И он ушел, цепляясь за стены.

Пир и правда был великолепный. Приехало много гостей, каждый вручал хозяину ритуальную халу, и у каждого на боку, помимо меча, была небольшая сеточка с ручками, вроде нашей авоськи.

- Для чего это у них? - спросил шепотом Лева у Столпнера, указывая ему на эту неожиданную принадлежность рыцарского вооружения.

- Как "для чего"? - изумился тот. - Или ты не еврей, что не понимаешь? Они же пришли в гости, так? Кушать будут, так? Должен же порядочный еврей принести что-нибудь и для семьи, для родственников. Вон, видишь благородного реба Зяму Иткина в голубом плаще с розовой опушкой? У него нет такой сумки, потому что он одинокий. У них в семье большая война была из-за наследства, это был такой цорес, что ни Боже мой! Младший брат приготовил отравленный фалшефиш, все кушали, он сам по ошибке тоже кушал, сам умер, еще двое умерли. Зяма выжил, зарезал троих, сестру замуж выдал, хорошо, удачно выдал, за раввина. Остальные члены семьи сами разбежались, теперь он живет один, богатый, как Ротшильд. Брать с собой ему некому, так ему обидно, и он ест за двоих, дай Бог здоровья благородному ребу.

Столпнер усадил Леву рядом с собой, лично следил, чтобы тарелки и кубок его были полны, и все ему объяснял.

- А вот граф и графиня Рабиновичи, они вместе пришли. Держат свечную лавочку и половину акций корчмы "У Додика". Их герб - синий лев на золотом поле с семисвечником в правое передней лапе. Там, под столом, весь в маце - это ученый раби, благородный реб Гольдин, знаток Талмуда. Его герб черные пейсы на голубом поле и белая полоса наискось. На него плохо действует вино, но в молодости он сражался с сарацинами и честно заслужил право носить серебряный лапсердак, который ему вручил еще царь Иосия Пятый, да будет земля ему пухом. А вон тот высокий черноволосый муж с самыми длинными пейсами и самым большим кубком - это благородный реб Прудкин. Его герб - три куриных шейки с рисом и двумя красными полосами крест-накрест. Свои подвиги он совершил в Британии, где одолел немало нечестивых христиан и воткнул в камень какой-о меч, который они незадолго до этого с большим трудом вытащили оттуда.

В это время реб Прудкин поднялся со своего стула, выпятил грудь и провозгласил:

- А я предлагаю выпить за нашего славного хозяина, благородного Рыцаря Желтого Могиндовида, да не оскудеет и не ослабнет его рука, да будут всегда полны его кубок, тарелка, кошелек и постель! Лехаим!

Все закричали наперебой.

- Слава благородному ребу Мойше Столпнеру!

- Лехаим, Мойша! Живи еще сто лет!

- Нит гедайген, Мойша!

Когда все немного успокоились, а хозяин кончил раскланиваться, чокаться и благодарить, он вернулся к разговору с Куперовским.

- Еще двоих я хочу представить тебе. Вон тот, унылый, с длинным горбатым носом - это Абрам Лифшиц. Он совсем недавно посвящен в благородные ребы. Он мишугинер, разъезжает по дорогам Франции и Испании и ищет неприятностей на свою голову. Говорят, что под кольчугой все его тело сплошь увешано филоктериями. Он дал зарок носить их до тех пор, пока они сами не истлеют и не спадут. Но, на мой взгляд, их делают такими прочными, что скорее истлеет кольчуга.

- А почему вы сказали про него "мишугинер"? - осторожно поинтересовался Лева.

- Ну, у нас так, гм, называют странствующих рыцарей. Поодиночке каждый из них - мишугинер, а все вместе они - мишугоэм. Вот, кстати, и еще один мишугинер. Тот, с подстриженной бородой и без пейсов. Это Гай Луций Пиццерий, он язычник, римлянин, имеет там какой-то хороший гешефт. Обещает обрезаться, когда совершит свой подвиг, и потому принят в лучших домах. Его подвиг - победить дракона и сделать из него столько фаршированных шеек, на сколько хватит голов. Среди мишугоэм есть еще один неверный сарацин, реб Баламут, его сегодня здесь нет. Он обрежется, когда поймает Фальшивую Рыбу.

