Мистер Тарбутт загрузил в тележку чемоданы приезжих. Ему помогал светловолосый мальчик: возбужденный, нетерпеливый и говоривший на таком быстром английском, что Бьянка не понимала ни слова. Его сестра Дженни продолжала стоять на месте, пока мать беседовала с мистером Тарбуттом. Наконец ее отец сошел с парохода, поставил на тележку последние чемоданы, а затем положил руки дочери на плечи:

- Ну вот и все. Как думаешь, дорогая, тебе здесь понравится?

Дженни откинула назад свои длинные каштановые волосы.

- Здесь пахнет так, словно это приятное местечко, - ответила она, и Бьянка внезапно поняла, почему девочка не улыбнулась в ответ на ее улыбку.

А догадавшись, сжала губы и негромко присвистнула, словно птица. Дженни обернулась. Бьянка вновь свистнула по-птичьи, но так тихо, что услышать ее мог только тот, кто прислушивается изо всех сил. На этот раз Дженни улыбнулась быстрой, радостной и дружеской улыбкой. А затем... Затем отец повел Дженни вслед за уже нагруженной тележкой, которую мистер Тарбутт покатил с мола вверх по одной из каменных улочек Скуапорта к гостинице.

Бьянка наблюдала за тем, как они удаляются, и не обратила внимания на то, что разгрузка парохода закончилась.

Первым ее заметил Алистер Кемпбелл, помогавший отцу сгружать лобстеров. Он толкнул локтем стоящего рядом мальчика, и через секунд, должно быть, тридцать все дети, собравшиеся на молу, смолкли. Бьянка очнулась и почувствовала на себе пристальные взгляды шести пар глаз.

Она мгновенно скользнула вниз, ободрав ладони о цепь, и побежала по камням к дороге. Дети, спустившись с мола и огибая гавань, бросились за ней. Они легко могли бы ее поймать, но не решались и держались на расстоянии. Когда Бьянка добралась до дороги и побежала в гору, к холмам, удаляясь от города, они последовали за ней хихикающей кучкой, останавливаясь, когда она оглядывалась на ходу, и вновь пускаясь вдогонку, когда она отворачивалась, словно играли в "бабушкины шаги". Бьянка упрямо вздернула подбородок и зашагала навстречу ветру, решив не обращать на них внимания, если б Алистер Кемпбелл не бросил камень - совсем маленький камешек, который не причинил ей никакого вреда, а всего лишь чиркнул по земле возле ее ног, но Бьянка разозлилась. Она резко обернулась к ним, лицо ее вспыхнуло от гнева, а глаза сверкали, как осколки зеленого стекла.

Островные дети застыли на месте. В течение долгой минуты никто из них не шевельнулся и не заговорил. Они стояли как зачарованные. Затем один из мальцов нервно хихикнул, но, когда старшая сестра хлопнула его ладонью по губам, тут же замолк. Наконец Алистер Кемпбелл, самый взрослый из них, не выдержал, повернулся и рванул прочь. Все остальные бросились за ним, оскальзываясь на камнях. Малыш - тот самый, что хихикал, - споткнулся и упал, но сестра рывком подняла его на ноги прежде, чем он успел завопить, и потащила за собой, испуганно оглядываясь через плечо.

Бьянка следила за ними, пока они не исчезли за зданием школы. Гнев в ее глазах растаял. Когда знаешь, что тебя боятся, чувствуешь печаль и одиночество. Негромко вздохнув, Бьянка потерла веки тыльной стороной ладони, словно у нее защипало в глазах. Затем вернулась на дорогу и пустилась в длинный и утомительный путь домой.

Она жила в доме на берегу озера в глубине острова. Дом звался "Луинпул". Его окружала каменная изгородь и несколько согнувшихся под напором ветра деревьев. Вокруг, сколько видел глаз, - ни строения, ни кустика... Только озеро и голые холмы. Некогда возле дома рос сад, но от него теперь осталась только цепочка зеленых стеклянных шаров на земле да старый куст дикой фуксии возле входной двери. Шары - поплавки ловушек для лобстеров - некогда окаймляли садовую дорожку.

Бьянка вошла через заднюю дверь в большую темную кухню. Через маленькое окошко сочился вечерний свет, казавшийся бледным в трепещущем золотом сиянии огня в кухонной печи. Энни Макларен согнулась возле поддувала, вороша золу.

- Поздновато, - проворчала она, хватаясь за отполированный латунный поручень над огнем и выпрямляясь.

В ее возрасте, с ревматизмом это была не слишком простая задача. Сквозь редкие седые волосы просвечивал розоватый череп.

- Овсянка на плите, - сказала Энни и подошла к столу, чтобы поправить масляную лампу.

- Не зажигай пока. Давай посумерничаем, - предложила Бьянка.

Энни пожала плечами, повернулась к плите, переложила черпаком из почерневшего горшка в чашку немного овсянки и достала ложку из кухонного шкафа.

- Кушать подано, госпожа.

Затем села в продавленное кресло и, сложив на коленях узловатые руки, стала смотреть, как девочка ест. На каминной полке ворковал чайник, роняя из носика капли воды, шипящие в пламени. В темном углу комнаты тикали невидимые часы. В дымоходе завывал ветер.

Бьянка доела овсянку и зарыла озябшие ноги поглубже в складки лоскутного ковра.

- Сегодня приехали новые люди, - сообщила она. - Двое мужчин, женщина и мальчик. А еще слепая девочка.

- Ты ведь не ходила к гавани?

Бьянка покачала головой.

В голосе Энни слышалась тревога.

- Ты же знаешь, что он говорил. Я ему обещала.

Бьянка смотрела на огонь, наблюдая, как между раскаленными добела кусками каменного угля время от времени проскальзывают крохотные зеленоватые язычки пламени.

- Тогда ты, должно быть, с кем-нибудь разговаривала. Иначе откуда бы ты узнала?

- О новых людях? - Бьянка закрыла глаза и улыбнулась с таинственным видом. - Я могу видеть сквозь стены и что происходит за углом, - проговорила она нараспев. - Могу летать над горами и над морями. Я знаю, кто приходит и кто уходит, но никто никогда меня не видит.

Энни принужденно хохотнула.

- А что, если он в это не поверит, а, госпожа?

Бьянка бросила на Энни озорной взгляд.

- Но ты-то веришь...

Старушка заерзала в своем кресле, и старые пружины заскрипели.

- Да чего уж там! Сила у тебя есть, - проворчала она уважительно. Хотя, как я понимаю, видеть сквозь стены - одно дело, а летать - другое... Но он-то считает это... как бы сказать... бреднями. Так что тебе лучше помалкивать, госпожа. Не болтай с ним о новых людях с парохода, а то он решит, что ты побывала в городе, крутилась там и чесала языком. Я пообещала ему, что никаких слухов ты распускать не станешь.