– Я не знаю. – Ему не хотелось пока упоминать об алкогольном опьянении – это подождёт. – Дорогая, можно свихнуться, пытаясь понять, в чём там было дело, – мягко проговорил он, стараясь отвести её мысли от подозрений, которые в нём только росли и крепли. – Лучше вспоминай, как она радовалась жизни последние несколько недель, каким добрым и отзывчивым человеком была.
– Ты прав, – тяжело вздохнула Полли. – Двадцать лет назад она пережила сокрушительное разочарование, но никогда не жаловалась на судьбу и продолжала помогать другим, однако… – Её голос задрожал. – Я не в силах сейчас говорить об этом, Квилл. Мне нужно немного побыть одной.
Дома его ждало сообщение на автоответчике. Он позвонил на работу доктору Диане.
– У меня появились кое-какие подозрения, – известила она. – Поэтому я пришла на работу пораньше, чтобы просмотреть историю болезни Линетт. Она оставила завещание, по которому её глаза и прочие органы разрешалось использовать для трансплантации. Я позвонила в больницу, и тамошний врач сказал, что не рекомендовал бы использовать её органы в качестве донорских. Тело было отправлено в морг с разрешения ближайшего родственника. Я позвонила в морг. Но было уже слишком поздно для аутопсии. Они сказали, что ближайший родственник заказал кремацию!
– Но это же совсем не то, чего хотела Линетт! – воскликнул Квиллер. – Даже мне известно, что она хотела быть похороненной на Верхнем кладбище, на участке Дунканов, чтобы над ней совершили традиционный похоронный ритуал, как над её братьями.
– Очевидно, её супруг ничего не знал, – отозвалась Диана.
«Конечно, подобные темы обычно не обсуждаются во время свадебного путешествия», – подумал Квиллер, а вслух произнёс:
– Диана, я уже сообщил печальную новость Полли. Она попросила меня уйти, сказав, что хочет побыть одна, но я думаю, было бы хорошо, если бы ты обсудила с ней эти новые факты.
– Я охотно поговорю с ней, – промолвила Диана. – Правда, не знаю точно, как и когда, но я что-нибудь придумаю. Мои родители будут потрясены, когда узнают такую новость.
– Многие будут.
– А где сейчас её муж, хотела бы я знать?
– Сегодня он вылетает обратно. Я собираюсь позвонить ему вечером. Возможно, мне удастся получить от него объяснения. А пока могу только сказать, что эта история появится в сегодняшней газете на первой полосе.
Квиллеру нужно было немного поспать. Он решил, что два-три часа сна восстановят его силы, и переключил автоответчик на режим записи звонков. Проснувшись в половине одиннадцатого, Квиллер был готов к решительным действиям. Ему предстояло написать материал для своей колонки, но запланированная ранее тема в свете последних событий оказалась неподходящей. У него был задуман некий трактат на тему зерновых завтраков: за и против, вчера и сегодня, горячие и холодные, с изюмом или без. Он позвонил Полли.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.
Она ответила устало, как человек, успевший вволю наплакаться:
– Сейчас уже лучше. Как ты считаешь, мне нужно что-нибудь сделать? Ведь я теперь не ближайшая родственница, правда? Мне звонила Диана. Все последние желания Линетт уже нарушены. Видимо, он не знал.
– Знаешь, Полли, кое-что ты действительно можешь сделать, кое-что очень полезное. Помоги мне написать статью о Линетт, какой она запомнилась нам. О том, как она плясала шотландскую удалую, как посещала больных, как играла в бридж, как устраивала благотворительные базары, о ежегодном зимнем паломничестве на Верхнее кладбище, о родословной, уходящей корнями в одиннадцатый век.
– Да, я смогу помочь тебе, – оживилась она. – Хотя мне нужно немного подумать.
– Думай быстрее. У меня цейтнот. Я загляну к тебе с магнитофоном в час дня.
Он знал, что Полли необходимо сейчас чем-нибудь занять. Так будет лучше для неё, да и ему не придётся спешно вымучивать статью для своей колонки. Увлекшись воспоминаниями, Полли рассказала массу интересных вещей и так хорошо говорила, что Квиллеру оставалось только перенести её воспоминания на бумагу. «Вот бы всё интервью, – подумал он, – так легко готовились к печати!»
