Зевая и смертельно скучая, слушал передачу о басне. Но чем дальше, тем с большим интересом смотрел на экран. К концу ее он был буквально ошарашен. Оказывается, в стране довольно давно и совершенно легально существует жанр литературы; о котором только мечтать могут враги Фирболгии. Авторы басен, без всякого сомнения, тайные агенты Истунии или злобствующие недруги. В уста всяких там козлов и прочих мэннек они вкладывают самые вредоносные идеи. И удивительнейшее дело: им все сходит с рук! Как же раньше никто не понял?! Но с ним такие штучки не пройдут! Не такой он дурак, чтобы не уразуметь, на кого намекают ничтожные писаки, изображая в басне злобного осла. Он-то себя хорошо знает!

Буквально через час его личный агент Фис-Кал-доду доложил, что ходят в народе частушки о (страшно даже подумать!) Народном Покровителе, о Вожде нашем дорогом! Вначале Народный Покровитель просто недоумевал. Разве не он - выразитель чаяний и надежд народа Антупийской области? Очень скоро недоумение сменилось праведным гневом. Вождь ясно понял, что и на этот раз он имеет дело с работой вражеских разведок. Хор-Орс-доду-доду осенило: вражеская разведка стала использовать новый метод в формировании общественного мнения, применяя старую форму для проникновения в массы своей гнилой идеологии. Они стали использовать... искусство! Значит... Значит... нужно предпринимать контрмеры!

В дверь постучали. Вошел главный письмоводитель Управления.

- Чего тебе? - буркнул Хорс-Орс-доду-доду.

- Пришло время ежедневного доклада о поступившей документации, сообщил письмоводитель и стал прихорашиваться: приглаживать скудные волосы, поправлять галстук и одергивать пиджак. - Значит, так, - сказал он звучно, с удовольствием прислушиваясь к себе. - Документ первый. Входящий номер...

- Да ну тебя! - отмахнулся Народный Покровитель. - Сам разбирайся со всеми этими восходящими и заходящими. Мне некогда! Я мыслю о благе Антупии. И не отвлекай меня по пустякам!

- Хорошо, - горестно вздохнув, подчинился письмоводитель. Отказ нанес ему чувствительный удар. Ежедневный доклад был для него настоящим праздником. Радостным фейерверком во мраке будничного существования. На время доклада он как бы становился информационным центром всей Антупии, ее интеллектуальным средоточением. И вот - отказ!

Письмоводитель не нашел в себе сил уйти сразу. Он бестолково топтался у порога и, встретив досадливый взгляд Вождя, пробормотал, бледнея:

- Есть два документа за личной подписью Первого Доверенного Лица. Прочесть?

- Оставь! Сам прочту! Надоел!

Письмоводитель подал шефу два белых пакета и поплелся из кабинета.

Содержание документа за подписью Первого было небезынтересно Хор-Орсу. Его интересовало, как метет новая метла. Узнав, что бывший секретарь стал Первым Доверенным Лицом, он никак не мог поверить в это. Непостижимо! Блеклый молчаливый мальчик на побегушках - и вдруг Первое Доверенное Лицо! Выбегал себе должность, и немалую. Ловкач!

Он вскрыл пакет, вынул плотную пачку информационных сообщений. Ого-гошеньки! На первом же сообщении гриф первой степени секретности! Так, так... "О шатаниях в среде псевдоинтеллигенции". "О Домах Эвтаназии". Очень хорошо! Давно пора всех инакомыслящих в печь! "О контроле за искусством". Интересно! Что же они предлагают конкретно? Непонятно! "Дисперсия нежелательных антигосударственных флуктуации... Постоянный контроль за формирующимся идеологическим ядром не только противоправительственного толка, но и обычного негативизма на уровне подсознательного неприятия официальных установок..." Энтроп его возьми! Как это понять? И снова об искусстве, наносящем непоправимый вред устоявшимся ценностям, освященным авторитетом государства. О необходимости постоянного и действенного контроля и наблюдения за всеми видами искусства.

Во втором пакете содержалось нечто настолько туманное, что у Хор-Орс-доду-доду разболелась голова. Какой-то генный дух... Он дочитал до пункта "конкретные указания" и с облегчением убедился, что на этот счет существует одно указание: создавать по территориальному принципу комиссии по выявлению генного духа. С этим мог справиться любой из его заместителей.

