Я брел по Ньюбаугюртель, останавливался зачем-то у витрин магазинов, что-то шептал, иногда громко заговаривал сам с собой. У "Красного домика" замедлил шаг, и девица в кожаной юбке, едва закрывавшей ягодицы, игриво наклонилась ко мне, чтото сказала заигрывающе-ласково. Но я стоял, как истукан, и она отклеилась от меня, приняв за наркомана, пребывавшего в кайфе.
Возле трамвайного круга, что напротив Штадтхалле, я опустился на скамейку и долго сидел, безучастно провожая глазами пассажиров, выходивших и входивших в трамвай. Над моей головой кондуктора давали звонки отправления.
Я думал о Майкле, о суетности жизни и бесцельности этой суеты. Ну, чего он добился, чем улучшил нашу жизнь, расплатившись за свою порядочность и честность собственным существованием?
Солнце село, холодало. Я отправился в отель. В вестибюле повстречался Саня, он собрался побродить по Вене.
- Ты себя плохо чувствуешь, заболел? - обеспокоенно спросил он. Давай я принесу чаю горячего или, хочешь, полстакана горилки с перцем после горячего душа, и - как рукой снимет, поверь мне!
- Спасибо, Сань, мне ничего не нужно. Отлежусь и завтра буду как огурчик.
- Нет, я все-таки предлагаю...
- Сашок, иди, дружище. Мне действительно _н_и_ч_е_г_о_ не нужно!
В номере я разделся и улегся под толстую перину. Бессильная ненависть колотила меня. Я понял, что не смогу отквитаться за смерть Дивера. Единственное, что смогу сделать, это рассказать все, что знал, и назвать имена Келли и Питера Скарлборо. А в том, что это их рук дело, не приходилось сомневаться. К Сержу обращаться сейчас бесполезно. Остается Дейв Дональдсон из лондонской "Дейли тайм". Вот только на месте ли он? Ведь с той самой ночи, когда мы встретились в полицейском участке, больше не виделись и не переписывались. Да и есть ли вообще в блокноте номер телефона лондонского газетчика?
Перелистал записную книжку, потрепанную, разбухшую, я уже не однажды собирался ее заменить новой, да не хватало смелости взяться за эти авгиевы конюшни, где накопились записи за десяток лет.
"Дональдсон, Дейв, 32 Sevil Road, London тел. REG 5511".
Лондонского кода я не знал, и пришлось позвонить вниз портье, и он продиктовал цифры.
Я набрал код, затем - лондонский номер Дейва, честно говоря, мало надеясь на успех.
Но трубку подняли быстро, еще не успел отгудеть первый сигнал.
- Здесь Дейв Дональдсон!
- Здесь Олег Романько, советский журналист! Если помните, Дейв!
- Мистер Романько! О, вы в Лондоне? Как же я могу не помнить вас?!
Я не ожидал от традиционно сдержанных англичан такой экспрессии: Дейв был так неподдельно обрадован, что его настроение передалось мне через сотни миль, разделяющих нас. От сердца отлегло: теперь я смогу воздать должное памяти Майкла Дивера, этого современного рыцаря совести.
- Нет, Дейв, я в Вене, приехал на Кубок наций по легкой атлетике.
- Жаль, но как ваши дела, как ваша жизнь, мистер Олех Романько?
- О'кей, Дейв! Спасибо. Не заинтересует ли тебя кое-что, продолжающее ту лондонскую историю...
- О, есть что-то новое? Минутку, я включу диктофон, одну минутку!
Я коротко изложил суть случившегося, но развивать тему не стал.
- Дейв, увы, я вынужден закончить разговор, ведь моя бухгалтерия не оплатит телефонные беседы с Лондоном!
- Дайте свой номер, я тут же наберу вас! Да ведь это сенсация. Вот что, мистер Романько, я выдам затравку в завтрашний утренний выпуск и первым же самолетом вылечу в Вену. Ого, эту штуку нужно раскрутить! Только, ради бога, никому ни слова, а, мистер Олех?!
- Спи спокойно, Дейв! До скорой встречи!
- Бай-бай, мистер Олех Романько!
9
Суббота - первый день Кубка наций - выдался не по-весеннему знойным. На небе - ни облачка. На трибунах - яблоку негде упасть, настоящий цветник. Каких только красок тут нет! Но преобладают светлые, радостные тона. Многие зрители разделись, загорают. Между рядами снуют продавцы кока-колы, хрустящего картофеля, сигарет, жевательной резинки, шапочек от солнца с символом Кубка - бегущего, прыгающего через планку, метающего копье оленя. Над стадионом в ослепительной синеве завис серебристый дирижабль с надписями по бортам "Фуджи-фильм". Огромными рекламными щитами огорожены беговые дорожки и сектора для метаний и прыжков. Практически каждый свободный метр занят - закуплен, как говорится, на корню фирмами и концернами, производящими автомобили и "ПК", персональные компьютеры, виски и видео, спортивную одежду и обувь, мебель и швейцарский шоколад. Робко втиснулась сюда и наша "Лада". Спорт стал объектом вкладов соперничающих фирм.
"А что в этом плохого, если деньги, полученные международными федерациями, пойдут на развитие массового спорта в развивающихся странах, на стипендии и субсидии выдающимся спортсменам? - завел я давний и бесконечный спор с самим собой. - Это только одна сторона медали, старина. А вторая, оборотная, выглядит несколько иначе: когда человек начинает бегать, прыгать, играть в футбол _т_о_л_ь_к_о_ за деньги, спорт утрачивает самую важную, самую ценную свою цель - воспитывать человека, приносить ему радость, наделять, в конце концов, в наш отравленный цивилизацией век здоровьем. Спокойно, спокойно, старина, сейчас ты скажешь, что большой спорт никогда не будет источником здоровья. Согласен, за то и нужно платить спортсменам, что во имя интересов людей, сидящих на трибунах, работают на грани риска. Но когда рискуют здоровьем только и исключительно ради денег и готовы пойти во имя монет на подлог - а разве допинг - это не подлог, это не обман? - это уже ни в какие ворота не лезет, как бы ты не старался доказать, что большой спорт без больших денег немыслим. Да ты вспомни своего знакомца Мухамеда Али? Какой был красавец, какая силища, сколько денег намолотил! И что осталось от него? Развалина, страдающий болезнью Паркинсона, без денег, без семьи, без надежды... Спорт сегодня балансирует на острие ножа, и нужно бороться, чтоб он выжил, чтоб остался для нас - для людей - привлекательным и радостным, желанным..."
Я заглянул в стартовые протоколы. Четвертьфиналы на 100-метровке составлены так, чтоб фавориты, а ими, без сомнения, были Джон Бенсон и четырехкратный олимпийский чемпион Карл Льюис, не встретились между собой. Жребий не свел ни с одним из них и Федора Нестеренко. Хорошее предзнаменование! Знал я за Федором слабость: взрывной, нервный Федор перед первым стартом обычно чрезмерно волновался, и это долго не позволяло ему выбиться в лидеры. Не скажу как, но Вадим Крюков отучил парня от такого "непроизводительного" расхода нервной энергии, и, обретя внутреннее спокойствие, Нестеренко сразу побежал, как говорят специалисты.