Пока Квиллер печатал, возле буфета происходила возня: Юм-Юм пыталась добраться до игрушек, а Коко старался открыть «долгий ящик». Впервые он проявил интерес к этому отделению, и Квиллер почувствовал покалывание над верхней губой, побуждавшее его к расследованию. В «долгом ящике» покоилась беспорядочно сваленная корреспонденция, и сверху на этой куче лежал конверт из манильской бумаги от поверенных. Оторвавшись на минуту от печатной машинки чтобы изучить его содержимое, Квиллер обнаружил то, что и ожидал, – бумаги, которые ему надлежало подписать и отослать во вложенном конверте. Барт всегда старался облегчить ему жизнь, но это дело могло и подождать, поэтому Квиллер бросил конверт обратно в ящик.
«Йау-y-y!» – раздался гневный окрик Коко, который сидел на шкафу и колошматил по нему хвостом. Значит, дело не терпело отлагательств.
Это побудило Квиллера повнимательнее просмотреть документы и написанные от руки инструкции Барта.
Квилл, обрати внимание на пункты «г», «к» и «м». Ответь как можно скорее… Улетаю в Сент-Пол, пока ещё работает аэропорт. Вернусь в среду, чтобы обсудить личность К. Л. Д. Предпринятое Фондом К. расследование показало, что он никак не связан с охраной памятников и реставрацией. Может, придётся добираться до дома вплавь.
Барт
Квиллер позвонил в отделение полиции Пикакса и попросил шефа.
– Когда ты сегодня уходишь?
– В четыре часа.
– Обязательно дождись меня! Есть важная информация.
Зайдя в редакцию, чтобы сдать материал, Квиллер просмотрел сегодняшний выпуск газеты, на первой полосе уже стояло печальное сообщение и несколько фотографий.
Молодой выпускающий редактор торжествовал:
– На сей раз мы опередили пикакское радио. Даже не знаю, как нам удалось избежать утечки.
– Моя колонка довершит успех, сказал Квиллер. – И всё благодаря Полли.
Он захватил для неё ещё несколько экземпляров сегодняшней газеты. В главной статье номера говорилось:
ПОСЛЕДНЯЯ ИЗ ДУНКАНОВ
УМИРАЕТ В СОРОК ЛЕТ
Линетт Дункан из Пикакса, последняя представительница рода Дунканов в нашем округе, скончалась сегодня утром в возрасте сорока лет, меньше чем через неделю после бракосочетания с Картером Ли Джеймсом. Супружеская пара отправилась в свадебное путешествие в Новый Орлеан, где новобрачная и умерла от «желудочно-кишечного расстройства», как явствует из свидетельства о смерти. В живых остались двое её родственников – муж, который принял её последний вздох, и Полли Дункан, вдова Уильяма Уоллиса Дункана.
Следуя шотландской традиции, после венчания миссис Дункан оставила себе девичью фамилию и тем сохранила верность своему клану. Она, представительница четвёртого поколения семьи, которая приехала в Мускаунти в 1850-х годах и преуспела на торговом поприще, очень гордилась своими предками. Их могилы на Верхнем кладбище примыкают к саду размышлений, заложенному семьей Дунканов как место утешения для всех скорбящих.
Закончив Пикакскую среднюю школу, миссис Дункан посещала Торговую академию в Локмастере и начинала свою карьеру как бухгалтер. Последние пять лет она работала в Гудвинтеровской больнице, занимаясь оформлением страховых полисов для пациентов.
Год назад после смерти своего брата Камерона она унаследовала особняк Дунканов на Плезант-стрит и первой из домовладельцев дала согласие на реставрацию.
Служение людям стало смыслом жизни для миссис Дункан, которая снискала всеобщее уважение, отработан в прошлом году более десяти тысяч часов волонтером в больнице, публичной библиотеке, Историческом музее и других учреждениях. Она являлась активной прихожанкой Старой каменной церкви.
«Она была самоотверженной и сострадательной женщиной, – говорит его преподобие Уэсли Форбуш, – всегда готовой прийти на помощь и никогда не жалеющей своего времени на благие дела».
Мэр Грегори Блайт сказал нам: «Она служила образцом для нашего общества, и её будет не хватать даже тем людям, которые не были знакомы с ней».
Миссис Дункан возглавляла пикакский бридж-клуб, основанный при её активном содействии, а также была казначеем и хранителем коллекции Генеалогического общества Мускаунти.
Газета пока не располагает сведениями относительно организации похорон.