Тут разговор прервался, потому что оркестр заиграл "семь-сорок", и у благородных ребов ноги сами пошли в пляс. Потом они танцевали "фрейлахс", а Лева не мог, потому что у него не было ни лапсердака, ни жилетки. После этого возвратились к столу, но Столпнер был мокр, красен, ему никак не удавалось отдышаться, а потому беседа не клеилась.

Вскоре гости начали расходиться. Реб Мойша подолгу обнимался с каждым и - в особенности - с каждой. Животы и авоськи были полны. То и дело слышалось:

- В будущем году в Иерусалиме, дорогие гости!

- В будущем году в Иерусалиме, реб Столпнер!

Наконец дверь хлопнула последний раз, и установилась тишина. Рыцарь Желтого Могиндовида потянулся, зевнул и резюмировал:

- Суббота кончилась. С утра опять щит на ворота вешать.

Солнце зашло, и, несмотря на свечи и факелы, горящие по стенам, в зале было темновато.

- Когда уже электрические лампочки изобретем? - досадливо поморщился реб Столпнер. - Одно слово - мрачное средневековье, - он обернулся к Леве. - А теперь я готов отвечать на вопросы, рассказывать, вообще что угодно, если ты, конечно, в состоянии слушать.

Куперовский жестом дал понять, что вполне в состоянии, и хозяин повел свой рассказ:

- Ну, поскольку ты издалека, выглядишь не простолюдином и ведешь себя как и полагается порядочному иду, то поговорим об истории Великого Израиля.

- Может, лучше не надо? - попросил Лева. - Я Библию читал и вообще...

- Что ты, что ты?! - замахал на него руками Столпнер. - Как можно?! Отпустить странника, не подвергнув его ученой беседе о благородных материях?! Да какой же я после этого благородный реб?!

Пригорюнившись, Куперовский обреченно вздохнул и приготовился слушать.

- В оные времена Израиль был действительно великим, ему принадлежала большая часть бывшей Римской империи, половина Аравии и южная Скифия. Христиане, филистимляне, египтяне, дикие готы, сарацины - все бежали от нас. В те годы каждый из нас гордо носил филоктерии, пейсы и нос с горбинкой. Но Бог не любит слишком самодовольных и отвернулся от евреев. Наше могущество начали крушить со всех сторон.

- Да, - стыдливо прошептал Куперовский, - там еще появился пророк, который пытался руководить израильскими армиями. Он старался, но у него ничего не вышло. Я знаю об этом.

- При чем тут пророк? - удивился Столпнер. - Пророков у нас было много, слава Богу, все-таки мы - избранный Им народ, а не какие-то пфендрики. Но кто бы им разрешил командовать войсками? Мы, хвала Яхве, добрые евреи, а не сумасшедшие. Нет, там дело было в другом. Что-то такое с идолами, которых наши предки то ли не там поставили, то ли не так за ними ухаживали. Я подробностей не знаю. В общем, мы потеряли Францию, Испанию, Италию с Римом, Египет, а также все южные и северные земли. Что и говорить, потрепали нас крепко, но кое-что мы удержали. Главное - мы сохранили веру и обычаи. Отважный рыцарский дух живет в груди лучших сынов Израиля. По всем дорогам Европы странствуют наши мишугоэм и вершат великие подвиги. Они освобождают девиц и дам, побеждают могучих великанов и коварных карликов. Многие рыцари рыщут по лесам и пустыням, стремясь обрести Священную Мацу, которую не доел когда-то праотец Авраам.

- А что это за штука такая? - удивился Лева.

