— Уходите отсюда! — кричит Шугар. Уходите!

Цыгане не двигаются с места. Музыкант, привалившийся к лестнице, продолжает играть.

— Однажды во Франции на берегу моря пели дети… Дети нашей расы…

Много месяцев назад.

Расшитые золотом хоругви, статуи Пресвятой девы на плечах мужчин, несметное множество приехавших отовсюду цыган, камаргийских

пастухов на лошадях, заполненные толпой песчаные пляжи, волны Средиземного моря.

Это день большого цыганского сбора в Сент-Мари-де-ла-Мер.

В толпе соседствуют всевозможные костюмы, самые разные возрасты, посреди процессии резвится группа детей.

Маленькая девочка поднимает голову к небу. Восхищенная, она показывает рукой на белый самолет, кружащий над ними.

Это легкий туристский моноплан. В кабине Тони Кардо. Он летит совсем низко над вспененными волнами, ложится на крыло, потом выравнивает аппарат и удаляется в сторону открытого моря.

Дети на пляже кричат и прыгают от радости. Белая птица возвращается, проносится высоко над их протянутыми руками, она словно играет с ними.

Вдруг улыбки застывают на лицах детей. На этот раз самолет летит пугающе низко, задевает крылом столб по ту сторону идущего вдоль моря шоссе, беспорядочно вращается над статуями Пресвятой девы и хоругвями и обрушивается в толпу.

В диком ужасе кричат женщины.

А после — прошло то ли несколько минут, то ли несколько часов — все неподвижно, и над мужчинами, и женщинами, сгрудившимися на берегу моря вокруг остатков самолета, повисло жуткое молчание.

Тут же полицейские, одни сдерживают толпу, другие окружают Тони Кардо. Он стоит на песке и оцепенело, словно не веря в случившееся, взирает на три маленьких тела, накрытых покрывалами.

Рядом с погибшими детьми стоят их родители.

Одна цыганка с красными от слез глазами не выдерживает и делает попытку наброситься на Тони Кардо. Ее муж, лицо которого также искажено горем, едва удерживает ее.

Толпа растет, мужчины потрясают кулаками. Полицейские теснее сплачиваются вокруг Тони, чтобы защитить его от ударов.

И спустя много месяцев то же скопление народа, те же угрожающие кулаки он встречает на широких ступенях какого-то южного Дворца правосудия, откуда выходит, судя по всему, освобожденным. И та же бессильная ненависть во всех взглядах.

Чарли ведет большой черный кабриолет. Тони сидит рядом с ним, Риццио и Маттоне позади. Они проезжают мимо стен и сторожевых вышек одной из тюрем на окраине Монреаля.

— Каталажка, Фрогги! — Чарли останавливает машину.

Поверх его плеча Тони оглядывает высокие серые тюремные стены. — Вам выходить. Я остаюсь в машине.

Риццио и Маттоне выходят, каждый со своей стороны.

Риццио на ходу протягивает Чарли пачку сигарет. Тони тоже выходит.

Закурив сигарету, Чарли сквозь лобовое стекло наблюдает за тем, как троица удаляется.

Внизу течет один из рукавов реки Св. Лаврентия. На берегу только заросли кустарника, место пустынное.

Троих мужчин поджидает в моторке Пеппер. Когда глаза Пеппер и Тони встречаются, они обнаруживают, что рады друг другу.

Риццио садится за руль, и лодка стремительно удаляется, порождая тяжелую волну, накатывающую на берег.

На просторе усеянной островами реки Пеппер достает из кармана плаща две отрывные книжечки авиакомпании и показывает их Тони.

— Я купила два билета на самолет до Нового Орлеана.

Вылет завтра в полдень.

— Два?

Пеппер утвердительно кивает. Встречный поток воздуха треплет ее шевелюру. Она еще никогда не выглядела так женственно.

— У меня мой паспорт и Пола. Согласен?

Тони утвердительно кивает. Пеппер откидывается на спинку сиденья, кладет авиабилеты в карман и удовлетворенно говорит:

— Мистер а миссис Смит!

Черный кабриолет стоит на эспланаде перед тюрьмой. Сидя за рулем и не сводя глаз с зеркала заднего вида, Чарли курит сигарету. Он выбрасывает ее за окно, когда из ворот тюрьмы выходит народ. Время конца посещений.

Толпа рассеивается, остается лишь мужчина лет пятидесяти.

