— Ваше чувство долга достойно восхищения.

— Я не чувствую, что должна что-то матери. Просто я люблю ее.

— И поэтому вы ее не запираете?

— Да, именно поэтому. Ей не требуются замки, ей нужны любовь, терпение и понимание. Ну и кроме того, запирать ее — это жестоко, бесчеловечно. Я ни за что не позволю относиться к ней как к животному.

— Но на улице, когда она бродит одна, с ней ведь может произойти что угодно, Клэр.

Она присела на мягкий подлокотник дивана.

— Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Хотя я и не запираю ее, я строго слежу за тем, чтобы не допустить ее прогулок в одиночестве. И Ясмин, и Гарри — они тоже следят за этим. Но в ней иногда просыпается какая-то девчоночья хитрость, и она все-таки сбегает. Иногда, несмотря на нашу бдительность, ей это удается, как, скажем, сегодня вечером, когда я думала, что она мирно спит.

Разговор сам собой замер. Тишину нарушали лишь отдаленные раскаты грома. Клэр сложила руки на груди и вгляделась в темноту, откуда Кассиди все так же задумчиво смотрел на нее, словно погруженный в свои мысли. Под его взглядом она чувствовала себя неловко, и тому было множество причин. Сейчас же Клэр было интересно, ощущает ли он эту молчаливую темноту так же, как и она?

— Почему у меня все время такое чувство, будто вы рассматриваете меня под увеличительным стеклом? — с упреком спросила она.

— Вы — загадка.

— Моя жизнь вся как на ладони.

— Я бы не сказал, Клэр. Мне пришлось по крупицам выуживать из вас информацию. Вы лгали мне на каждом шагу.

— Я пошла той ночью в «Фэрмон» за матерью, — сухо сказала она. — Вам это и не требовалось знать.

— Вы солгали мне о своем детстве, которое на самом деле было ужасным.

— А кто-нибудь выкладывает все начистоту, когда его спрашивают о детстве?

— Но вы также обманули меня, сказав, что никогда не были под арестом.

Клэр горько рассмеялась.

— А вы поработали на славу!

— В "гот день, когда мы увиделись впервые, вы сказали, что не следует вас недооценивать. Так вот: меня тоже не стоит недооценивать. — Дотронувшись до ее подбородка, он приподнял ей голову. — Расскажите мне об этом, Клэр.

— Зачем? Я уверена, что вы уже все знаете. Я напала на полицейского.

— Но обвинение с вас сняли.

— Мне было лишь четырнадцать.

— Что же случилось?

— А в ваших архивах разве ничего об этом не сказано?

— Я бы хотел услышать ваше объяснение.

Она глубоко вздохнула.

— Моя школьная подруга жила у меня.

— Вернее, вы прятали ее. Она сбежала из дома.

— Да, — резко сказала Клэр. — Я прятала ее. Когда пришел полицейский, чтобы забрать ее домой, у нее началась истерика. Он попытался надеть ей наручники. Я вступилась за нее.

— Но зачем вы прятали ее? Даже когда вам угрожали тюрьмой, вы так и не рассказали полиции, почему эта девочка пряталась в вашем доме.

— Я дала слово, что никогда не выдам ее. Но все это было давно, прошли уже годы, и она… — Клэр махнула рукой, дав понять, что все это уже не имело никакого значения. — Ее отчим приставал к ней с дурными намерениями. Он насиловал ее, иногда с особой жестокостью, а мать делала вид, что ничего не замечает. Дошло до того, что терпеть надругательства у нее уже не было сил. Обратиться девочке было не к кому. Она боялась, что, если расскажет обо всем священнику или монахиням в приходской школе, ей просто не поверят. И еще боялась, что о ее жалобах узнают дома и ей придется еще тяжелее. Когда она рассказала обо всем мне, я предложила ей укрыться в моем доме и оставаться столько, сколько она захочет.

Клэр на мгновение задумалась, вспоминая, как неистовствовала она, когда ее усилия оказались напрасными.

— Через две недели после того, как подругу вернули домой, она вновь убежала. Должно быть, она навсегда покинула город.

Никто о ней больше ничего не слышал.

— Вы могли бы чистосердечно рассказать обо всем в полиции и избавить себя от неприятностей.

— И что бы мне это дало? — с упреком спросила Клэр. — Ее отчим был миллионером. Они жили в роскошном доме в Гарден-Дистрикт. Даже если бы девочке кто-нибудь и поверил, все равно эту историю замяли бы, а ее вернули домой. Кроме того, я обещала, что не выдам ее. — Она тряхнула головой словно в подтверждение своих слов. — То, что пришлось пережить мне в связи с этим арестом, едва ли можно сравнить с тем, что выстрадала она, мистер Кассиди.

