Печенкин замолчал, успокаиваясь, пристально посмотрел на гипсового Ленина и воскликнул:
- Это ж Григорича наследство! А я все думаю, где это я видел? Ты представляешь, мы этот дом построили, пора переезжать, а как ему сказать - не знаем! Сказали - Дом отдыха. Так он бродил все тут, местную парторганизацию искал. И хлеб в столовой тырил зачем-то...
Он задумчиво посмотрел на мешок с сухарями, пытаясь связать воспоминания и реальность, но новые воспоминания отвлекли:
- И челюсти свои все прятал...
Сундучок стоял на полу, и, присев к нему, Владимир Иванович продолжил свои воспоминания.
- Открываешь утром сахарницу - сахарку в чай насыпать, а там они лежат... Помер - так и не нашли, а новые не стали заказывать, все равно вроде... В гробу лежал, как младенчик, товарищ председатель губчека...
Красный шелк знамени Печенкин измерил деловито и по-хозяйски - от кончика пальцев до плеча.
- Раз... два... три... Оно самое, точно. Это когда Василь Григорич в третий раз овдовел, он пошел к четвертой свататься. Бурковская была такая, циркачка, Герой соцтруда... Конный цирк, еще до революции начинала. Ноги, ты не поверишь - поросенок трехпудовый пробежит, она не заметит. Ну вот... Не было Григорича всю ночь, а утром он это знамя принес!
Рассказывая, Владимир Иванович открыл жестяную коробку из-под зубного порошка и обрадованно воскликнул:
- О! Нашел! Нашел... - И, держа челюсти покойного тестя на вытянутой ладони, проговорил с саркастическим умилением: - Спи спокойно, дорогой Василий Григорьевич, твое дело в надежных руках!
Бросив на сына многозначительный взгляд, Печенкин уточнил:
- В руке...
Кинув челюсти в коробку, а коробку в сундук, Владимир Иванович выпрямился, расправил плечи и заговорил, подводя итог:
- У нас губернатор - коммунист! А знаешь, кто его губернатором сделал? Я! Вот этими руками, на свои деньги. Он, конечно, дурак, но зато работать не мешает. Так вот! Нет здесь никаких коммунистов. И демократов тоже нет. А есть те, кто работает, и те, кто языком треплет...
Печенкин замер, задумавшись. Илья вздохнул и лег на диван, поджав под себя ноги и прижимая больную руку к груди. Владимир Иванович мотнул головой, удивляясь собственным мыслям, и продолжил:
- Ну вот что интересно! Раньше думалось: будут людям хорошо платить, будут хорошо работать. Ни фига! Тот, кто за сто рэ в месяц вкалывал, тот и сейчас вкалывает... А знаешь, почему я здесь самый богатый? Потому что я работаю больше всех! Когда они спали или языком болтали, я не спал и не болтал, я вкалывал! Думаешь, просто так мне все это досталось? Тут такое было! Снайпер на крыше, а я внизу, в песочнице, детским совочком окапываюсь. Спасибо Нилычу... Мину противотанковую под капот подложили, гады... Как рвануло! Тебе задницу мою показать? Показать?
- Не надо, папа, - устало попросил Илья, подтягивая плед к подбородку.
- Трое насмерть, я живой, - продолжил Печенкин, горячась. - Ты только матери не говори, что я тебе рассказал. Мы как с ней хотели? Мы хотели, чтобы не видел ты всей этой грязи! У-у, тут такое было... Юрка Желудь пропал! Помнишь дядю Юру? У нас с ним первый частный бизнес в Придонске был - компания "Тугеза". Он гений - Юрка! Он был у нас мозг, я - все остальное... Выпили мы с ним маленько... Правда, я задремал... Просыпаюсь - нет Юрки! С концами! Как сквозь землю провалился! Знаешь, как я его искал? Как я его искал! И сколько на меня грязи вылили... И ведь до сих пор в Придонске думают...
- Папа, мне это неинтересно, - еле слышно проговорил Илья и закрыл глаза.
- Неинтересно? Ну и правильно, что неинтересно! Мне тоже неинтересно... Слушай, пошли в кино? Такой фильм! Я семечек купил...
Илья не ответил. Он спал.
