"Волчий вожак, стоя на высоком бархане снега, жадно нюхал воздух, который еще хранил запах пота разгоряченных животных. Пять часов назад они здесь прошли всем табуном. Вожак, мудрый самец в полном расцвете сил и лет, не мог понять, почему они не могли догнать хотя бы одного сайгака. Такого не было никогда. Сайгаки были словно заговоренные. Никакие уловки не помогали. Волчья стая была на краю гибели. Старые члены стаи и годовалые щенки отстали на день перехода. Их вела следом за ядром стаи старая опытная волчица. Этому хвосту осталось жить дня два, от силы - три. Потом они уснут, прижавшись друг к другу, и уже не проснутся никогда. Вожак это понимал. Он оглянулся на сидевших поодаль боевых сотоварищей. Увидев это, они нехотя, превозмогая усталость и собачий голод, навострили уши. Это был последний шанс.

Группа серых хищников молча поднялась с места и крупной рысцой пошла в темно-синие сумерки снежной степи. Если через сутки они не догонят стадо, то идущий по следу хвост ядра стаи не выживет... Стертые до крови когти скользили по ледяному, колючему, как битое стекло, насту. И они догнали бы стадо, догнали бы... Но хмурые от природы, серые от рождения, четвероногие санитары не знали, что над сайгачьим стадом три дня назад на низкой высоте прошел секретный вертолет ФСБ... Перед этим, за два дня, были пойманы два десятка здоровых особей, взяты анализы, поставлены на животных радиомаяки. Пятерых сайгаков заразили тяжелыми вирусами. Вертолет кружил над испуганным стадом на низкой высоте до тех пор, пока не облучил излучением торсионного генератора всех до одного сайгаков. И сайгаки стали действительно заговоренными... Точнее, облученными. Даже зараженные самцы бежали без устали, как здоровые..."

Судя по всему, не зря Анна меня просит связаться с Вами...

Слова Прокурору

Именно за эти две недели я смог, на чужой квартире, почти круглосуточно работая по выходным и по ночам в будни, написать "Разбор полетов" и "Вечную беседу".

Анна все эти дни говорит, с улыбкой, словно извиняясь:

- Пойми, нужно все "разжевать" им. Сложно им понять все то, что происходило. Ты уж постарайся... Иначе не получится... Шок у них от этой правды... Господи, если бы ты знал, что там творится...

По поводу написания книг. Еще весной этого года я спрашивал у Анны:

- Анастасия, придумай что-нибудь. Не могу я больше писать! Надоело! Сколько можно? Пусть кто-нибудь другой пишет книги!

Она ответила:

- Кто же сможет это написать? Ты сам начинаешь понимать то, что происходило, только тогда, когда пишешь книгу. Кто же сможет написать то, что происходило с тобой, кто сможет это понять?

Летом этого года я спросил у Учителя Иванова:

- Учитель, сколько это будет все продолжаться? Не могу я больше. Неужели никто другой не сможет это сделать?

- Никто, кроме тебя не сможет это сделать.

Я тогда еще не знал, что именно я видел реально Анну, и что у меня, вот уже десять лет, лежит кассета со словами Валерия.

Что еще разжевывать? Я не знаю. А через два дня уже и не смогу... Если жив останусь... Вот такие дела, господин Прокурор...