- Надо думать завтра в самую пору, батюшка. Готова землица.
- Вот и добро, Исаюшка, - оживился приказчик. - Значит, завтра собирайся княжье поле пахать.
- Повременить бы малость, Калистрат Егорыч. Наши загоны махонькие - в три дня управимся. А потом и за княжью землю примемся. Эдак сподручней будет.
- Нельзя ждать князю, сердешный.
- Обождать надо бы, - стоял на своем Болотников. - Уйдет время страдное, а князь поспеет.
Глаза приказчика стали колючими, злыми.
- Аль тебя уму-разуму учить, Исаюшка?
После этих слов молчаливый детина грузно спрыгнул с лошади, вздернул рукава зипуна, обнажив волосатые ручищи, и шагнул к мужику.
- Погоди, погоди, Мокеюшка. Мужик-то, поди, оговорился маленько. Придет он и пахать и сеять. Так ли, сердешный?
Исай насупился. Знал страдник, что с приказчиком спорить бестолку, потом буркнул:
- Наша доля мужичья.
- Вот и ладно, сердешный. Поехали, Мокеюшка.
Исай сердито сплюнул им вслед и вышел на прибрежный откос.
Глава 4
КНЯЖИЙ СЕВ
За околицей, на княжьей пашне, собралось ранним погожим утром все село.
Мужики по обычаю вышли на сев, как на праздник, - расчесали кудлатые бороды, надели чистые рубахи.
Развеваются над толпой хоругви, сверкает в лучах солнца и режет глаза позолота крестов и икон.
Из села со звонницы раздался удар колокола. Приказчик Калистрат лобызнул батюшке руку и повелел справлять обряд. Отец Лаврентий - дородный, пузатый, с широким красным лицом в кудрявой сивой борода, с маленькими, заплывшими щелочками-глазами, поднял крест и начал недолгий молебен в честь святого Николая, покровителя лошадей и крестьянского чудотворца.
Мужики пали на колени, творят крестное знаменит. А в уши бьет звучный певучий батюшкин голос:
- Помолимся же горячо, братья, чудотворному Николаю, чтобы умолил господа нашего Иисуса Христа и пресвятую деву Марию даровать рабам божиим страды радостной, хлебушка тучного...
Батюшка машет кадилом, обдавая ладанным дымком мужичьи бороды. Старательно голосят певчие, умильно устремив взоры на чудотворную икону.
Выждав время, раскатисто и громоподобно рявкнул дьякон Игнатий, вспугнув любопытных ворон, густо облепивших тополя:
- Господи-и-и, помилу-у-уй!
Отец Лаврентий подносит к чудотворной иконе золотой крест, глаголит со смирением:
- Приложимся, православный, к чудотворцу нашему.
Мужики поднимаются с межи, оправляют порты и рубахи и по очереди подходят к образу угодника. Снова падают ниц, целуют со слезами на глазах позолоту оклада и на коленях, елозя по прошлогодней стерне, отползают в сторону, уступая место новому богомольцу.
Затем батюшка берет у псаломщика кропило со святой водой и обходит лошадей, привязанных ременными поводьями к телегам. Лаврентий брызжет теплой водицей поначалу на конюха-хозяина, а затем и на саму лошадь, приговаривая:
- Ниспошли, Никола милостивый, добрую волю коню и пахарю. Отведи от них беду, хворь и силу нечистую во мглу кромешную...
Закончен обряд. Калистрат подошел к батюшке, земно поклонился и сказал душевно:
- Даруй, отче, нам свое благословение и землицу божиим крестом пожалуй для сева благодатного.
Отец Лаврентий троекратно осенил толпу крестом и подал знак псаломщику. Служитель помог стянуть с батюшки тяжелое облачение - шитые золотыми узорами ризы, поручи14 и епитрахиль15, оставив Лаврентия лишь в легком красном подряснике,
Батюшка шагнул на межу, перекрестился и кряхтя опустился на землю, растянувшись всем своим тучным телом вдоль борозды.
Приказчик взмахнул рукой. Перед батюшкой, обратившись лицом к полю, встал степенный белоголовый старик с большим деревянным крестом. К попу подошли три мужика - осанистые, здоровущие, выделенные миром на "освещение нивы". А за ним выстроились остальные селяне с хоругвиями и иконами. Отец Лаврентий, сложив на груди руки крестом, вымолвил:
- С богом, православныя.
