- Она сама виновата! Она украла у меня бутыль и пила из неё.

- Вы должны были следить за тем, что приготовили и не допускать, чтобы непосвященные пользовались им. А если бы она умерла? Грех этот был бы на твоей совести и на моей также.

- Нет, не грех это - воровке отравиться тем, что она украла - сама она и была бы виновата.

- О чем ты говоришь? Дочь старейшины - воровка? Уж верно, она решила, что это волшебное лекарство. Может быть она сочла его эликсиром красоты? Не ты ли её в этом убедил?

- С чего ты это взял?

- Отвечай, Иуда. Обманывал за моей спиной людей? Говорил, что я - Бог?

- Я не обманывал. Ты и есть - Бог. Ты видишь меня насквозь.

- Не совсем насквозь, но кое-что вижу.

- Так ты все-таки расстегивал одежду?

- Успокойся, Иуда, подойди и поцелуй меня.

- Ты надо мной издеваешься? Ты не хочешь быть со мной богом, не хочешь быть человеком, ты не желаешь быть мужчиной, ты стоишь надо всеми нами, и опускаешься ниже каждого из нас! Ты прислуживаешь последнему нищему, и бросаешь вызов царям и первосвященникам! Ты возносишься душой к светлым небесам и повергаешь нас во тьму своими загадками! Ты призываешь нас любить своих врагов и требуешь, чтобы мы предали тебя? Что если я послушаюсь и пойду, открою Каиафе место твоего пребывания? Почему ты играешь нами как кошка мышатами, ничего не говоришь до конца? Если ты сам сказал, что пришел с небес, почему ты запрещаешь мне рассказывать, что ты бог?

- Послушай...

- Я слушаю всю жизнь!!! Я все время кого-то слушаю, я кого-то люблю, я все время за кем-то иду, сначала это был брат, Иоанн, теперь это ты, завтра тебя убьют и мне опять нельзя будет умереть?!? И я буду слушать кого-то другого? Кого из них? Петра? Иакова? Кого ещё мне придется снова полюбить, чтобы затем потерять и отрекаться от него? Хватит!!! Я больше так не могу!!! Если миру суждено погибнуть, пусть он погибнет сегодня! Если тебя должны схватить пусть схватят сегодня. Я не могу жить в страхе за тебя! Я помню голову Иоанна! Если так будет продолжаться, я ... Я...

- Иуда!

- Нет!!! Прочь!!! Хватит.

- Ты гонишь нас?

- Нет, оставайтесь. Уйду я. А вы - пируйте, если вам идет в горло кусок.

* * *

- Святейший Каиафа я видел одного из тех, кто был с этим человеком, и он шел в совершенном одиночестве.

- Святейший Анна, это добрый знак. В их рядах смятение. Скоро мы схватим его. Как зовут того, что ты видел?

- Иуда. Я отправил стражников, чтобы они следовали за этим малым.

- Много ли стражников ты отправил, святейший Анна?

- Достаточно Святейший Каиафа.

- Долго ли они будут ходить за ним? Вдруг он и вовсе не воротится к своему учителю?

- Нет, им не долго ходить. Я подослал ловкого человека, который вручил Иуде денег и попросил передать их учителю для раздачи милостыни нищим. Он обещал передать. Так что скоро он пойдет туда, где они отдыхают вечером, без свидетелей, где-нибудь в укромном месте, вдали от толпы. Там его и схватят. А остальных перебьют, поскольку они же ведь окажут сопротивление.

- Святейший Анна, ты мудр и находчив. Много ли ты передал ему денег?

- Тридцать серебряников.

- Никогда ещё деньги не были потрачены с большим толком, чем эти.

* * *

- Учитель, прости меня, позволь я тебя поцелую?

- Что тебя возвратило ко мне, Иуда?

- Тридцать серебряников.

- Это - цена твоего поцелуя, Иуда?

- Нет, это повод, а причина в том, что я люблю тебя.

- Оглянись, за тобой идут стражники. Они тоже пришли проявить ко мне любовь?

- Я не знаю, кто их привел.

- Так это и есть Иисус? Отлично. Схватить его!

- Что происходит? Отпустите его! В чем дело? Кто вы такие?

- Иуда, тридцать серебряников можешь оставить себе. Святейший Анна дарит тебе их.

- Я не желаю подарков от первосвященника! Отпустите его!

- Учитель, мы будем сражаться за тебя!

