И еще ждал он со дня на день, с часа на час экологической катастрофы,еще не случившейся, но уже великой, она была неизбежна, чувствовалГолубев, неизбежна как последнее предупреждение, как очередной факт вцепочке уже свершившихся фактов.
В Магаданской области Минводхоз загубил сотни тысяч гектаров (впорядке "улучшения земель"), и тамошние следователи передали Голубевуизобличающие мелиораторов материалы, несколько толстых томов, но чутьспустя выпросили их обратно и скрылись в неизвестных направлениях.Страх следователей передался и ему, передался без страха собственнойсмерти, а сам по себе, как состояние жизни. Но и Магадан все еще не былсобытием глобальным.
"В мае 1986 года раскаленный кратер чернобыльского реактора No 4поглотил последний мешок песка, перевязанный алой ленточкой, которуюприпятский комсомол заготовил к празднованию Первого мая. В тот месяцПрипять превратилась в город-призрак. Ее жители вошли в число первых100 тысяч человек, которым было предписано покинуть свою землю и домав 30-километровой зоне".
"Количество погибших в течение первых пяти лет после аварии - 7 -10 тысяч человек. К весне 1991 года умерли 4 тысячи ликвидаторов аварии".
"Облучению подверглись свыше 500 тысяч человек".
"Заражено вокруг оказалось 130 тысяч квадратных километров (площадьЧехословакии, ныне - Чехии и Словакии, площадь Нижне-Обского водохранилища по проекту) - слишком большая территория, чтобы ее можно было когда-нибудь очистить или хотя бы эвакуировать всех живущих здесь людей".
"Если ход заболеваемости жертв Чернобыля будет таким же, как у японцев после Хиросимы, должно пройти несколько десятилетий, прежде чем мы узнаем истинные последствия аварии для людей, не говоря уж о здоровье природы".
"В системе бюрократического волюнтаризма, где каждый проект обставлен сотнями постановлений, решений, указаний и согласований, нельзяустановить, какая бумага из числа главных, какая - из второстепенных, ктонесет ответственность за проект, кто - за его исполнение, и судить надо иливсю систему, или - никого... Такие катастрофы, как Чернобыль, отражаютстепень катастрофичности всей системы управления, всей государственнойсистемы".
"Советские власти вину за взрыв возложили на операторов станции, незатронув ни одного лица вверх по иерархической лестнице".
Год за годом вычитывал Голубев подобные цитаты и думал: "А кто, кроме операторов, оставался ответчиком для советской власти и ЦК КПСС?.. Не было нынче ни правой оппозиции, ни врагов народа, ни вредителей - и потому небывало тяжелое для Советского государства наступало время!" - догадывался Голубев, а собственного успокоения ради вспоминал свет в окошке.
Очень мил, очень близок был Голубеву Александр Иванович Воейков(1842 1916). Родной человек и только! Будто вчера виделись, вчерабеседовали, а ведь не виделись и не беседовали никогда. Крупный былчеловек, не совсем уклюжий. Лысоватый. В дешевеньких очках. Беседовать-то он с Голубевым беседовал, но безголосо - голоса его Голубев не слыхал, вернее всего басок, либо баритон. Из дворян. Очень простенько одевался, галстуков, кажется, не знал. Демократ. "По своим общественно-политическим взглядам не поднимался выше уровня буржуазного либерала" (Большая Советская Энциклопедия).
Не по причине буржуазного либерализма, но Воейкова Голубев стеснялся: неприлично подчеркивать близость к знаменитым родственникам и выдающимся умам. Однако же оттого, что ты скрываешь свои привязанности, они становятся еще сильнее, еще выше.
Тысяча семьсот работ, создание науки климатологии, учения о снеге, о реках ("Реки - продукт климата") и другое многое было географией Александра Ивановича, он будто бы уже тогда, век назад, отдалялся от Земли и со стороны наблюдал, как этот шарик крутится-вертится, что показывает глазам человеческим, а что от них скрывает: догадывайся сам. Он был догадлив: надо изучить верхние слои атмосферы! Столько же кабинетный ученый, сколько и путешественник, он на годы исчезал в лесах Явы, Цейлона. Центральной и Южной Америки, вверяя себя тамошним проводникам, лекарям и нравам, изучая их языки, обычаи.
