– Ну, малыш, ну хватит. Я же люблю тебя.

– Удав кролика тоже любит. Дома поговорим.

Вечером Тамара Николаевна ждала дочь для разговора. Не дождалась.

– Ха, а что я говорил?! Никакой гордости! Как есть блаженная! Не переживай, мать, сами разберутся, – Иван Иванович что-то мастерил в бывшей кладовке, после небольшого ремонта и перестановок ставшей его личной каморкой, где он прятался от семейных ссор и неприятностей по работе, что-то периодически чеканя, выпиливая, наклеивая, рисуя. Он даже принес туда из стоматологии списанную бор-машину и, меняя насадки, использовал ее то как гравировальную машинку, то как шлифовальную. Ее противное жужжание заставляло домочадцев вздрагивать и вспоминать о вылетевших пломбах.

– Не убил бы ее, – волновалась Тамара Николаевна.

– Да ты что, Тамара, он же трус. Кухонный боксер! – Иван Иванович с силой ударил молотком о брус. – Не бери в голову, мать. Помирятся.

И правда, наступило короткое перемирие. Неделю в семье Марины и Ярика стояло затишье. Потом кончилось мочало… Я сказал! Ты обязана! Денег нет! Быстро домой! Куда пошла? Упала-отжалась… Марина – к родителям.

– Слушай, дорогая, ты так и будешь бегать туда-сюда? Ты определись, понимаешь уже, что хочешь, – взывал к разуму Иван Иванович.

Вообще родители Марины придерживались мнения, что любой брак надо сохранять, а для этого необходимо трудиться. И терпеть. «Что я делаю? Мне только двадцать два. Или уже, правда, все? Навсегда?! Вот это вот все – навсегда?!». Она в очередной раз возвращалась к Ярику от родителей с надеждой, а вдруг все поменяется? Ну вот случится чудо, и все будет по-другому?

«Ключи забыла, ворона», – Марина подошла к двери, пошарила в кармане. Она позвонила в дверь. Тишина. Приложив ухо к двери, прислушалась. Шебуршание за дверью. Марина постучала. Снова тишина. Она постучала сильнее. Приложилась ухом к двери. С тем же результатом. Тихо. Марина вышла, села на скамеечку у подъезда и стала ждать. Под ложечкой зашевелился противный червяк. Она повернула голову, заглянула в подъезд. Из их квартиры, которая располагалась на первом этаже, тихо, не закрывая дверь, на цыпочках вышла женщина. Низко опустив голову, она быстро спускалась к выходу. Марина рванула в подъезд. Добежав до двери, она ногой попыталась не дать ей закрыться, успев мельком рассмотреть нежданную гостью. Хлоп! Дверь перед носом захлопнулась!

– Яр! Открой! Это бесполезно, – негромко сказала Марина, она была почти спокойна. – Слышишь? Открой! Не позорься перед соседями.

Дверь открылась не сразу. Маринка была собрана, никакой истерики. С вырывающимся из груди сердцем она вошла в СВОЙ дом. Зашла на кухню. «Так, прекрасно. Два только что вымытых бокала из-под вина. Ага! Пустая бутылка в мусорном ведре». Заглянула в ванную. Полотенца мокрые. Кровать заправлена наспех. И запах. Его ни с чем не спутать, этот шлейф такого привычного, особого запаха соития мужчины и женщины; сегодня он был особенно мерзок, и его сладковатая основа вызывала у Марины тошноту.

– Завтра я иду в загс подавать заявление на развод. Детей у нас нет, разведут быстро, – Марина удивлялась своему почти спокойствию. – Вопросы есть?

Мерзкое, лживое выражение лица Ярика. Немного смятения, но, в общем и целом, он прав, он оступился, он мужчина.

– Малыш, это не то, что ты думаешь.

«Тупость беспросветная».

– С этой женщиной мы вместе работаем.

«Конечно, я вижу, потрудились. Старались для Доски почета».

– Малыш, не молчи!

«Я не молчу, урод, я ору, ты не слышишь?!»

– Ну что? Что? Она пришла, куртку финскую сыну принесла, у нее на базе блат!

«Ярик, ты идиот».

– Куртку сыну – это хорошо, – наконец сказала Марина, – сын – это святое; особенная гордость для отца – наследник в финской куртке. Семья – моя крепость, жена – не стена, отодвинуть можно, курица – не птица, женщина – не человек.

– Марина, у тебя бред.

– Бред, Ярик, – это ты. Ты недоразумение в моей жизни, и сегодня я бредить перестану.

