– Котел взорвался. Их и завалило в подвале. Никто не знал, что они были в музее.
– Но откуда же ты… – Дин вдруг заметил выражение лица Дэмьена и запнулся на полуслове. На лице Торна было написано презрение, губы змеились сардонической усмешкой. Конечно, Дэмьен знал. Ему ведь открыто все, что для другого остается тайным. Ничто не могло ускользнуть от его мысленного взора.
– Единственное, что не погибло, – продолжал Дэмьен, – это кинжалы. И теперь они в руках моих врагов, прекрасно знающих, кто я.
– А знающий, кто ты, – пробормотал Дин, – должен знать и пророчество.
– Да, именно. Вот-вот грядет рождение Назаретянина. – Дэмьен пристально посмотрел на рукоятку в форме распятого Христа и перевел взгляд на Дина. – Немедленно свяжись с Бухером. Вели ему добраться до Чикаго как можно быстрей… Расскажи ему… – Торна прервал стук в дверь. Она распахнулась, и вошел лакей.
– Извините, сэр, только что позвонили из больницы и спросили господина Дина.
– Барбара, – хлопнул себя по лбу Дин, и на его лице появилось выражение вины. – Сегодня днем она собиралась куда-то пойти. – Он повернулся к Дэмьену. – Ты не возражаешь, если?..
– Конечно. Бери машину и поезжай, только сначала все-таки дозвонись из посольства Бухеру.
– Но ведь Бухер В Вашингтоне, – возразил Дин. – Он там по поводу израильской заварушки. Завтра ему необходимо быть в Белом доме…
Дэмьен разъяренно накинулся на помощника: – Идиот, ты что, не понимаешь? Они же здесь, чтобы уничтожить меня. Если им это удастся, Все вы пойдете следом за мной… я имею в виду каждого из вас.
Дин покинул кабинет, оставив Торна одного с кинжалом в руке. Дэмьен медленно подошел к окну и устремил взгляд в небо. Губы его двигались в еле слышном шепоте:
– И какой же это зверь, чей час пробил, приближается ныне к Вифлеему, чтобы появиться на свет?
Отец де Карло и пять монахов сгрудились возле стола, уставившись на мерцающий экран телевизора. Как только новости закончились, священник перекрестился, поднялся со стула и, выглянув в окно, повернулся к монахам. Он пытался осмыслить происшедшее. Отец де Карло припомнил свою первую встречу с Бенито, когда монах был еще послушником, исполнительным, спокойным и преданным вере человеком. Он не поддался юношеским искушениям и посвятил свою жизнь Богу. А теперь Бог забрал ее. Но эта смерть была ужасной.
– Какой-то неизвестный, – тихо повторил Паоло вслед за диктором. Отец де Карло повернулся, пытаясь в точности вспомнить, что же сообщил диктор.
– Разве о кинжале ничего не было сказано? – спросил он.
– Нет, – ответил Паоло. – Они трактуют это как несчастный случай.
– Торн знает, что это не так, – мягко возразил де Карло.
– Нет, – перебил его упрямый Паоло, обладающий фотографической памятью на детали. – В заявлении американского посольства сообщается, будто Торн удовлетворен, что между ним и этой несчастной жертвой не прослеживается никакой связи.
Отец де Карло с нежностью посмотрел на этого большого и наивного человека. До чего же Паоло педантичен. Все в этом мире раскладывалось у него на белое и черное. Вот и сейчас сообщили, что связь не прослеживается, и у Паоло ни на минуту не возникло сомнения в обратном. До чего же наивен. И все они наивны.
Торн прекрасно все знал. И теперь он будет на чеку. Гибель Бенито осложнила их миссию. Но пусть они все-таки верят. В конце концов это было не столь важно. Главное, не позволять им закиснуть от отчаяния. Де Карло подошел к столу и призвал всех к молчанию.
– Наша главная задача: как только Святое Дитя появится на свет, найти Его, – начал он. – Брат Симеон и брат Антонио, я хочу, чтобы вы сегодня сопровождали меня. Надо узнать место Его рождения, ибо час приближается.
Двое монахов кивнули и преданным взглядом впились в глаза священника, радуясь, что он назвал именно их.
– Остальным придется подождать, когда мы вернемся. Затем нам надо будет решить, как действовать дальше. В следующий раз наши усилия должны быть четко скоординированы. Второй раз мы не можем допустить ошибки.
Стулья заскрипели, и монахи, шепча молитву, поднялись. В душе каждый из них собирал все свое мужество для грядущего противостояния.
Покалывание в пальцах вернуло Дэмьена к действительности. Его взор так долго был прикован к небу, что ощущение времени просто пропало. Дэмьен взглянул на свои руки, вцепившиеся в кинжал. Запястья побелели от напряжения, пальцы посинели. Он отбросил кинжал и принялся растирать затекшие руки, мельком глянув на часы. Часы были очень дорогие, их подарил ему сам президент. Эта роскошная штуковина не больно-то нравилась Торну, но из соображений дипломатии он предпочитал-таки носить ее. На циферблате, вдогонку друг за другом, бежали какие-то точки и цифры. По этим часам в любое время суток можно было определить и дату, и температуру воздуха, и влажность, и еще Бог знает что, как выразился президент. Кроме того, они были противоударными, водонепроницаемыми, антимагнитными, в них можно было без опасения и взобраться на Эверест и пересечь Сахару… Дэмьен тогда горячо поблагодарил президента, прикинув в уме, а не испытать ли их прочность где-нибудь и на дне океана.
Было десять тридцать пять, двадцать третье марта. Дэмьен даже присвистнул, осознав вдруг, что простоял у окна более получаса. Он снова взглянул на небо, чувствуя, как кровь начинает пульсировать в пальцах, затем повернулся и вышел из кабинета. Поднявшись по широкой лестнице, он позвал:
– Джордж! Дверь приоткрылась, и из-за нее выглянул лакей. – Сегодня вечером мне больше ничего не понадобится. – Да, сэр. Спокойной ночи.
Дэмьен подождал, пока лакей закроет за собой дверь. События сегодняшнего страшного дня вновь пронеслись перед его мысленным взором. Он вспомнил изуродованного, обугленного человека, висящего на веревках, и взглянул на свою ладонь, где отпечатался след от рукоятки кинжала. Вдруг его обуяла холодная ярость.
Торн миновал галерею, выходившую в холл, и устремился по темному коридору, двигаясь быстро и целенаправленно. Он свернул сначала в один, затем в другой и, наконец, в третий коридор. Миновав открытую дверь, он заметил выбежавшую из комнаты собаку. Тяжело дыша, сверкая в темноте желтыми глазами, она потрусила следом за ним.