Нельзя сказать, что после прочтения рапорта Шарби выглядел довольным. Скорее наоборот.

— Вы что, спятили, любезный?

— В каком смысле? — засуетился астроном-ревнитель, почувствовав в голосе фрейзера раздражение.

— Ну вот, в замечании на полях к своей проповеди «О принятии добровольного присоединения к сонму святителей», вы записали: «несколько солдат были невнимательны, пришлось сделать им устное замечание о недопустимости подобного поведения».

— Всё верно, — подтвердил Пшу. — Были невнимательны, можно сказать, дремали с открытыми глазами, вот и пришлось прочитать им нотацию.

— Кому?! — взъярился фрейзер третьего ранга. В таком гневе Тэйтусу видеть своего спасителя ещё не доводилось.

— Со…лдатам, — запинаясь, ответил он.

— Каким солдатам?! Имена, фамилии, воинская специальность, номера рот!

— Не знаю, — развел руками астроном. — Я не спрашивал.

— А надо было, — успокаиваясь, произнёс Шарби. До него уже дошло, что происходит. Он торопливо пролистал кондуит. — Свистопляс побери, везде то же самое. Ни одного дисциплинарного взыскания за истекшие сто вахт. А ведь я предупреждал!

На лице лже-ревнителя отобразилось недоумение:

— Предупреждали? О чём?

Вместо ответа Шарби Унц снял с головы форменку в виде ребристого шлема и согнутым мизинцем почесал маковку.

— Виноват! Должен был предупредить сразу после перекачки, но в суматохе с переводом вашего прототипа в анабиозный отсек совершенно выпустил из виду… М-да.

Он опустился в кресло напротив:

— С вами, уважаемый, сыграла скверную штуку реадаптация, то состояние памяти, которое когда-то едва не погубило знаменитого лазутчика Зебина Леша. У вас внешность Тедля Ноха, его манеры, привычки и знания, перешедшие во время перекачки, но прежнее ваше «Я» не смирилось со своим подчиненным состоянием и выпирает наружу, что сказалось на откровенном неприятии порядков, бытующих на флоте. По-видимому, в этом повинно «штиблетское» происхождение и опальное прошлое. Беда в том, что ваше поведение выдаёт вас с потрохами. Неужели вы думаете, что Его Блистательность не заметит странностей поведения нового ревнителя имперских стандартов? А когда заметит, прикажет подглядке-подслушке пропустить вас через кабинет дознания, в котором заправляет весьма неприятная личность, обожающая оставлять своих подопечных на ночь в компании с сороконожками-хохотунчиками… М-да. Не знаю случаев, чтобы хоть один испытуемый не сознался после этого во всех смертных грехах, вписанных в Канон Прегрешений…

— Неужели дело обстоит так плохо?

— Нет, — покачал головой Шарби, — не так. Ещё хуже. Судьба нашей ячейки повисла на волоске. Любая оплошность с вашей стороны, и с питомцами Змеи на «Шкеллермэуце» будет покончено.

Бедняга-ревнитель всполошился.

Пока речь шла лишь о его судьбе, он воспринимал угрозу достаточно абстрактно, но когда дело дошло до людей, которые поставили свои жизни на кон чтобы вывезти его за пределы империи, ему стало не по себе.

— Что же делать? Можно как-нибудь исправить положение? Я готов…

Командир лазутчиков поднял раскрытую ладонь с прижатым внутрь большим пальцем. Как Тэйтус уже знал, на секретном языке Корабельной Разведки этот жест означал: «Все внимание на командира!», и лже-ревнитель оборвал себя на полуслове.