5
Любил Печенкин кино. Любил ходить в кино, с детства это осталось: синенький билетик, поданный рукой невидимой кассирши в тянущее сквозняком окошечко кассы, равнодушно строгие тетки на контроле, фотопортреты артисток и артистов на стенах фойе, прохлада сумрачного зала, скрип фанерных сидений, торопливое шарканье ног, приглушенные голоса, белый пока экран, сулящий полтора часа счастливой отключки, и семечки, конечно...
Потом это стало невозможным, так как все кинотеатры в Придонске приказали долго жить, потом Владимир Иванович отремонтировал один - "Центральный", капитально отремонтировал, поставил мягкие кресла и заграничную аппаратуру, торжественно открыл и даже сходил туда пару-тройку раз, но - не понравилось, не было того, что раньше, да и охрана, страшась темноты, возражала.
И тогда пришла в голову эта гениальная идея... Однажды в Америке Печенкин узнал, что богатые американцы покупают в Европе старинные замки, разбирают их по кирпичику и перевозят к себе... "Мы, конечно, не американцы, но все-таки", - сказал тогда Владимир Иванович и дал отмашку. "Октябрь" - любимый с детства, где из-за "Фантомаса" подрался с милиционером и где действительно познакомились с Галкой. Правда, строители объяснили, что переносить нет смысла - легче, да и лучше будет, если построить новый, точно такой же "Октябрь". Сказано - сделано. А тот, городской, снесли, он все равно разваливался. Получалось - как бы перенесли! Буквально за три копейки купил город-скую фильмотеку, и следом пришел Наиль, который всю жизнь киномехаником в "Октябре" проработал...
Сначала смотрел все подряд, тыча в список пальцем, и так, случайно, наткнулся на виденный когда-то давно индийский фильм "Бродяга". Попросил поставить еще. И еще... И ничего другого больше уже не хотелось, потому что всякий раз случалась та самая счастливая отключка... С семечками, конечно.
Владимир Иванович сидел в зале один, лузгал семечки и с немым восторгом смотрел на экран. Радж Капур лукаво улыбался и объяснял:
- Экспорт-импорт? Это вещи отсюда туда, а оттуда сюда!
IX. Здравия желаем, Ангелина Георгиевна!
А Геля бросила курить и стала совершать по утрам оздоровительные пробежки. В одно такое раннее тихое утро, когда кроме нее не было на улице ни души, напротив на обочине остановился милицейский "уазик". Из него выбрался милиционер, подбежал к Геле, отдал честь и сказал:
- Извините, женщина, нужна ваша помощь. Нам понятой нужен срочно.
Милиционер был молоденький, ясноглазый, и, хотя он хмурил брови, лицо его все равно оставалось улыбчивым.
Геля озабоченно вздохнула и спросила:
- Что-то серьезное?
Милиционер улыбнулся:
- Да нет, воришку поймали, куртку украл. Понятой нужен для оформления, а люди сейчас сами знаете какие...
Геля задумалась и посмотрела на часы.
- Это далеко?
- Да нет, не очень, - ответил милиционер и снова улыбнулся.
- Ну, хорошо! - решительно согласилась Геля.
В "уазике" кроме водителя и молоденького милиционера был еще один, сидевший на переднем сиденье, грузный, неподвижный, с толстой пивной шеей.
"Уазик" ехал, милиционеры молчали, и тогда Геля заговорила сама. С досужим женским любопытством во взгляде она указала на погоны молоденького милиционера и задала вопрос:
- А вы кто?
Тот скосил глаза на свои плечи и ответил:
- Лейтенант.
- Значит, две звездочки - лейтенант? А три? Никак не могу запомнить, шутливо пожаловалась Геля.
Молоденький милиционер понимающе засмеялся:
- А все женщины не могут. Моя Верка тоже не может. Сколько раз ей объяснял: одна звездочка - младший лейтенант, две звездочки...
- Ага, значит, вы - младший лейтенант! - Геля тронула за плечо сидящего впереди милиционера.
- Я майор, - обиженно поправил тот, с трудом поворачивая шею. У него оказался маленький и круглый, как яблочко-китайка, подбородок, вислые усы и большие выпученные глаза.
- А как же одна звездочка? - растерялась Геля.
- Так то маленькая! - воскликнул, веселясь, молоденький милиционер. - А это большая. Вы сравните!
- Ага, значит, есть маленькие и есть большие! - сообразила Геля, готовая и дальше постигать труднопостижимую для женского ума науку о погонах.