- Ты спросил неправильно, - недовольно проворчал хозяин. - Надо было сказать так: "О, благородный рыцарь, поведай мне историю Священной Мацы". Но я прощаю тебя, ибо ты не знаешь еще наших обычаев. Так вот, Сарра была стара и бесплодна, Авраам тоже далеко не юноша, но, как и пообещал им Бог - а на Его слова, мой юный друг, можно положиться, как на страховой полис, - Сарра понесла, что, как говорится, большое чудо и можно каждому пожелать в ее и особенно в его возрасте. Авраам возблагодарил Ягве, а Сарра в честь такого события испекла мацу. И это еще более великое чудо, так как готовит Сарра не любила и не умела. И это была первая маца, приготовленная под этими небесами, и это были первые евреи, приготовившие и откушавшие ту мацу. Некоторые, правда, говорят, что Сарра собиралась испечь пирог, но, как я уже упоминал, она была та еще кулинарка, и пирог совсем немножко подгорел и самую малость усох, а положить в него начинку она просто забыла. Потому маца и получилась такой, какую мы ее сейчас едим. Однако Авраам любил таки хорошо питаться, и когда Сарра принесла ему изготовленную своими руками мацу, он очень обрадовался, попробовал, воздел руки к небесам, сказал: "Ты у меня, Саррэле, таки золотая хозяйка, но зачем было так напрягать себя в твоем положении?!" - и убрал остатки мацы в заплечный мешок, на черный день. Однако черный день, благодаря Господу, не наступил, и праотец так и не доел эту мацу, хотя Сарра, дай ей Бог здоровья на том свете, каждое утро напоминала ему про нее. Авраам отвечал жене, что бережет этот единственный плод ее кулинарного искусства как память, запер эти остатки в большой чемодан и положил чемодан на шкаф в самый дальний угол. С тех пор все евреи хранят мацу в чемоданах на шкафах. Когда Авраам умирал, он завещал мацу Исааку. Когда Исаак женился на Ревекке, на свадьбе незримо появился ангел и втайне от всех благословил мацу, но этого никто так и не узнал. После Исаака она должна была перейти к Исаву, но досталась Иакову, который позже в пустыне откусил от нее кусочек. Она так подкрепила его, что он почти на равных всю ночь боролся с Богом, который за то присвоил ему имя Израиль. И надо сказать, что Израиль с тех пор таки доставил своему Богу немало неприятных минут. Иаков завещал мацу своему любимому сыну Иосифу, Иосиф подарил ее младшему брату Вениамину, а Вениамин сменял ее на ножичек и два блока жвачки. Тогда Священная Маца и была утрачена на века, и с той поры лишь несколько наиболее отважных, достойных и богобоязненных иудейских рыцарей удостоились счастья лицезреть ее. Давид видел ее как бы в туманном золотом облаке перед боем с Голиафом, Самсон - перед разрушением храма, а Иуда Маккавей - перед первой из своих великих побед. Говорят, что даже крошки от нее излечивают смертельные раны, наделяют необоримой мощью и прозорливостью и делают отведавшего самым сильным рыцарем в мире. Рассказывают также, что достигнуть Священной Мацы может лишь рыцарь, совершенный во всех отношениях, конечно, обрезанный и правоверный, не моложе двадцати одного года, без вредных привычек и никогда не знавший женщины. А где, я спрашиваю, вы найдете девственника таких лет в нашем климате? Так, мало этого, коснуться Священной Мацы дано только тому, кто ни разу в жизни не солгал. Это уж вовсе ни с чем не сообразно. Еврея, который никогда никого не обманул, следует возить по всем землям в клетке с надписью: "Опасный зверь. Большая просьба ни в коем случае не кормить, а то он, не дай Бог, начнет еще размножаться". Хотя, конечно, Ягве виднее. И уж если такой уникальный экземпляр обнаружится, крылатые девы во главе с седовласым старцем вынесут ему навстречу Мацу прямо в чемодане, и от Мацы будет исходить сияние, и от чемодана - сияние, и от девушек со стариком тоже сияние, так что, я думаю, мало света этому мишугинер не покажется. Потом он свершит великие подвиги и умрет совершенно удовлетворенный. Впрочем, думаю, при нашей жизни всего этого не случится. Лехаим! - и Столпнер осушил огромный кубок.