Гэри стоял, облокотившись на стойку бара, пока Квиллер, сидя на шатком высоком табурете, поедал медвежий бургер. Сам Гэри был здоров как медведь и вдобавок косолап, с буйными чёрными космами и такой же косматой бородой.

– Рад, что ты согласился возглавить шествие на Ледовом фестивале. Квилл.

– Я не сознавал, что делаю, – проворчал Квиллер, откусывая от бургера. – Кто ещё будет на этом параде?

– Королева, завернутая в искусственную шкуру белого медведя, поедет на санях, запряженных лошадьми. За ней побегут собачьи упряжки. Эскорт из мотоциклистов в костюмах белых медведей. Два студенческих оркестра на открытых платформах. Восемь рекламных платформ на колесах, прославляющих зимний спорт. И факельщики на беговых лыжах.

Квиллер оставил при себе язвительные замечания пришедшие ему на ум. В конце концов, праздник может принести пользу округу, сотни энергичных предпринимателей упорно трудятся, чтобы успешно провести его. Кроме того, бургер, который он благополучно доел, был подан за счёт заведения.

– Расскажи лучше, что за книгу ты задумал, – попросил Гэри. – В чём там суть?

– Собрание былей и небылиц о прежних временах в Мускаунти, которое намерен опубликовать Фонд К. Книга будет продаваться в сувенирных лавочках. Доходы от продажи пойдут на нужды Исторического музея. Как тебе довелось узнать о Хильде?

– Мой отец и дед так часто рассказывали эту историю, что я выучил её наизусть. Ты хочешь записать её на магнитофон?

– Да. Давай зайдем в твой кабинет, там поспокойнее.

Вот какую историю поведал Гэри.

Мой дедушка любил рассказывать о полоумной старухе из Брр, которая наводила страх на всех и каждого. Истории этой без малого семьдесят лет.

Хильда вечно бродила по городу с садовыми ножницами и устрашающе лязгала ими, направляя концы на людей.

Люди посмеивались у неё за спиной, называя её Хильда Ножницы, но все же побаивались встретиться с ней лицом к лицу.

И вот беда: никто не мог понять, была ли она просто старой чудачкой или хитрюгой, каких не видел свет, задумавшей безнаказанно попирать закон. Она брала в магазинах и лавках что хотела, не платя ни цента. Нарушала все городские постановления и умудрялась выходить сухой из воды.

Время от времени какой-нибудь полицейский или шериф пытался потолковать с ней с безопасного расстояния, а она заявляла, что таскает с собой ножницы, чтобы отдать точильщику.

Вокруг её дома не было забора. Она жила в крытой толем лачуге с каким-то паршивым псом. Без электричества, без водопровода.

Ферма моего деда была через дорогу, и лачуга Хильды находилась в его владениях. Она жила там, не имея на то никакого права, набирала ведрами воду из его колонки, а зимой таскала топливо для своей печурки из его поленницы.

Однажды вечером, сразу после Дня всех святых, то есть в начале ноября, преподобный Уимси из местной церкви возвращался домой с молитвенного собрания в Скуунк-Корнерз.

Вечер выдался холодный, а машины в те времена не обогревались. У него был открытый «форд», поэтому одет священник был очень тепло.

Автомобиль пыхтел по проселочной дороге, делая, вероятно, миль двадцать в час, когда Уимси вдруг заметил, что впереди по грязной дороге с трудом тащится в темноте какая-то женщина, одетая в купальный халат и домашние тапочки. При ней оказались садовые ножницы.

Преподобный Уимси хорошо знал Хильду. Она была его прихожанкой, пока священник не попросил её не являться на службы с ножницами. Тогда она перестала ходить в церковь и озлобилась. И всё-таки он не мог оставить её на дороге умирать от холода.

В наши дни мы просто позвонили бы шерифу но тогда ещё в автомобилях не было радиопередатчиков, а уж тем более сотовых телефонов. Поэтому он остановился и спросил, куда она собралась.

– Повидать моего дружка, – ответила она мрачным голосом.

– Может, подвезти тебя, Хильда?

Она серьёзно посмотрела на него и потом сказала:

– Да, пожалуй, нынче холодновато… – Хильда забралась в автомобиль и устроилась на сиденье, держа ножницы на коленях.

Преподобный Уимси, как говорил дедушка, с трудом перевёл дух и, сглотнув пару раз, спросил, где живет её друг.