— Расскажите мне об Андре Филиппи.

Клэр взглянула на него с нескрываемой враждебностью:

— Что вы хотите знать?

— Вы оба посещали Духовную академию.

— Да, мы учились вместе с седьмого по двенадцатый класс. Наставницей была сестра Анна Элизабет. — Клэр резко вскинула голову. — И что же предосудительного в том, что мы с Андре были школьными приятелями?

— Расскажите мне о нем, — сказал Кассиди, словно не замечая ее иронии. — Он забавный человечек.

Внезапно ее тон переменился. От прежнего благодушия и легкого кокетства не осталось и следа. Даже голос ее возвысился до резких ноток.

— Я вполне допускаю, что для таких атлетов, как вы, Андре всего лишь «забавный человечек».

— Я не имел в виду ничего оскорбительного.

— Мне плевать на то, что вы имели в виду.

— Его можно назвать ветреным человеком?

— Это что, важно?

— Я еще не знаю. Итак?

— Нет. Он со школьных лет помешан на Ясмин.

— Но у него нет интимных отношений ни с кем — ни с мужчиной, ни с женщиной?

— Этого я не знаю. Живет он один.

— Я знаю.

— Еще бы, конечно.

— У меня есть досье на него, — сказал Кассиди. — Так же, как и на всех служащих отеля «Фэрмон» — даже на тех, кто не дежурил в ту ночь.

— А на меня у вас тоже досье?

— Да, причем очень пухлое.

— Я польщена.

Кассиди нахмурился.

— Что вы можете сказать о родителях Андре? Какова его родословная? Я не сумел в ней разобраться:

— В вашем вопросе есть какая-то расовая подоплека?

— Черт, — не сдержался Кассиди. — Да нет же. Вы когда-нибудь оставите этот агрессивный тон?

Клэр взвесила все «за» и «против», решив, что лучше рассказать ему об Андре. Если она будет и дальше упорствовать, Кассиди станет копать в одиночку, но чем больше он раскопает, тем сложнее станет ее положение.

— Мать Андре была квартеронкой[7]. Вы знакомы с таким определением? — Он кивнул. — Она была на редкость красивой женщиной — Ясмин чем-то напоминает ее. И хотя она была умной, образования так и не получила. Вместо этого она предпочитала углублять свои знания в тех областях, которые были полезны при ее профессии.

— И что же это за профессия?

— Компаньонка мужчин. Она переняла ее от своей матери. Первые клиенты появились у нее, когда ей было пятнадцать лет.

— Она что, была проституткой?

Эти слова задели Клэр, и она не стала скрывать этого.

— Проститутки стоят по углам на улицах и виснут на случайных прохожих. Здесь же совсем другое дело. Мать Андре поддерживала разносторонние отношения с джентльменами, и часто они продолжались многие годы. И хорошо оплачивались.

— Эти «джентльмены» были белыми?

— В большинстве — да.

— И один из них был отцом Андре.

— Вы правы. Он был известным бизнесменом и не мог признать ребенка, но нес за него ответственность.

— Вы знаете его?

— Андре знает, но он никогда не называл мне его имени.

— И даже если бы оно вам было известно, вы бы все равно мне не сказали.

— Нет, не сказала бы.

Кассиди на мгновение задумался.

— Поскольку отец его был человеком преуспевающим, Андре имел возможность посещать лучшие школы.

— Да, но он все равно оставался изгоем. Дети, с которыми он учился, говорили о его maman всякие гнусности, придумывали ему обидные прозвища. Меня тоже считали чужой, поскольку я была не из нормальной, по их понятиям, семьи. Так что вполне естественно, что мы с Андре подружились. Они с матерью были очень преданы друг Другу. Переняв еще от своей матери многие полезные навыки, мама Андре передала их сыну, обучив его этикету, научив разбираться в еде и винах, красиво одеваться, отличать истинное качество от фальшивок, будь то драгоценности, белье или антикварная мебель. Еще до того, как отец Андре купил для нее дом, она брала с собой сына, когда шла на свидания со своими клиентами. Они ждали ее в вестибюлях роскошных отелей, куда «цветных» в то время, а это было начало шестидесятых, вообще не пускали. Может быть, тогда и зародилась его любовь к отелям. В мечтах он уже с ранних лет мыслил себя управляющим одного из этих роскошных заведений. — И каким-то далеким, словно потусторонним голосом она добавила: