СССР искренне и бескорыстно предлагал свои вооруженные силы и военно-экономические ресурсы на святое дело борьбы с фашистским агрессором. При этом надо иметь в виду, что СССР развертывал на западной границе войска, равные силам Франции, Англии и Польши, вместе взятым. И это в условиях, когда непосредственная угроза прямого нападения агрессора на СССР пока еще не существовала.

Убедительным подтверждением честного выполнения союзнического долга, взятого на себя по договору о взаимной помощи Советским Союзом, могли служить решительные действия советско-монгольских войск в боях с японскими захватчиками в районе реки Халхин-Гол, которые успешно завершались уже в ходе переговоров. Данный факт и наши конкретные предложения должны" были стать побудительным примером для делегаций западных стран к серьезному и недвусмысленному сотрудничеству.

Наш проект плана развертывания армии для оказания помощи западным союзникам, в разработке которого и мне, в пределах моих обязанностей, пришлось участвовать, создавался не "на песке" и не против "ветряных мельниц", а на основе точных расчетов, имевших глубокую научную базу, являвшуюся плодом многолетнего кропотливого труда большого числа ответственных работников Генерального штаба.

Вопросы теории и практики планирования и ведения коалиционной борьбы против агрессора начали интересовать Генеральный штаб уже во второй половине 20-х годов. В теоретическом плане более основательно и детально данная проблема была рассмотрена Б. М. Шапошниковым в третьей книге его труда "Мозг армии"{115}. В труде были разработаны общие принципы построения коалиции, которые сводились к политическому, военному и экономическому единству союзных государств, без них коалиция вряд ли может существовать.

При отсутствии политического единства невозможно установить общие политические цели, которые союзники намерены достичь в ходе войны, а также организовать политическое управление войной и выработать пути и способы заключения мира.

В свою очередь, военное единство выражалось в готовности членов коалиции использовать все вооруженные силы и средства для достижения общих целей войны и организовать слаженное их управление на различных этапах вооруженной борьбы.

Наконец, единение предполагало взаимную экономическую помощь среди союзников, создавая таким образом возможность более слабым членам коалиции выдерживать тяжесть борьбы в современной разрушительной войне.

Руководствуясь общими принципами построения коалиции, союзные государства разрабатывают и скрепляют своими подписями соответствующие документы: политические акты союзов, военные конвенции и экономические соглашения. Отсутствие какого-либо из этих документов неминуемо будет ослаблять коалицию или может даже привести к ее распаду.

Советская военная мысль разработала и вопросы содержания военных конвенций. В них оговаривались и конкретизировались важнейшие моменты военно-технической стороны коалиционной борьбы. Вначале рекомендовалось определить главный театр войны и основное оперативно-стратегическое направление, затем изложить примерные варианты использования вооруженных сил, районы и сроки развертывания войск, условия организации управления как ходом всей войны, так и на театрах военных действий, системы связи союзного командования и политического руководства, структуру материального содействия.

Помимо общих разделов, отражаемых в военной конвенции, предполагалось, что генеральные штабы союзных держав на своих совместных заседаниях будут разрабатывать более подробно чисто специфические военные вопросы, вытекающие из потребностей вооруженной борьбы. Круг последних замыкался на таких узловых деталях, как определение основной группировки противника и ее численности в каждой данной ситуации, установление решающего театра военных действий и операционных направлений на нем, числа войск и объема материальных средств, сосредоточиваемых для проведения той или иной операции, выявление способа действий и технических сторон связи союзного командования.

Таким образом, вся сумма разнообразных проблем, связанных с построением коалиции или федерации (имелось в виду для социалистических стран) и их функционированием, в деталях заблаговременно изучалась и разрабатывалась в советском Генеральном штабе. Последнее позволило уверенно и квалифицированно решать широкий круг вопросов, выдвигаемых подготовкой военных переговоров с Англией и Францией в 1939 году.

Буржуазная военная мысль в этой области топталась на месте, несмотря на имевшийся, правда ограниченный, опыт первой мировой войны. Например, Тройственный союз (блок Германии, Австро-Венгрии и Италии) в ходе минувшей войны не имел единого командования и не пытался его создать. В странах же Антанты мучительно долго искали приемлемые формы единого руководства и планирования, которые, однако, не пошли дальше определения главного противника, количества выставляемых сил и времени окончания их сосредоточения. Создание же единого центра руководства войсками и назначение общего главнокомандующего, осуществленное только в конце первой мировой войны, представляло собой бледную импровизацию формального порядка. Буржуазная военная мысль продолжала оставаться на старых позициях. Буржуазный мир, раздираемый социально-политическими противоречиями, сковывал развитие своей военной науки и навязывал ей консервативный образ мышления.

Рассмотрению планов советского командования и западных государств в ходе военных переговоров в августе 1939 года в свое время было отведено много места в нашей печати{116}. В ней нашли отражение политические аспекты интересующего нас события. Помимо изложенного хотелось бы остановиться и на таких деталях, которые не всегда замечаются нашей военно-исторической наукой.

С первых же дней начавшихся переговоров выяснилось, что английская и французская военные миссии не только не имели достаточных полномочий, чтобы подписать военную конвенцию (а это и было главной задачей переговоров), но и не имели даже предварительных наметок военного плана совместного сопротивления блоку агрессоров в Европе.

Генеральные штабы Англии и Франции не были готовы, а скорее, не желали ответить на стержневой, кардинальный вопрос: как они себе представляют участие Вооруженных Сил СССР в совместной борьбе против блока агрессоров или главного агрессора в случае его выступления и как должна быть организована защита, оттяжка сил агрессора на Востоке? Они также не могли ответить и на другой, более конкретный вопрос, имевший особое значение для советской стороны: будут ли советские войска пропущены через польскую территорию по Виленскому коридору и в Галицию, а также через румынскую территорию, чтобы войти в непосредственное соприкосновение с противником?{117}

Английская и французская военные миссии на протяжении всех переговоров бесконечно навязывали для обсуждения беспредметные, ни к чему не обязывающие "общие цели" и "общие принципы" военного сотрудничества, которые могли бы, по свидетельству главы советской военной миссии маршала К. Е. Ворошилова, "послужить материалом для какой-нибудь абстрактной декларации"{118}.

Советская военная делегация предлагала выработать и подписать военную конвенцию, где бы конкретно были отражены военные планы союзников и точно определены количество выделяемых дивизий, артиллерийских орудий, танков, самолетов, морских эскадр и все прочее для совместных действий по обороне договаривающихся сторон{119}. Строгий подход нашей делегации к решению важных военных проблем диктовался сложной военно-политической обстановкой, когда события в мире нарастали с быстротой снежной лавины. Советская делегация предлагала не тратить попусту время, заседать каждый день, и не по четыре часа, как на этом настояли западные партнеры, а значительно больше. Если советская военная делегация в ходе переговоров задала всего несколько вопросов делового порядка, то английская и французская миссии, особенно в последние дни, намереваясь, по-видимому, как можно дольше затянуть совещание, зашедшее уже в самом начале в тупик, задали более 26 вопросов явно провокационного и разведывательного характера. Подготовка ответов на эти вопросы и их обсуждение потребовали бы еще нескольких суток бесплодных переговоров.