— Я вижу несколько путей развития событий в благожелательном для вас направлении, — сказал фрейзер назидательно. — Во-первых, пора привыкнуть к мысли, что вы находитесь не на кафедре в Ужерском Фундаментальном и даже не в доме с четырьмя извилистыми линиями в вольном городе Туцане, а на боевом корабле. Поэтому необходимо вжиться в шкуру настоящего ревнителя имперских стандартов, которому не дай послушать певчих каракатиц, зато обеспечь дисциплинарными проступками членов экипажа по полной! И эти проступки должны быть отражены в вашем рапорте князю Инхаш-Брезофу в мельчайших подробностях. С именами, фамилиями, воинскими званиями, наложенными взысканиями… Если не подавите в себе «штиблетскую» мягкотелость, я вам гарантирую сороконожек-хохотунчиков, а, возможно, и что-то похуже! А за компанию и мы с дубль-старнанами и представителем славной корабельной медицины сгорим коптящим пламенем.

— Нет! — крикнул Тэйтус, хватая со стола раскритикованный рапорт. Сейчас я все перепишу!

— Подождите, — призвал возбужденного астронома Шарби Унц. — До чего же трудно иметь дело с гражданскими, не дослушают до конца и начинают пороть горячку.

К чести опального астронома следует отметить, что он сумел справиться с волнением и взял себя в руки.

— Один исправленный кондуит погоды не сделает, — продолжил фрейзер, — главное, направить ваше первоначальное «Я» в необходимое русло. Чтобы оно не сражалось за лидерство с той частью «Я», что была заимствована у Тедля Ноха.

— А как это осуществить? — озабоченно спросил Пшу.

Командир лазутчиков пожал плечами:

— Должен признаться, раньше я об этом не думал. Но у ловцов певчих каракатиц есть хорошая пословица: «Если не убежать от шторма, плыви ему навстречу».

Доктор звездознания никогда не занимался ловлей певчих каракатиц, и потому честно признался:

— Я не уловил смысл.

— Смысл в том, что если нельзя что-то скрыть, его следует выставить напоказ.

— Все равно не улавливаю.

— Короче, доктор. Вы оказались здесь из-за расхождения своих воззрений на мироздание с официальными. Вот и воспользуемся этим обстоятельством к собственной выгоде. Завтра, во время доклада, вы обратитесь к князю за официальным разрешением пользоваться измерительными приборами центральной рубки.

— Зачем?

— А затем, что во время вчерашней четвёртой вахты «Шкеллермэуц» пересёк рубеж, с которого можно непосредственно наблюдать за таким астрообъектом, как Молекулярный Экран.

Если фрейзер хотел зацепить астронома за живое, то это удалось ему в полной мере. Тэйтус сперва вспыхнул, как девица, которой впервые прислали фамильный обруч, потом тяжело вздохнул:

— Но чем я обосную свою просьбу, какой интерес Молекулярный Экран может представлять для ревнителя имперских стандартов? Ведь официально я Тедль Нох, а не Тэйтус Пшу, для которого нет ничего важнее в жизни, чем увидеть воочию феномен Глубокого Вакуума!

— Вот и наблюдайте ради Очевидца! И с обоснованием никаких проблем не возникнет. Диктую, записывайте: «В связи с неизбывным желанием опровергнуть пакостные измышления известного безбожника и ниспровергателя основ Тэйтуса Пшу прошу милостивейшего дозволения Вашей Блистательности дать мне возможность исследовать так называемый Молекулярный Экран с целью набрать достаточно данных, дабы посрамить его лживые утверждения…»

Доктор звездознания старательно записывал под диктовку, шевеля губами, поскольку проговаривал текст про себя, но только когда отложил в сторону чернильный баллончик, доставшийся ему по наследству от прежнего хозяина каюты, смог уловить суть продиктованного.

— Это что же получается? — произнес он, усмехнувшись, — я прошу разрешение изучать объект важный для моей теории якобы для того, чтобы её опровергнуть, а на самом деле…

— …чтобы найти ей экспериментальное подтверждение, — завершил фразу Шарби Унц. — А попутно избавитесь от многих неприятностей. Ваше астрономическое «Я» займётся любимым делом и не будет лезть кула не надо, мешая писать ежемесячные доносы. Главное, не упускайте из виду, что через каждые три вахты вам предстоит читать очередную идеологическую проповедь в час Единодушия, скрупулезно внося в кондуит нерадивых слушателей! Тем самым, полагаю, в вашем сознании будет достигнуто гармоничное сочетание двух «Я».