На нем серый костюм, в руках кожаный портфель.

Его внешность говорит сама за себя: второразрядный адвокат, выполняющий в основном посреднические функции.

Мужчина направляется к автомобилю Чарли. Когда адвокат останавливается у дверцы он даже не поворачивает головы.

— Привет, Лестер.

— Привет, Чарли.

— Как дела у Мак Карги?

— Он нервничает. Все нервничают. Кроме тебя.

Оба разговаривают холодным, невыразительным тоном, так разговаривают люди, промеж которых все уже давно решено.

Осталось уладить кое-какие мелочи.

— Где состоится обмен?

— Я тебя провожу.

Лестер обходит автомобиль и садится на место пассажира.

Рука Чарли выдергивает из «поляроида» пленку.

Он сидит на ступеньках веранды, на нем кожаное снаряжение с кобурой. Как и в предыдущие дни, он курит свою вечернюю сигару. Тони, Маттоне и Риццио склоняются над ним.

Сквозь кроны деревьев в лесу пробиваются лучи заходящего солнца.

На фотографии, которую держит в руках Чарли, огромный пустырь где-то в Монреале, бывшая автостоянка, кое-где еще остались столбики, указывающие стояночные места. На столбиках не номера, а силуэты различных животных. На переднем плане видны слон, жираф.

— Вы должны запомнить этот пейзаж до мельчайшей детали.

Если к завтрашнему утру в нем хоть что-нибудь изменится, без лишних слов открываем огонь.

Чарли поднимает глаза, и все трое согласно кивают. Разве что у Тони заметна некоторая нерешительность: ведь теперь он по-настоящему влезает в шкуру профессионала.

— Есть еще проблема. — Концом сигары Чарли прожигает в фотографии посреди голубого неба дыру.

— Солнце будет нам в лицо.

Риццио смотрит на Чарли, потом задумчиво берет у него из рук продырявленную фотокарточку.

— Должно быть, здорово они нам не доверяют, раз поставили напротив солнца.

Маттоне энергично кивает. Говорить он не имеет права, но это же самое хотел сказать и он.

— Да… Такие уж они там, в банде Мак Карги.

— Значит, надо появиться, первыми.

— Точно.

Риццио и Маттоне уходят в дом, забрав карточку и фотокамеру, а Тони остается с Чарли. Он садится рядом с ним на ступеньки веранды.

Какое-то время оба хранят молчание.

Чарли созерцает обагренный закатом лес.

— Мой дед в Мичигане любил рассказывать, что он родился на дереве. Это бывало всегда в такое время. Надо сказать, пил дедуля будь здоров. — Чарли поворачивает голову, но смотрит не на Тони — на луг, на понтон, на реку. — Так, значит, ты догадался, что нам предстоит выкрасть этой ночью?

— Нет.

— Человека. Женщину.

Наступает тишина. А потом голос Чарли раздается снова, и, пока он говорит, мы вдруг оказываемся в Париже летней ночью у отеля «Ритц».

Вокруг много любопытных и газетчиков, то и дело сверкают фотовспышки.

Мужчина лет тридцати пяти, высокий, приятной наружности, выходит в смокинге из отеля, держа «под руку очень молодую женщину в вечернем платье.

Голос Чарли: …Она стоит миллион долларов для одного итальянского проходимца, который сколотил состояние и теперь называет себя Мак Карги. Он сидит в монреальской тюрьме, и его процесс откроется через неделю…

Молодая женщина свободной рукой прижимает к себе тряпичную куклу. Видно, что ее пугает толпа, вспышки блицей. Двое телохранителей отодвигают журналистов, освобождая проход к роскошному черному автомобилю, ожидающему у края тротуара.

Голос Чарли: …Эта женщина будет главным свидетелем.

Ее держат в специальном полицейском лазарете на восемнадцатом этаже…

Мужчине в смокинге и молодой женщине с тряпичной куклой удается забраться на заднее сиденье автомобиля, и его дверцы захлопываются.

В каждом движении Мак Карги чувствуется безграничная нежность к подруге. Но она с тем же испугом на лице прижимает к сердцу свою куклу.

Голос-Чарли: …Он познакомился с ней, когда ей было тринадцать лет. А потом в голове у нее что-то заклинило, и ей до сих пор все те же тринадцать. Она болтает и болтает, сама не зная что…