Продовольственники установили, что от радиоактивной пыли продукты хорошо защищает целлофан (тогда еще не было полиэтиленовых пленок). Когда крупа, макароны, сахар надежно упакованы в целлофан или плотную бумагу, а тара укрыта брезентом, то за продукты питания можно не опасаться. С ними ничего не случится, если осторожно снять брезент, а затем распечатать упаковку в чистой зоне.
Пищевые котлы, термосы и посуду даже при значительном заражении можно впоследствии использовать, если их промыть струей воды, а затем протереть ветошью или ватой, пропитанной спиртом. Для этого мы получали спирт, списать который удавалось с трудом. Начальство подозревало, что он идет не по назначению. Что ж, был такой грех, но опять же на практике установили, что нет лучшего средства для лечения лучевой болезни, чем спирт. Один из медиков объяснил это доходчиво и просто: алкоголь усиливает обмен веществ в организме и содействует удалению радиоактивности. К тому же, как он говорил, спирт способствует заживлению микроскопических ранок на сосудах и внутренних органах человека, которые появляются, когда радиоактивные лучи, словно пучок тончайших игл, пронизывают ткань тела.
Мне не приходилось заниматься исследованием этого явления, да и в литературе я не встречал подобных рекомендаций, и потому не могу утверждать, что все это верно, но видел, что при получении больших доз радиации разовое употребление спирта в небольшом количестве значительно улучшало самочувствие.
К интересному заключению пришли офицеры службы горюче-смазочных материалов. К сожалению, я запомнил из них только одного испытателя Александра Петровича Носкова. Я уже говорил, что при атомном взрыве большие металлические емкости с горючим - цистерны, бочки - сильно повреждались, горючее вытекало, а резиновые резервуары в неглубоких котлованах, без перекрытий, но присыпанные слоем земли, оставались целехонькими. Не засыпанные же землей, воспламенялись. Следовательно, поверхность мягкой тары, приняв ударную волну, сдавливалась, но не лопалась, как металлическая, а от светового импульса ее предохранял слой земли.
Аналогичные выводы сделали и специалисты вещевой службы. Надежнее хранить предметы вещевого довольствия не в складских помещениях, а в котлованах под брезентом или тканью из стойкого к огню материала. Такую ткань они испытывали и результаты получили положительные. На тех же дистанциях все складские помещения были разрушены. Тюки с обмундированием и одетые манекены, ничем не защищенные, воспламенились и затем долго чадили.
В отчетах подробно фиксировались условия размещения подопытных объектов, давалась их техническая характеристика, до мельчайших подробностей описывались итоги испытаний, затем следовали выводы. По своей инициативе мы "развили" принятую структуру отчетов, дополнив ее разделом "Практические рекомендации".
Писали пять - шесть дней, потом несколько дней ждали перепечатки рукописи и снова коллективно читали. Нельзя было не заметить удовлетворения на лицах авторов. Каково же было наше удивление, когда комиссия безжалостно забраковала этот отчет по причине его "самодеятельности". Требовали делать проще: что выставлено, на каком удалении, что случилось с объектами. Было рекомендовано кое-что перевести в таблички, поместить данные лабораторного анализа продовольствия и горючего.
Все началось сызнова, но уже без огонька. Нас торопили, предупреждали, что если опоздаем, то наш материал не включат в общий отчет, и тогда будет считаться, что мы не справились со своими задачами. А в Москве, помимо всего прочего, сделают вывод о моем служебном несоответствии. Но, слава Богу, мы, не поспав двух ночей, справились с отчетом. Офицеры группы покинули полигон, и я опять остался "полководцем без войск".
"Лимония" - какой она была
Глубокой осенью в "Лимонии" без семьи особенно скверно: неуютно и тоскливо. Снега нет, а морозы трескучие. В комнатах офицерского общежития холодно. Спим, укрываясь полушубками. Единственное окошко с намороженным толстым слоем инея и подоконник выполняют роль морозильника. На нем кульки, банки, склянки, кусок говядины, масло. В столовую три раза в день бегать надоело, завтрак и ужин готовим сами. Обзавелись электрическими плитками. В столовой, когда разъезжались все прикомандированные, кормили хуже - военторгу невыгодно, если мало питающихся постоянно.
Вечером совсем тоскливо. Если бы был телевизор... Но у нас лишь хрипловатый репродуктор, и даже книг хороших нет. Одно развлечение ежедневные походы в читальный зал гарнизонного клуба и в кино два - три раза в неделю. Даже на фронте в землянках я не испытывал такой мучительной, тяжелой тоски по дому. Но все плохое кончается. Дали нам жилье и разрешили поехать за семьями.
За сутки до выезда за пределы полигона отпускников пригласили в лекционный зал штаба. После вручения проездных документов заместитель начальника полигона по режиму прочитал нам напутствие. Полковник предупредил: не вступать в разговор на служебную тему в пути следования и дома, не сообщать родным и близким, где служим и чем занимаемся. Нельзя ввозить на полигон спиртное, фотоаппараты, радиоприемники, почтовых голубей и взрывчатые вещества...
В зале сидел и мой знакомый особист. Он тоже ехал в Москву. В какой-то миг мне показалось, что его поездка имела отношение к тайному наблюдению за отпускниками. Позже убедился, что ошибался. Подполковник сказал мне однажды, что задача полигонных контрразведчиков не в том, чтобы следить за нами, как это было во времена Берии, а не допустить проникновения на полигон шпионов и утечки за пределы части сведений закрытого характера.
Много времени отнимала у них проверка писем. С юмором рассказал особист, как солдат писал своей невесте: "Я не могу тебе сказать, где служу, но ты поймешь по рисунку..." - и вложил выдранный из какой-то книжки рисунок атомного взрыва. Самое смешное - приписка: "Ты деваха умная и намек поняла". А в другом письме одна возлюбленная просила: "Береги самое дорогое для меня. Я слышала на лекции, что облучение влияет на кое-что..."
...Отпуск пролетел быстро, и за неделю до нового, 1955 года мы всей семьей, вчетвером, выехали в Жанасемей. Когда отправлял контейнер с вещами, водитель грузовика ошарашил:
