Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Замыслов Валерий Александрович

Горький хлеб (Часть 7)

ЗАМЫСЛОВ ВАЛЕРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

ГОРЬКИЙ ХЛЕБ

РОМАН

Часть VII

Глава 73

В РОДНЫЕ ДЕРЕВЕНЬКИ

Около недели посошные люди еще жили в княжьей усадьбе. Чтобы мужики без дела не слонялись по двору, Андрей Андреевич заставил их в холопьем подклете мять кожи, чинить хомуты, плести лапти для многочисленной дворни.

Сам князь был добродушен, приветлив, кормил страдников вволю.

- После удачливого похода господин наш всегда таков, - пояснил мужикам Якушка, который ходил с перевязанной щекой, пряча под белой тряпицей кровоточащий сабельный шрам.

Из сорока ратных мужиков с поля брани вернулись только три десятка.

Павших воинов хоронили с великими почестями в общей братской могиле. На панихиде был сам государь Федор Иванович, святейший патриарх Иов, царев правитель Борис Годунов, князья, бояре, Москва посадская. Царь плакал, много и усердно молился и оказал большие милости победившему воинству. Пожаловал великий государь ближнему боярину конюшему Борису Годунову в награду шубу со своего плеча в тысячу рублей, цепь золотую, три города и титул Слуги1 да золотой сосуд Мамаевский2.

Воевода Федор Иванович Мстиславский получил также шубу с царских плеч, кубок с золотою чаркой и пригород Кашин с уездом.

Остальные князья, бояре, дворяне, дети боярские3 и другие служилые люди были пожалованы государем всея Руси вотчинами, поместьями, деньгами и дорогими подарками.

Всю неделю пировала Москва боярская в государевой Грановитой палате.

Посошные люди князя Телятевского получили за ратную службу от царева имени по два рубля.

Мужики всей гурьбой потянулись в кабак на Варварку, до полуночи пили за ратные успехи, поминали павших, опьянев, горланили песни.

Однако на другой же день князь Телятевский засадил крестьян вновь за изделье. Мужики томились княжьей работой и рвались домой в деревеньки.

- Середина июля, братцы. Скоро зажинки на нивах зачинать. Басурман побили - пора и по избам вертаться.

Вечером крестьяне повалились спать, а Иванка с Афоней вышли из подклета, опустились на завалинку, заговорили вполголоса.

- В село тебе нельзя возвращаться, Афоня. Заподозрил тебя приказчик. Видно, Авдотья рассказала Калистрату, как ты к ней в избу наведался.

- Сам о том все дни думаю, парень. Одначе не впервой мне в такие передряги попадать. Выкручусь.

- Калистрат - мужик дотошный. Может пытку учинить. Выдюжишь ли?

- Выдюжу, Иванка. Хоть помирать придется, но и словом не обмолвлюсь. Я мужик терпкий. А может, еще и обойдется.

- Добро бы так, Афоня.

- Сам-то как на село пойдешь? Тебя, вон, князь в свою оружную челядь приписал. Стремянным при себе определил.

- Сбегу из усадьбы, друже. Мое дело землю пахать. Пускай князя другие оберегают.

Через три дня государь всея Руси Федор Иванович повелел рать распускать.

Князь Телятевский собрал мужиков на дворе и произнес:

- Святой Руси вы отменно послужили. Теперь ступайте в вотчину хлеба убирать. После Ильина дня приступайте к жатве на моей ниве. Управитесь к бабьему лету - доброго вина поставлю да на зиму лес разрешу валить. Езжайте с богом.

Иванка прощался с Афоней за тыном.

- Передай отцу, что через пару дней в селе буду. О Гнедке пусть не горюет.

- Жаль мне тебя, Иванка. Поедем в село с нами.

- Нельзя, Афоня. Князь и слушать не хочет. Ежели сейчас поеду - вернет и на цепь посадит. Попытаюсь за эти дни добром отпроситься. А ежели чего сбегу.

На второй день Иванка снова заявился к Телятевскому в палату.

- Не рожден я холопом быть, князь. Отпусти меня из своей дружины.

Андрей Андреевич не привык дважды по одному делу разговаривать, потому проронил сердито:

- Мне такие молодцы нужны. Нешто тебе соха не наскучила? Будешь возле меня жить. Такова моя воля.

Тогда Болотников решил пойти на хитрость.

- Дозволь, князь, хоть отца навестить. Без коня батя остался. Тяжело ему страду без Гнедка справлять. Отдам ему своего коня и в твои хоромы вернусь.