Он отшвырнул листы и, забросив ногу на ногу, принялся размышлять. Во всех этих заумных рассуждениях содержалось рациональное зерно, и касалось оно искусства. Он сам недавно думал об этом.

Хор-Орс-доду-доду ухмыльнулся. Ох уж эти умники из аппарата Первого! Не додумали все до конца, ограничились половинчатыми мерами. Сам собой напрашивается вывод: не контролировать искусство, а полностью запретить его. Раз и навсегда! Ведь что такое искусство по существу своему? Это не пища и не вода, без которых нельзя прожить. Это, строго говоря, вымысел психически неустойчивых особ, которые видят то, чего нет, и галлюцинируют, как самые настоящие сумасшедшие. Ненормальные пишут, рисуют, а идиоты читают, смотрят и... восхищаются!

Народный Покровитель нажал кнопку звонка. Тотчас явился письмоводитель. На его рыхлом лице светилось радостное ожидание. Он не сомневался, что Вождь передумал и решил ознакомиться со всей пришедшей корреспонденцией.

- Пиши приказ! - величественно изрек Народный Покровитель.

Письмоводитель поблек. Он достал ручку, блокнот и изготовился писать.

- Настоящим приказываю, - начал Вождь, и лицо его одеревенело от сознания собственной значимости. - Отныне отменяются все виды искусства: литература, живопись, театр и тому подобный вздор. За нарушение приказа тюремная изоляция провинившегося. При повторении проступка - более серьезное наказание. Все!

Пятясь задом, письмоводитель удалился. Хор-Орс-доду-доду подошел к окну, лицо его приняло подобающее ситуации глубокомысленное выражение, а выпученные глаза остекленели.

Сейчас он размышлял о землянине. Без сомнения, пришелец неблагодарен и глуп. Он не ценит, что к нему применяют лишь методы мягкой словесной обработки. Ну что же, испросим у Первого разрешения на физическую обработку. По слухам, новый Первый, хотя и любит заумную болтовню, но в своих действиях суровый реалист. Хор-Орс-доду-доду с удовольствием вспомнил понравившееся, хоть и не вполне понятное, место из программной речи Первого Доверенного Лица: "Я не призываю вас к жестокости. О нет! Жестокость, по моему мнению, это комплекс действий, направленных против существующей морали. Жестокость, этот антагонист гуманизма, своего рода психическая аберрация. Мы должны действовать не в противовес старой морали, а так, будто ее не существует вовсе, подчиняясь только логике и принципу целесообразности. И это будет высшая мораль, новая мораль нового времени, которую принес вам - я!"

23

Владимир проснулся оттого, что его грубо трясли за плечо. Он открыл глаза, увидел на светло-сером цементном полу темно-серую тень окна и вспомнил, где находится. Рядом с его нарами стояли чьи-то ноги. Стоптанные пятнистые башмаки нетерпеливо переступили, и хриплый голос над головой каркнул:

- Вставай! Не спать сюда прибыл!

Володя поднял голову и увидел злое небритое лицо стражника. Тот был зол, потому что приходилось действовать не так, как всегда; доводилось думать. Если бы пришлось будить обычного заключенного, он бы давно поднял его пинком под ребра. Или вылил ведро воды на голову. С водой даже смешнее. Один заключенный решил, что он на реке, и начал махать руками, будто плывет. Целую неделю ребята просили его рассказать об этом случае и, слушая, ржали до колик в животе.

Стражник снова протянул руку к плечу заключенного. Володя перехватил ее и несильно сжал. Стражник взвыл и, вырвав руку, отскочил к двери.

- Если еще раз тронешь меня своей грязной лапой, - сказал переводчик, дружелюбно улыбаясь, - то я ее с корнем вырву. Мысль понятна?

Стражник смотрел на Владимира выпученными глазами и молчал.

- Не слышу ответа. Может, я плохо объяснил? - забеспокоился Владимир и сел на нары.

Стражник справедливо усмотрел в этом движении угрозу для себя. Он отступил еще на шаг и часто закивал головой.