- Подожди минутку, ты кое что забыла.
Пришлось правда ждать немного больше минуты, пока линия доставки выкинула огромную наваху с черной рукояткой в золотой чеканке - наиболее подходящее из того, что Никита нашел в каталоге. Никита гордо заткнул наваху за широкий пояс.
- Теперь я готов. Какой же кабальеро без оружия!
- Неплохо, - Аня критически оглядела Никиту - правда кабальерос не носили навах, но за богатого махо ты вполне сойдешь. Только не нарывайся на дуэли:
современные кабальерос тебя в два счета разделают.
Никита был возбужден: это была его первая в жизни поездка за границу. И пусть теперь границ не было, но это все-же Европа!
В баллисту они вошли из коридора, так что Никита не увидел, как это выглядит. Не слишком большой салон с рядами кресел - по четыре в ряду. Аня посадила Никиту у широкого окна за которым пока была лишь темнота. Он пытался благородно протестовать, но Аня не приняла его возражений:
- Ты в первый раз, тебе интересно. А я с детства летаю не реже раза в месяц. Перед взлетом положи руку на красную кнопку, если затошнит - нажми.
Половина мест в баллисте были пусты. Наконец посадка окончилась, баллиста двинулась вперед, быстро запрокинулась и выстрелила. За окном появился свет, ускорение вжало Никиту в кресло. В своем веке он не испытывал ничего подобного.
Ощущение было сильное, однако терпимое: ходить при таком ускорении Никита бы не смог, но лежать в мягком кресле было удобно. За окном сразу после взлета промелькнули белые струи, и вспыхнувшая голубизна стала быстро переходить в черноту. Через несколько минут Никита увидел звезды. Аня посмотрела на Никиту, как показалось, с сочувствием, и сказала:
- Сейчас будет невесомость, держись! И помни про кнопку.
Ускорение стало быстро спадать, а потом баллиста ухнула в пропасть. Сердце Никиты бешено заколотилось, желудок ударил в горло, но ему удалось сдержаться.
Ощущение было омерзительнейшее, никакого намека на волшебную легкость.
Головокружение и с трудом сдерживаемые паника и тошнота. Перебарывая себя, Никита приник к окну, и вздохнул от восхищения: под черно-алмазным небом раскинулся гигантский бело-голубой шар. Размеры его были так велики, что шарообразность еле различалась. Шар сиял на фоне неба, край его переходил в черноту постепенно, через нежные оттенки сиреневого и фиолетового. Никогда не виданная своими глазами картина надолго приковала его, так что забылись даже неприятные ощущения от невесомости. С трудом оторвавшись, Никита спросил Аню:
- А поплавать в невесомости можно?
- Нельзя, - ответила она - кресло тебя просто не выпустит до посадки. Это для безопасности: ты можешь не успеть вернуться в кресло до окончания невесомости.
- А если мне... - Никита замялся.
- В туалет? - догадалась Аня - Терпи до конца полета. Все равно в невесомости делать это нужно уметь.
- В моем веке в самолетах еще и кормили.
- Тогда полеты продолжались куда дольше. И скажи честно: неужели тебе хочется есть или пить в невесомости?
- Если честно, то нет. Да, скорость стала больше, комфорт меньше.
- Что поделаешь: наша техника еще не так совершенна, как было у вас. Сейчас посадка: приготовься.
Баллиста быстро развернулась. В окно - из-за величины Никита не мог назвать его иллюминатором - ударило солнце. На Никиту опять навалилась тяжесть, потом послышался свист, за окном появились светящиеся полосы.
- Плазма, - сказала Аня - мы тормозимся об атмосферу.
Посадка происходила почти так же быстро, как взлет. Причем в течение всей посадки, как понял Никита, баллиста летела задом наперед. Заключительный толчок, и баллиста замерла. Тяжесть стала нормальной, за окном опять чернота. Кресло расслабилось, пассажиры корабля стали вставать и идти к выходу.
- И это все? Так быстро?
- А чего ты ждал? Мы в Барахасе - это город рядом со старым Мадридом.
Сейчас возьмем гравикар и полетим в Торрелагуну - коррида будет происходить там.
На высоте крыши оказалось не так жарко, как ожидал Никита. Под совершенно безоблачным небом и солнцем, сверкающим до боли, так, что хотелось закрыть глаза, Никита увидел невдалеке серые силуэты - уже настоящих гор, вершины которых были вровень с крышей дома. Гравикар понес Аню с Никитой на север, в сторону гор, над холмистой равниной, где желто-бурый фон высохшей травы пятнали пыльно-зеленые островки деревьев. Кое-где рыжели черепичные крыши небольших старинных поселков. Опустились на окраине одного из таких поселков, на пыльной площадке утоптанной земли. Как только открылся колпак гравикара, Никиту охватил зной, вязкий, как расплавленное стекло.
- Входить в город в день корриды нужно пешком - заметила Аня.
От края городка улицы были вымощены неровными булыжниками. Из таких же булыжников, только покрупнее, сделаны двух и трехэтажные дома под замшелыми кровлями, с небольшими окнами, забранными коваными железными решетками. По узкой, пустой - городок будто вымер - улочке прошли через центр поселка, мимо квадратного островерхого собора, крытого черными блестящими пластинками - Аня сказала, что это природный шифер. Пройдя через городок, вышли к арене, окруженной темно-красными дощатыми трибунами. Перед открытыми воротами арены толпились люди в национальных испанских нарядах. От толпы отделились две девушки, и бросились к Ане. Начались бурные приветствия и троекратные поцелуи:
Никита и не подозревал, что приветственные поцелуи - не изобретение маразматика Брежнева, а старинный обычай народов южной Европы.
- Знакомься, Никита: это мои подруги: Беатрис Браньяс и Тереза Эстрада.
Знакомьтесь, сеньориты: Никита Панкратов, человек из прошлого.
Беатрис - невысокая, чуть выше Аниного плеча, с тонкими матовыми черными волосами. Ее лицо со слегка неправильными чертами сразу заставило Никиту вспомнить слова Ани о красоте, как гармонии внешнего и внутреннего в человеке.
Большие, слегка испуганные, глаза, добрая улыбка, мягкие манеры вызывали желание хранить и лелеять эту хрупкую деликатную девушку. Тереза представляла совершенно другой тип испанки: такая же невысокая, с крепкой фигурой и энергичными движениями. Блестящими пышными волосами и широким лицом, она немного напоминала арабских красавиц.
