Александр. (Закрывает ей рот рукой) Да! Это... возможно, это.. Да, в этом ты походишь только на себя, мой ангел!
Элеонора. Я лгу тебе!
Александр. ... твоя ревность.
Элеонора. Значит, ты думаешь, что...
Александр. Не совсем еще, но почти... Я еще никому не внушал ревность! Ты первая! Как ты это-то объяснишь?
Элеонора. Другие не были актрисами!
Александр. (Кончиком пальца снимает слезу со щеки Элеоноры и показывает ей) А это?
Элеонора. О, это! Если бы ты видел меня в "Даме с камелиями".
Александр. (Сомнения вновь возвращаются к нему. Он останавливается перед картиной Машу и разглядывает ее) В сущности, он должен был подарить эту картину тебе.
Элеонора. Почему?
Александр. Не знаю, мне кажется, он вложил в нее кое-что от себя...
Элеонора. Все лучшее, что в нем было.
Александр. Тем более. Он должен был бы.
Элеонора. Он отдал тебе лучшее, что в нем было. Сделай вывод, Фома неверующий!
Александр. Так просто лучшее, что есть в себе, не отдают кому-то, если только не... Если Леон отдал мне лучшее, что было в нем, значит он...
Элеонора. (Считает петли) Десять, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать...
Александр. Что ты там делаешь?
Элеонора. Хорошенько поразмыслив, я вяжу тебе шерстяной шлем, мой дорогой. Их очень трудно вязать, ты знаешь. Надо вложить в это все лучшее.
Александр. "О том, во что ты способен поверить!" - вот что мне говорит картина Леона! "Верь!" Но ведь я же не платил ему за это?!
(Прожектор меркнет. В это время на авансцене зажигается другой. Машу сидит в кресле у микрофона. Его освещают четыре прожектора. Он ведет телепередачу. В динамике слышен голос журналиста, берущего у Машу интервью. Голос: "Пять, четыре, три, два, один. Стоп! Эфир!"
(Громкая музыка вступления к передаче.)
Голос. Добрый вечер. Как говорится, добро пожаловать! (Глупый смешок) Итак, мы посвящаем первую страницу нашей передачи "Тележизнь искусства" лауреатам сегодняшнего дня! Я представляю вам лауреата Большой двухгодичной художественной выставки, которая организована в Париже...
(В этот момент новый прожектор высвечивает другую сторону авансцены, на которой перед телевизором сидят Александр, Элеонора и Виржиния. Публике экран не виден.)
Голос. Леонард Гог! Так сказать, имя и фамилия, которые уже предопределили все! А на самом деле, существует ли какая-то родственная связь с нашим дорогим Винсентом?
Машу. (Голос, усиленный микрофоном) Не оскорбляйте богов! В обычной жизни меня зовут Машу!
Голос. Вот и я себе сказал...
Машу. Я это сделал еще до вас!
Голос. Если мы вернемся к вашему творчеству...
Машу. Слушайте, это очень просто...
Александр. Держу пари, что он будет сейчас говорить для нас!
Машу. Конечно же, говорю для тех, кто меня понимает...
Александр. Ну вот видите!
Машу. Так вот: у меня есть кисти, полотно, краски, и иногда меня охватывает желание смешать все это... для того...
Александр. Ну-ка, ну-ка!
Машу. ...кто внезапно встречается на моем пути.
Александр. О ком это речь, мой ангел?
Машу. ... и поскольку есть люди, которых я люблю, я рисую для них и для себя тоже! Потому что я люблю и себя тоже. Рисовать - это излагать свои чувства красками!
Виржиния. Надо будет обязательно подарить набор красок Поло!
Александр и Элеонора. (Хором) Тише!
Машу. А если вдруг это понравится также и другим, тем лучше!
Александр. Что это он берется заботиться о других?
Элеонора. Но другие все-таки существуют, дорогой.
Александр. Да, в метро!
Виржиния. Тише!
Машу. Среди всех вас, несомненно, есть масса людей, которых я люблю, сам того не зная!
Александр. Леон, не теряй своего времени с теми, кого ты не знаешь!
Машу. Я рисую и для них тоже!
Александр. Чужаки!
Машу. Чужих нет! Есть лишь граждане, которые встречаются друг с другом, и граждане, которые... не встречаются... Мы все живем на одной планете!
Виржиния. Это верно, если вдуматься!
Машу. Достаточно только вдуматься... Я часто об этом думаю. Потому что дружба... это... это...
Александр. Давай, Леон! Скажи им, что это такое!
Машу. Это как любовь... нечто вроде...
Элеонора. Скажите им, Леон, скажите!
Машу. А, черт! Ногой под зад всем тем, кто не знает, что это такое!
Виржиния. Браво, Леон!
Машу. Но можно быть уверенным в одном - с этим невозможно жульничать!
Александр. Нельзя, Леон, хоть тресни!
Машу. Даже если кто-то делает вид, что любит... ради игры... или из жалости.. Или ради денег..
Александр. Скажи им, что из этого ничего не выходит, Леон!
Машу. Ничего не получается! Наступает день, когда это обязательно проявится. Я хочу сказать...
Виржиния. Удар, Леон, еще удар!
Машу. ... есть то, что находится (он ударяет себя в грудь) и здесь. (Он показывает на лоб.)
Александр. Наша плоть и кровь, Леон!
Машу. Все наше кровное, все, что сидит в нас! Может быть, во всем этом нашем нет и ничего особенного, но именно это делает нас живыми... просто живыми... и именно в это надо верить..
Александр. Потому что это необходимо, Леон! Скажи им, черт возьми!
Машу. Потому что это необходимо... даже рискуя оказаться с рогами... это необходимо. Все, что нам остается, это - подлинные чувства! Это, и ничего другого! Вот. Мне больше нечего сказать!
(Затемнение. Свет медленно зажигается, высвечивая середину сцены, на которой стоит стол. Элеонора и Виржиния накрывают его, очевидно, для праздничного обеда. Хрусталь, цветы.)
Виржиния. Скажи, мам... О, извини меня, Элеонора!
Элеонора. Ничего. Говори!
Виржиния. Александр теперь для тебя кто? По-прежнему патрон?
Элеонора. Насколько известно, контракт не расторгнут.
Виржиния. Ты отлично знаешь, о чем я говорю!
Элеонора. Салфетки под тарелки!
Виржиния. Букет сюда?
Элеонора. Нет, туда, где сядет Леон... Мы перестали бы соблюдать контракт, если и стали относиться к Александру как к патрону. Стаканы для бордо сюда... Он твой отец и мой муж! Пятнадцать часов в сутки. Да, да. Считай сама. Плюс две субботы и все выходные дни. В сумме такой же отец и муж, как любой другой.
Виржиния. А ведь верно. Нет даже времени, чтобы вспомнить, что он вовсе и не.
Элеонора. Да, но до такой степени, что лично я - солонку сюда предпочитаю вовсе не сбрасывать маску моей роли, чем каждый день натягивать ее снова. Это избавляет меня от совершенно ненужного напряжения. Масленку сюда!