Мужики пробормотали короткую молитву, склонились над батюшкой и неторопливо покатили его по полю. А толпа хором закричала:
- Уродися, сноп, толстый, как поп!
Толкали мужики Лаврентия сажен двадцать, потом батюшка, уколов лицо жесткой стерней, повелел остановиться. Селяне сгрудились, сердобольно завздыхали:
- Освятил батюшка нашу землицу.
- Теперь, можа, господь и хлебушка даст.
- Должно уродить нонче, коли чудотворец милость пошлет...
Мужики подняли отца Лаврентия с земли, оправили подрясник, отряхнули от пыли. Батюшка облачился в епитрахиль и, подняв крест над головой, изрек:
- Святой Николай, помоги рабам божиим без скорби пахоту покончить. Будь им заступником от колдуна и колдуницы, еретика и еретицы, от всякой злой напасти... Приступайте к севу, миряне. Да поможет вам господь.
Толпа покинула поле, подалась к лошадям, телегам и сохам.
Исай с сыном принялись налаживать сбрую. Отец стягивал хомут, прикручивал оглобли, поправляя соху, а Иванка тем временем укорачивал постромки.
Когда все мужики приготовились к пахоте и вывели лошадей на княжий загон, к Исаю подошел приказчик.
- Тебе, Исаюшка, первую борозду зачинать. Выезжай с богом.
Исай смутился. Он замялся возле лошади, указывая приказчику то на одного, то на другого бывалого пахаря.
- Неча, неча, Исаюшка. Не первый годок борозду зачинаешь, - ворковал Калистрат.
И только когда попросили Исая селяне, то крестьянин согласно мотнул головой и низко поклонился миру за предоставленную великую честь.
- Кого из мужиков к лошадушке поставишь, сердешный? - вопросил пахаря приказчик.
Исай повел взглядом по толпе селян, а затем вдруг порешил:
- Иванку мово. Он парень толковый, с полем свыкся.
Толпа разом повернулась к молодому, статному, черноголовому парню, мирно восседавшему на телеге.
Никак не ожидал Иванка такого выбора. Лицо его разом вспыхнуло, зарделось. Парень спрыгнул с телеги, растерянно и изумленно глянул на отца.
- Ты чего это, батя?
Исай скупо улыбнулся в черную с сединой бороду:
- А ничево. Гнедка, говорю, бери.
К Иванке подскочил верткий, взъерошенный мужичонка в дырявом армяке Афоня Шмоток из бобылей.
- Погодь, погодь, милок. Проверим, мужики, умен ли у Исая сынок. А ну, угани загадку. - И, не дав опомниться, Шмоток уцепился словно клещ за парня и выпалил, хитровато блеснув глазами: - Стоит сноха, ноги развела: мир кормит, сама не ест.
Стоявшие мужики хохотнули, но Афониной причуде мешать не стали, любопытствуя, что ответит парень на мудреную загадку.
Стихла толпа, даже батюшка Лаврентий неподвижно застыл на месте, призадумавшись.
Исай крякнул с досады, лицо его покрылось легкой испариной. Глядел на Шмотка с укоризной, думая про себя: "Черт дернул этого Афоньку. На все село осрамит, окаянный. Не смекнет Иванка. Экую завируху и мне не угадать".
Но всем на диво Иванка недолго размышлял. Он незлобиво дернул Шмотка за ухо и ответил:
- Соха, Афоня.
- Ай, верно, мужики. Вот те на, угадал! - изумился бобыль
Приказчик кивнул Иванке головой:
- Ступай, Иванушка, веди борозду.
Молодой страдник так же, как и отец, поклонился селянам и направился к загону. Иванка шел к лошади, словно во хмелю, не чувствуя под собой ног, не видя настороженных, любопытных глаз мужиков и баб, не слыша подбадривающих возгласов молодых парней и девок.
Все было словно во сне: и батюшка с золотым крестом, и лысый приказчик, и толпа пахарей, с загорелыми обветренными лицами. Но вот Иванка вышел на загон и взялся за лошадиную узду с медной насечкой. Отец уже наготове стоял возле сохи, поджидая сына, опустив вниз тяжелые жилистые руки.
Отец Лаврентий перекрестил обоих Болотниковых двумя перстами. Исай поплевал на шершавые сухие ладони, взялся за поручни и тихо сказал сыну:
- Не подведи отца, Иванка... Но-о-о, Гнедок, пошел милый!
Иванка левой рукой потянул коня за удила вперед.
