Только теперь Медеан заметила, что до сих пор держит в руках ладонь Бриджит, и осторожно опустила ее на покрывало.

- Она должна узнать об этом, как только очнется, - не оборачиваясь произнесла императрица. - У девочки тяжелая судьба, нужно ее к этому подготовить.

- Я займусь этим, обещаю.

- У нас так мало времени. - Медеан убрала волосы со лба Бриджит. - Даже меньше, чем мы думали.

- Что-то случилось? - резко спросил Калами.

- Случилось. - Медеан заставила себя отойти от кровати. - Пойдемте, лорд-чародей.

Несколько слуг с лампами и свечами поспешили вперед, чтобы освещать императрице путь и открывать перед ней двери. Остальная свита растянулась позади - чтобы тушить свечи и закрывать двери тех комнат, в которых императрица не пожелала остановиться. Когда вся эта процессия добралась до личных покоев Медеан, она позволила слугам зажечь три свечи, после чего челядь моментально испарилась. Это была территория, где никто не имел права находиться без специального разрешения императрицы, поэтому фрейлины поклонились, когда Медеан проходила мимо, но остались стоять по ту сторону двери.

Калами шел следом за императрицей так же послушно, как любой из слуг. Когда двери за ними закрылись, Медеан тяжело рухнула на диван и жестом указала Калами на кресло. Он присел на самый краешек, сгорая от нетерпения услышать новости.

- Похоже, Ананда нашла поддержку своим замыслам.

Тяжело было проговаривать все это снова, но ничего не поделаешь. Медеан рассказала Калами о сообщении лорда Уло и о том, что он назвал в числе заговорщиков имя Пешека. Калами вскочил с кресла и подошел к жаровне, стоявшей поблизости. Она не горела, и медь тускло поблескивала в неверном мерцании свечи. По правилам этикета он не имел права стоять, когда императрица сидела, но сейчас их никто не видел, а у Медеан не было ни сил, ни желания напоминать Калами о приличиях.

- Ее нужно остановить.

- Ее остановит Бриджит, - сказала Медеан, потирая повязку.

- При всем моем к вам уважении, Ваше Величество, - Калами оторвался от созерцания погасшей жаровни и обернулся к Медеан, - я не думаю, что Бриджит сможет остановить ее вовремя.

- О чем это ты? - надменно спросила Медеан. - Ты что, сомневаешься в способностях дочери Аваназия? Да, она ничего не знает, но на ней лежит печать происхождения. Я ясно вижу это по ее лицу.

- Вы увидите это еще яснее, когда она очнется, - кивнул Калами. - Но поймите, большей частью своей великой силы ее отец был обязан небывалому опыту. Он был не просто одарен, он был обучен. Но на обучение требуется время, а у нас, как вы сами заметили, его не так уж много.

Медеан задумалась. Калами прав. Заговор уже существует, и было бы слишком легкомысленно надеяться, что Ананда через своих шпионов еще не узнала о прибытии дочери Аваназия. Это известие еще ускорит ее планы.

- Благодаря свидетельству лорда Уло мы можем арестовать ее и посадить в темницу. - Пальцы Медеан обвились вокруг подлокотника дивана. Прикосновение дерева к повязке вызвало новый всплеск боли и зуда в заживающих ладонях. Можно сделать это прямо сегодня и покончить с ней раз и навсегда.

- Ваше Величество. - Калами опустился перед на колени перед Медеан. Вы ведь сами понимаете, что этот план нельзя назвать удачным. Ананду любят. Публичный процесс, к тому же основанный на показаниях единственного свидетеля, вызовет волнения по всей империи.

- Не хочешь ли ты сказать, что мне никогда от нее не избавиться? - с угрозой в голосе осведомилась Медеан. Зрачки у Калами тревожно расширились. Он боится ее, и всегда боялся. Так-то оно лучше. В конце концов она императрица Изавальты, и подданным полагается ее бояться.

- Ваше Величество, мы ведь уже обсуждали, как можно избавиться от Ананды: нужно ее очернить, скомпрометировать. Только так, и никак иначе.

Медеан нетерпеливо встала и направилась к жаровне, повторяя путь, только что пройденный Калами. Ей было неприятно находиться рядом с ним, когда он говорил об этом. Она не желает этого слушать.

- Должен быть какой-то другой путь.

Калами повернулся, не вставая с коленей:

- Какой же, Ваше Величество? - Он поднялся. Калами был выше Медеан, но в отличие от других придворных не сутулился в ее присутствии и не пытался прятать свой рост. - Необходимо показать всей Изавальте, что она собой представляет на самом деле, и сделать это должны именно вы.

Руки у Медеан похолодели, и от этого холода заныли ожоги. Но она и не подумала звать слуг, чтобы те разожгли жаровню. В жизни Медеан и так было слишком много огня. Порой ей хотелось приказать, чтобы во дворце погасили все огни, хотелось сидеть в холоде, одиночестве и благословенной темноте, без этих бесконечных напоминаний о пламени, заключенном в подземелье. В каждой свечке, в каждой лампе, в каждой жаровне Медеан мерещилось оперение Жар-птицы, и она до глубины души ненавидела это зрелище.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы вынести пламя жаровни возле постели Бриджит. Медеан вдруг пришла в голову дикая мысль, что Жар-птица может добраться до Бриджит через язычки огня. Но это уже был полный абсурд: Жар-птица ни за что не посмела бы прикоснуться к дочери Аваназия.

И почему она должна верить Калами насчет Ананды? Почему бы ей не приказать ему замолчать и не выкинуть из головы его дурацкие советы? Он стал чересчур дерзок... И вообще его место - у постели Бриджит.

- Должен быть другой способ, - твердо заявила Медеан и прошествовала в самый темный угол комнаты. - Нужно использовать кого-то другого. Только не Микеля.

"Я взывала к твоему сыну, - говорила Жар-птица. - Он почти услышал меня". Медеан закрыла глаза, чтобы прогнать наваждение.

- Как прикажете, Ваше Величество, - услышала она голос Калами. - Но я хочу спросить вас: сможете ли вы освободить Микеля, пока он жив? Поймут ли лорды и волости, что это была государственная необходимость, когда он расскажет, что вы с ним сделали?

Медеан открыла глаза и увидела темную каменную стену. Вот то, к чему свелись все ее желания: темный камень и прохладная тень. Как же это случилось? Когда она стала такой? Это все проклятая Хастинапура да еще Хун-Це. Это они отняли у нее все! Сейчас они хотят заполучить ее сына, и если она не принесет его в жертву, им достанется целая империя. Потому что Калами опять прав. Отступники из числа дворян истолкуют ее деяние по-своему. Можно было бы заставить Микеля забыть об этом, стереть из его памяти сам процесс наложения заклятья и то, что этому предшествовало. Но для такого колдовства требовался искусный мастер, а Медеан уже не была уверена своих силах. Это мог бы сделать Калами - или Бриджит, когда наберется опыта. Но заклятье такого рода необходимо очень часто обновлять, ведь человек непрерывно взрослеет и меняется. К тому же величайший закон волшебства состоял в том, что даже самое искусное заклятье можно снять.