У меня еще не было ни людей, ни техники, выезжать спозаранку на Опытное поле не было никакой надобности, и вместе с Горячевым я уехал в городок.
Прощаясь, Иван Алексеевич поинтересовался:
- Говорят, что ты и ружье привез?
- Охотничье и малокалиберку.
- Поедем завтра, поохотимся. И дело одно сделаем... Выехали в восемь утра - до этого времени из автопарка машины не выпускают.
Утро было тихое и уже жаркое. В сорока километрах от городка свернули с дороги и поехали по ровной степи с прежней скоростью. Водитель как-то находил старый след и вел машину уверенно, не опасаясь наскочить на камень или влезть в яму. Сожженная солнцем колкая трава хрустела под колесами, и казалось, что мы едем по мелкой щебенке. В степи ни души. Только кузнечики вылетали из-под колес.
Примерно через час увидели плоскую возвышенность. Травяной покров на ее покатых склонах был гуще, проглядывались и синенькие цветы. Мы въехали в широкую ложбину, где трава была еще выше. Показались небольшие стога сена. Возле одного стога приютился шалаш. Над погасшим костром висело закопченное ведро. Из шалаша вышел заспанный солдат.
- Много накосили? - поинтересовался Иван Алексеевич.
- Пока шесть стогов. Жара мешает. Зато сено просыхает хорошо.
Позже я узнал, что трава косилась для кормления подопытных животных и изготовления матов, которые потом использовались на опытных площадках.
Еще через десять - пятнадцать километров мы остановились на возвышенности с отрытыми небольшими котлованами.
- Вот здесь будут стоять твои грузовые машины с продовольствием и вещевым имуществом, - сказал Горячев, когда мы отошли в сторону. - Ударная волна тут уже слабая, а выпадение радиоактивной пыли из облака проверим. Это твоя новая задача. Отсюда до "П-2" полсотни километров.
Мои сомнения, что одному будет нелегко справиться с такими расстояниями, оказались напрасными.
- Тебе только проследить надо. Заниматься всем этим будут продовольственники и вещевики, которые приедут из Москвы.
Я начинал познавать свою роль на предстоящих испытаниях и лишних вопросов не задавал.
Спустившись с небольшой возвышенности, мы въехали в безжизненное разрушенное казахское селение. От
глинобитных домов лишь кое-где остались стены. Ни одного целого дома, ни одной трубы. Ни рам, ни кирпичей, ни бревен. Все вывезено хозяевами этих убогих жилищ.
Когда люди уезжали из обжитых кишлаков, освобождая прилегающую к полигону территорию, военные помогали перевозить на автомашинах все, что имели жители, и даже доски полов, потолков - все, что могло пригодиться для постройки жилья на новом месте.
Вдруг неожиданно по заросшей улице кишлака, опасливо озираясь, зашагала большущая длинноногая птица. Я не сразу догадался, что это дрофа. Мне показалось, что сюда забрел страус, так велика была птица. Дрофа не торопилась взлетать, и это погубило ее. Горячев проворно достал из чехла двустволку и, зарядив картечью, приказал водителю:
- Гони! Скорее!
Подъехав метров на десять - пятнадцать, Горячев выстрелил. Птица, ставшая уже редкостным экземпляром казахских степей, распластав крылья, беспомощно опустилась округлой беловатой грудью на заросшую сорняками дорогу. Почему же она не взлетела? Зачем она оказалась в разрушенном селении? Было ли у нее потомство? А может быть, она получила повреждение при прошлогоднем взрыве водородной бомбы? Я испытал чувство стыда за совершенное.
На болотах мы спугнули многочисленную стаю - кряквы, чирки, какие-то пестрые птицы. Они поднялись дружно, разделились и исчезли из виду. Через минуту стали возвращаться по две - четыре и садились в заросшее болото далеко от нас.
Иван Алексеевич углубился в заросли, спугнул несколько уток, выстрелил раза два, но промазал, пострелял по шустрым чиркам - опять мимо.
- Вот поедем домой, гляди на столбы, - посоветовал Горячев. - На столбах и орлы сидят, и белые степные чайки. Совы белые тоже встречаются. Сядут на телеграфные столбы и высматривают суслика. Раньше тут всего хватало. Солдаты на островах в Иртыше ведерками утиные яйца собирали. Гуси гнездились. И дроф было много...
За лето на "П-2" все было подготовлено по программе испытания: расставлена боевая техника - танки, орудия, самолеты, отрыты многие километры траншей, заполнены жидким топливом цистерны и трубопровод, уложено в хранилищах - в ящиках и в открытом виде - продовольствие, военное обмундирование, размещены в котлованах походные кухни и грузовики. Много было выставлено емкостей с горючим. И всюду стояли, сидели, лежали набитые сеном и опилками "обмундированные" манекены. В солдатском, офицерском и даже генеральском обмундировании. Было в этой картине что-то мистическое.
За несколько дней до испытания прибыли специалисты родов войск и служб, исследователи из московских НИИ. Некоторых из них я знал раньше. Это были люди творческого ума, знающие свое дело.
Продовольственник подполковник Л.И.Чесноков, например, кандидат наук. Высокую теоретическую подготовку и фронтовой опыт имели специалисты по военным дорогам полковник А.И.Никулин, по горючему и смазочным материалам подполковник-инженер А.П.Носков и другие.
К "Ч", то есть напомню, часу взрыва, поле опустело. Мы все расположились на высоте, от которой до вышки, где покоилась атомная бомба, было примерно пять километров. Надев черные очки (тоже почему-то считавшиеся секретными), я наблюдал в бинокль. Этот бинокль я привез с фронта - именной подарок командующего артиллерией. Было очень жаль, когда у меня в тот день кто-то взял его и забыл возвратить.
Напрасно я тогда волновался: "изделие" не сработало. Заряд-детонатор разнес макушку вышки, а атомного взрыва не получилось. Начинка бомбы изрядно заразила весь центр площадки, и к вышке никого не подпускали.
Было приказано убрать подопытное имущество и законсервировать сооружения до очередного испытания. Наши площадки оказались не так далеко от центра, куда теперь уже предполагалось сбросить атомную бомбу с самолета.
Всех предупредили: не подъезжать близко к вышке на "П-2", там высокий уровень радиации. Для обследования разрушенного верха вышки и уборки осколков бомбы требовался специалист-доброволец. Вызвался капитан Герман Зорин. Ему в то время едва исполнилось тридцать. Добродушный и симпатичный офицер.