Телятевский призадумался. Упрям и дерзок новый холоп. Но воин отменный. Сам Борис Годунов о нем справлялся. Даже царь Федор Иванович на пиру об удальце выспрашивал. Обещал наградить достойно, да знать запамятовал за усердными молитвами.

Телятевский, не отвечая на просьбу Болотникова, звякнул колокольцем. В покои вошел дежурный холоп.

Когда Якушка появился на пороге, Андрей Андреевич проговорил:

- Поездку твою в вотчину отменяю. К приказчику Иванку с грамоткой снаряжу. Передашь Калистрату мою волю. Сам через пять дней здесь будь. Коня себе на обратный путь в Богородском на конюшне выберешь. О том в грамотке отпишу. Скачи, холоп...

Глава 74

В СЕЛЕ И НА ЗАИМКЕ

В волнующихся золотистых хлебах показался высокий костистый крестьянин в посконной рубахе.

Рожь тихо шелестит колосьями, покрытыми мелкими каплями росы, ударяет страдника в широкую грудь.

"Наливается колос, ногам кланяется. Уродила-та-ки матушка-землица", благодатно думает мужик.

- Эгей, Парфеныч! Айда што ли, - кричит с межи Семейка Назарьев с косой горбушой на плече.

Исай Болотников не спеша разминает в сухих мозолистых ладонях шершавый остистый колос, а затем выходит на край загона.

- Далек ли зачин, Парфеныч? - спрашивает Семейка.

- Нонче припоздали с севом. Пущай постоит еще жито денька три.

Дальше до самого покоса шли мужики молча. Знал Семейка, что старожилец во время страды неразговорчив, да и без того ходит он последние дни смурый. Видно, Гнедка жалеет да Иванку ждет из ратного похода. Другие-то мужики в село вернулись.

На себя косили только еще третий день - дотоле приказчик Калистрат заставил метать стога на княжий двор.

На широком зеленом лугу было пока тихо, привольно. Исай вставал чуть свет. Солнце едва выглянет над селом, а он уже на сенокосном угодье. Но вскоре подойдут и остальные крестьяне.

Через полчаса Семейка крикнул Болотникову:

- Глянь, Исай Парфеныч! Стречу тебе косец идет. Исай Болотников разогнул спину, воткнул косу в пожню и, приставив ладонь к глазам, прищурясь, вгляделся в незнакомца. Однако далеконько, сажен триста, не разглядеть. Кого это бог послал на чужое угодье. Всякому крестьянину на миру свой покос отведен.

Исай нахмурился, но продолжал косить дальше. Не поднимая головы, широко размахивал горбушей, покуда не услышал шарканье встречной косы.

Болотников вытянул из плетеного бурачка каменный брусок, чтобы подправить горбушу и, еще раз взглянув на приблизившегося страдника, обрадованно опустил косу.

В саженях десяти, утопая по грудь в мягком разнотравье, перед ним стоял улыбающийся статный, загорелый детина, в белой домотканой рубахе.

- Бог на помощь, батя! - весело вымолвил Иванка и шагнул отцу навстречу.

- Здорово, сынок. Поило траву топчешь? Нешто так крестьянину можно.

Иванка только головой крутнул. Ну и выдержка у отца! Взялся за горбушу и принялся прокладывать к Исаю широкую дорогу.

Скупо улыбаясь в пушистую с густой проседью бороду, опершись руками о косье, Исай молча любовался сыном.

Косил Иванка толково, по-мужичьи, шел не спеша, не частил, размашисто поводил острой горбушей, оставляя позади себя ровный, широкий валок дурманяще пахнущей сочной травы.

"Слава богу, живым возвернулся. Добрая помощь мне со старухой будет", - облегченно подумал Исай.

Шаркнув косой у самых отцовских лаптей, Иванка бережно положил горбушу на ощетинившуюся стерню, а затем обнял отца за плечи.

Исай ткнулся бородой в Иванкину щеку, поперхнулся и, освободившись от крепких объятий, еще более раздавшегося в плечах сына, спросил участливо:

- Шрам у тебя на щеке. Басурмане поранили?

- Поганые, батя. Оставили мне приметинку.

Иванка внимательно глянул на Исая, и сердце его обожгла острая жалость. Отец еще больше похудел, осунулся, глаза глубоко запали, лицо испещрили глубокие морщины.

1
{"b":"45611","o":1}