Всю библиотеку, что Марина собрала, работая в книжном, Ярик оставил себе, даже редкую подборку детских книг, которые его сыну по возрасту уже не подходили, Маринке не отдал.

– Ты себе соберешь. А у меня еще будут дети.

«Вот урод, – Марина внутренне сжалась, – меня распотрошил, как курицу, а у него еще будут дети… подонок».

Она со злостью срывала комнатные занавески, укладывала в картонные ящики посуду, зная, что этим пользоваться она никогда не будет. «Зачем? Зачем ты это делаешь? Зачем унижаешься, зачем мелочишься? А ни зачем. Пусть! Все бабы так делают. Потом стыдно будет, Марина. Пусть стыдно, это потом. А сейчас все сломать, все перевернуть. И что-то надо сказать ему, побольней, пообидней, что же? Что?»

– Прибежишь ведь скоро, малыш! – Ярик ухмылялся, наблюдая за истерикой молодой глупой жены.

– Тамбовский волк тебе малыш!

Ничего умнее в голову не пришло. И хлопнула дверью.

Их развели быстро. Марина переживала обиду недолго, зато в полной мере она ощутила, что чувствует женщина, которой изменил муж. «Как ты, так и с тобой. Чему удивляться? Изменил Светке, почему не будет изменять мне? – Марина уже спокойно вспоминала свою пародию на семейные отношения. – А бабу-то какую страшную привел! Старуха, лет сорок! Морда красная, алкашка, похоже. Волосы желтые, пережженные химией, – Марина смаковала явные недостатки соперницы. – И что им не хватает, кобелям? Что им, вообще, надо в жизни? Власти, бабу и пожрать». С такими мыслями она встретила свои новые романтические отношения.

***

Машка еле-еле дотащила тяжеленный пакет с пивом на пятый этаж, Муха плелась сзади, как всегда, не нагулявшись. Марина открыла дочери дверь, приняла у нее из рук пакет, пошла на кухню разбирать. Муха ждала, когда ей вытрут лапы. Не дождалась. Подумала: «Не до меня сегодня», – и пошла хлебать водичку.

– Моя ты красота! Что бы мы без тебя делали? – Марина выставляла содержимое пакета в холодильник.

– Да нормально, мам. Я дядь Пашу видела, тебе привет.

– Трезвый?

– Вроде, да.

Марина откупорила бутылку пива. Медленно, не давая пене подняться, по краешку налила в наклоненный стакан. Выпила маленькими глотками холодную жидкость. Потом налила второй стакан, взяла таблетку темпалгина и пошла в спальню.

– Олежка, держи лекарства.

– Лапочка моя, спасибо, родная! Машка, молодец, выручила родителей-алкашей.

– Мы не алкаши, мы интеллигентно выпивающие.

– Ну. Интеллигентно выпивающие алкаши.

– Ты как сам?

– Башка болит.

– Сейчас пройдет. Кушать будешь?

– Нет, попозже, не лезет пока. Пивка еще выпью.

Марина принесла еще стакан пива, целую бутылку поставила рядом с кроватью. Села рядом. Олег залпом выпил и откинулся на подушку.

– Подремлю еще, лапа моя.

– Давай, я пока приберусь.

– Ты мазохистка, охота тебе уборку с бодуна делать?

– Я люблю, чтобы было чисто. Хотя бы в квартире. В душе помойка, пусть хоть в квартире будет чистота.

– Не начинай, все же нормально. Чего ты? Не в первый раз.

– Да, не в первый. Наверное, в стотысячный. Олег, я не могу больше.

– Это у тебя с похмелья. Погоди, сейчас пивко ляжет и угрызения совести уложит.

– Олежка, сколько мы еще так будем?

– Да как, Мариша? Что случилось? Нормально вчера посидели, песен попели, с людьми пообщались, вечером Сашка в гости звал.

– Я не пойду.

– Пойдем! Машку с собой возьмем.

Слезы подступили к горлу. Марина сидела, безвольно опустив руки.

– Лапочка моя, не плачь, – Олег сел рядом, обнял Марину за плечи, погладил по мокрым волосам. – Голову, что ли, мыла?

– Да нет, опять плохо было.

– Опять приступ паники? Валокордин пила? Анаприлин?

– Да, все прошло уже.

– Не плачь, я с тобой. Все хорошо.

– Да, сейчас пройдет все, – Марина легла и закрыла глаза. Олег прилег рядом, обнял жену и крепко к себе прижал.

– Ты моя хорошая, любимая моя… Женщина моей мечты.