– Вон там, – она махнула рукой за кукурузное поле.

– Уже довольно поздно для визитов, – заметил он. – Может, лучше отвезти тебя домой?

– Я сказала, куда мне надо, – заорала она так, словно священник был глухой, и лязгнула пару раз своими ножницами.

– Ладно-ладно, Хильда. И ты знаешь, как туда доехать?

– Нужно повернуть вон туда. – Она показала налево.

На ближайшем повороте он свернул налево и проехал по дороге около мили, не заметив ничего похожего на жильё. Он спросил, как выглядит нужный ей дом.

– Я узнаю его, когда доедем! – Лязг-лязг.

– На какой улице живёт твой друг? Ты знаешь?

– У неё нет названия. – Лязг-лязг.

– А как зовут твоего приятеля?

– Не ваше дело! Просто доставьте меня туда.

Она вся дрожала от холода, и он остановил машину и начал снимать пальто.

– Позволь мне укрыть тебя, Хильда.

– Не приставайте ко мне! – завопила она, отталкивая его и угрожающе лязгая ножницами.

Мистер Уимси поехал дальше, ломая голову, что же ему делать.

Он уже миновал овечье пастбище, песчаный карьер и тёмные фермерские дома с лающими собаками. Вдалеке горели огоньки Брр, но стоило ему отклониться в том направлении, как она начинала раздраженно фыркать и сердито щелкать ножницами.

Наконец на него снизошло вдохновение.

– У нас скоро кончится бензин, – заявил он встревоженым голосом. – И мы застрянем здесь на всю ночь. Можем замёрзнуть до смерти. Мне нужно заехать в город и заправиться.

Дед говорил, что первый раз в жизни преподобному Уимси пришлось солгать и он молча молил Бога о прощении. Он также молился, чтобы затея его удалась.

Хильда не возражала. К счастью, она задремала, вероятно, начала замерзать.

Преподобный отыскал сельский магазинчик и вошёл в него, чтобы воспользоваться древним телефоном с рукояткой, которую надо было крутить для вызова коммутатора.

Через две минуты на мотоцикле подъехал помощник шерифа.

– Преподобный Уимси! Старый повеса! – пожурил он священника. – Мы уже с ног сбились, разыскивая Ножницы! Лучше признавайтесь во всем сразу, а не то я арестую вас за похищение человека!

Ты спросишь, с чего это помощник шерифа вдруг напустился на преподобного? Да просто Хильдина собака лаяла целых четыре часа, и мой дед вызвал шерифа.

– Здорово! – оценил Квиллер. – И что же было Дальше? Что случилось с Хильдой?

– Для её же собственной безопасности округ пометил Хильду в приют, где ей пришлось-таки расстаться со своими садовыми ножницами. Весь город вздохнул с облегчением.

– И долго люди её терпели?

– Много лет! В те времена люди отличались долготерпением. Они привыкли к суровой жизни первооткрывателей. Следовали девизу: «Меньше слов, больше дела!» А разве сейчас, в наш электронный век, живётся лучше, Квилл? Порой я думаю, что родился слишком поздно. Моя мать живет в Центре, и однажды вечером она ужинала в ближайшем ресторане. Компьютер испортился, и ни один из служащих не смог сосчитать, сколько с неё причитается за ужин Чёрт-те что! Мне всего тридцать пять, но я чувствую себя динозавром, потому что умею складывать и вычитать.

– И не забывай своего умения, посоветовал Квиллер. – Может, у нас здесь компьютеры и не приживутся.

– Давай-ка вернёмся в бар и выпьем чего-нибудь, а то у меня в горле пересохло, – предложил Гэри. – И я хочу поговорить с тобой ещё кое о чём. – Он налил Квиллеру кофе, а себе пива и начал: – Пару недель назад сюда зашёл один парень и заявил, что он представитель некой фирмы из Центра, занимающейся реставрацией и ремонтом зданий, и что у него уйма заказов в Пикаксе. Он уверял, что мой отель может стать золотым дном, если его отреставрировать и внести в Национальный регистр исторических памятников, но реставрационные работы должны проводиться под присмотром специалиста. В общем, дело-то вот в чём: мои постоянные клиенты любят это место именно таким, какое оно есть, запущенным и ветхим! Короче, я отговорился тем, что не могу себе позволить такого.