Ничто не ускользало от взгляда А. И. Воейкова: из чего и как, с каким наклоном крыш были построены жилища, какие образовались почвы, какие на почвах произрастали дикие растения и какие возделывались искусственно. Воейков делал выводы и писал труды о климате Японии. Много позже, когда в этой стране возникла сеть метеорологических станций, все его заключения были подтверждены. И "Климаты Северной Америки" пришлись американцам ко двору.
Александр Иванович был первым из тех последних географов, которые еще видели, умели видеть природу природными же средствами, то есть собственными глазами, слухом, осязанием, обонянием, для которых информация еще не заменяла наблюдений и наблюдательности. Как и всякий из "последних", он был чудаковат, десятилетиями издавал на свои средства "Метеорологический вестник", когда же средства иссякли, с удивлением узнал, что существует этакое понятие: гонорар!
Умер холостяком.
Голубев слышал, будто Воейков был влюблен в великую актрису Веру Федоровну Комиссаржевскую (1864 - 1910). "Тоже мне индеец, - удивлялся по этому поводу Голубев, - нашел в кого влюбляться! Надо же!"
В разное время Голубев написал о Воейкове несколько работ, последняя была ему и дорога и тревожна: он говорил, что наши (советские) инженеры-мелиораторы осушают, орошают и обводняют почвы, ни сном ни духом не подозревая о существовании трудов Воейкова - для них достаточно было "Краткого курса" истории РКП(б) - ВКП(б) - КПСС и сталинского плана преобразования природы, они слыхом не слыхали о том, что над территорией СССР существует "ось большого материка Воейкова", широтная ось повышенного барометрического давления, которая, сдвигаясь то на юг, то на север, определяет наступление или засушливых, или избыточно влажных лет.
По существу, Воейков был теоретическим основоположником русских инженерных мелиораций, однако никто его в этом качестве не признавал. Сколько из-за этого непризнания было потеряно - никто никогда не узнает, не поймет.
А что, думал Голубев о себе, что, если он, Голубев, последний воейковецна земле русской? Их и всего-то оставалось раз-два и обчелся, а он -последний? Конечно, великим для Голубева притяжением обладал другойИванович - Владимир Вернадский, но ведь и к Вернадскому надо былоприблизиться не самому по себе, а через посредника. Да ведь и сам-тоВернадский тоже являлся этому миру не без притяжения Воейкова. БольшиеУмы, они словно планеты - определяют орбиты друг друга.
Нет, никак не вмещалось в сознание Голубева, что Александр Воейков,Василий Докучаев, Владимир Вернадский и Сталин Иосиф, Берия Лаврентийда и Хрущев Никита тоже - это все одна страна, одна география... Что иЧернобыль и ноосфера - это все она же.
Голубев приметил одну особенность в истории русской мысли: в нейслучались изумительные, сказочные мгновения.
В литературе: год рождения Пушкина - 1799, Гоголя - 1809, Герцена,Гончарова - 1812, Лермонтова - 1814, Тургенева - 1818, Некрасова,Достоевского - 1821, Островского - 1823, Салтыкова-Щедрина 1826,Толстого - 1828.
Одна женщина, родив первенца Сашеньку в семнадцать лет, могла быпроизвести на свет своего последнего сыночка Левушку в сорок шестьгодочков. Такая реальность!
В географии: Дмитрий Иванович Менделеев - 1834 год (Голубев полагал, что Менделеев не только великий химик, но и столь же великий географ,один только труд "Познание России" его в этом убеждал), Николай Михайлович Пржевальский - 1839, Александр Иванович Воейков - 1842, МихаилВасильевич Певцов (способ определения широты по звездам) - 1843,Николай Николаевич Миклухо-Маклай и Василий Васильевич Докучаев -1846. Если бы не эти десять пятнадцать лет, что бы представляла собоюболее поздняя русская география? Если бы не эти годы, откуда бы явилсяВернадский?
Если бы Россия поняла, по стопам каких знатоков ее земли ей следуетидти в будущее?! Она не поняла, а нынче поздно. Зримая природа ужерасчленена на ландшафтоведение, геоморфологию, гидрографию, на био и нагео, а по частям ее запросто подчинили себе Ленин и Сталин.