- Учитель, мы не дадим арестовать тебя!

- Уберите клинки, стражники, они не будут сражаться с вами! Чада мои, оставьте, всё уже предрешено. Ничего не изменить. Если Анна и Каиафа так желают меня услышать, что посылают за мной такой отряд, мой долг пойти и встретиться с ними.

- Иуда, как ты мог?

- Забирай свои кровавые деньги и уходи прочь!

* * *

- Святейший, вот мы привели к тебе богохульника, нарушителя заветов божьих и законов людских. К тебе взываем и требуем суда над ним.

- В чем же вина его перед вами?

- Вот он говорил - если сын человеческий пожелает, то в три дня разрушит храм, что руками сотворен, и в три дня может создать храм нерукотворный.

- Кто же такое сможет сделать?

- Он про себя похвалялся! Все слышали, что себя он часто называет сыном человеческим.

- Это и вся вина его? Этого недостаточно. Пустая похвальба.

- Святейший, он смущает умы наши речами своими. Многих он с истинного пути увел за собой! Вели ему установить казнь, дабы прекратить смуту и отвратить прочих от подражания ему!

- Всякого хвастуна казнить? Да к тому же он молчит. Испугался, устыдился уже. Отпустите его, он больше не станет докучать вам.

- Святейший, он молчит из презрения к нам. Вели его допросить, пусть сам о себе скажет!

- Ответь, ты ли Иисус, которого называют Христос?

- Да, отвечай Первосвященнику. Ты ли - сын Благословенного?

- Да, меня так называют. Не я сам себя назвал, а мать моя нарекла меня так, помня то, что предшествовало моему рождению.

- Так ты дерзаешь утверждать, что рождение твое было ознаменовано знамениями небес?

- Это твои слова, а не мои.

- Вы слышали богохульство из уст его?

- Святейший, зачем нужны нам обвинители, когда сам себя он богоравным нарекает?

- Да уж дерзок!

- Казнить его! Виновен и сам признается! Смерти предать!

- Бить его!

- Вот на тебя - тьфу! Ну-ка, предреки, что с тобой станется, лжепророк!

- Смерть! Смерть нечестивцу!

- Несчастные, вы свою душу губите сильнее, чем мою. Да простится вам и не породит ваша злоба большее зло... "Эти люди из слов человека строят смертный приговор ему, а законах писано, что и за дела преступные не предавать казни. Молчать среде них почту за лучшее. Только безумцы могут обвинение строить на словах обвиняемого. Во вселенной разумной же такого нет нигде..."

* * *

- А ведь и тебя мы видели рядом с Иисусом Назарянином, которого схватили и повели к господину моему Первосвященнику на суд!

- Знать не знаю, о чем ты говоришь, почтенная женщина. Твое дело прислуживать Святейшему, а не по сторонам пялиться.

- Люди, посмотрите, ведь я верно говорю - он один из них! Этот был с тем, кого они называли царем и мессией, их ведь его теперь повели судить!

- Ну что ты суешь не в свое дело свой нос, вот привязалась! Ступай по своим делам и оставь меня.

- Да, точно ты говоришь - это он. Что же ты споришь?

- Она права, ведь ты - галилеянин, и ты был с ними. Да и говор твой похож.

- Да я клянусь, что я не земляк ему! Что вы ко мне прицепились! Отпустите меня! Прочь!

- А может быть, и правда - не он. Мало ли оборванцев, похожих друг на друга! Отпустите его. Посмотрим лучше, что станет с тем.

- Вот уж и рассвет. Петухи поют.

- Ступай парень подобру-поздорову отсюда, пока у этой старухи не добавилось поддержки от других, кто признал тебя. Я-то тебя не выдам, хоть и узнал. Мое дело - сторона, но мой тебе совет: держись подальше от этих дел, а не то так и тебя схватят... Что молчишь? Ну и взгляд у тебя... Что это с тобой? Неужто так испугался?

- Он прав! Он прав был! Не успели петухи пропеть, как я трижды отрекся от него! Откуда же он знал?

* * *

- Ну, сказывай. Ты и есть тот, кто называл себя Царем Иудейским?

- Это твои слова, а не мои.

- А твои слова каковы же? Ты - Христос? Мессия? Пророк? Сын божий? Сын человеческий? Что ты молчишь? Говори!!! Кто ты на самом деле? Да говори же, ты что - язык проглотил?