и даже тогда, когда обстановка в стране с признаками подобия демократии стала более свободной. У Елизаветы Ильиничны и Степана Николаевича не было детей, врачи поставили Лизе диагноз – абсолютное бесплодие, кроме того, Степан, в силу обстоятельств того времени, однажды имел принудительную неосторожность около двух часов стоять в ледяном болоте, и помимо психологического стресса он перенес тяжелое мужское заболевание. Но мечтать о ребенке Степан и Елизавета не переставали. Когда они стали вольнопоселенцами и переехали в Северогорск, Лизу – как последствие валки леса и как осложнение после затяжной простуды – скрутил радикулит. Она была прикована к постели, и боли были такие, что казалось, она парализована той болью. Не шевеля ни руками, ни ногами, Лиза лежала, молилась и терпела, надеясь только на Божью помощь. Степан Николаевич, не имея под рукой никаких лекарств, взял как-то два кирпича и хорошенько разогрел их на печи. Аккуратно перевернул жену на живот и положил хорошо прогретые камни Лизе на спину, на поясницу, укрыл пуховой шалью и сверху одеялом. В течение недели он повторял процедуру несколько раз. Видимо, для усиления лечебного эффекта Степан Николаевич крепко обнимал любимую жену, и через два месяца Лиза поняла, что беременна, а еще через семь у них родился сын Володя весом почти в шесть килограммов. Елизавете Николаевне было очень стыдно перед людьми, ведь она забеременела в сорок четыре года, тем более, что отцу ребенка был пятьдесят один год. Неловко любить друг друга в таком возрасте. Она, как могла долго, скрывала беременность. Врачи не советовали ей рожать, слишком велики риски. Смешно! О каких рисках речь? Это же чудо, единственная, ставшая реальной, невозможная беременность.