Он пробовал "откупиться" от них чтением. О Карлсоне, который жил на крыше, например. Нет! Чтение им надоело. И дома, и в садике сплошное чтение. Рассказывать! Он хотел об улицах Киева. Для маленьких граждан улицы в их причудливой запутанности и красоте еще не существовали. Каждый довольствовался двумя улицами: на которой живет и на которой садик. Тогда о чем же? О киевских соборах? Дух истории еще не вошел в детские души. О Днепре? Река могла бы их заинтересовать, но Твердохлеб не мог о воде. Хорошо, тогда о часах. Сколько в Киеве часов на улицах? Сорок девять. Это самые главные. А есть еще на школах, на зданиях, на организациях. Старейшие в городе солнечные часы. Их можно увидеть на Подоле, на территории больницы номер пятнадцать. ("А что такое территория?" - спрашивали Твердохлеба маленькие слушатели.) Четыре циферблата направлены в четыре стороны света, то есть на север, юг, восток, запад. Стрелку здесь заменяет тень от специального клинышка. Прекрасные механические часы с боем радуют своим мелодичным звучанием с колокольни Киево-Печерской лавры. Часы, украшающие Бессарабский крытый рынок, начали свою жизнь еще в 1913 году. Во время Великой Отечественной войны их сломали, но теперь они исправлены и снова показывают точное время. Но самое точное время показывают часы на Центральном почтамте, на станции метро "Крещатик" и на башне Дома профсоюзов. Двое последних не похожи на старые часы - это современные электронные показатели времени. Тут нет стрелок, нет циферблата. На темном табло высвечиваются цифры, показывающие часы и минуты. Над станцией метро "Крещатик" электронное табло показывает и температуру воздуха, а на башне Дома профсоюзов можно увидеть, какой сегодня день, число, узнать время и температуру. В дни Олимпиады-80 на башне было изображение пяти символических колец.

Твердохлеб пересказывал все эти сведения, а сам ловил себя на том, что нагоняет на малышню скуку, как плохой школьный учитель. Неужели так уж загрубела его душа, что он неспособен на что-то особенное?

И дети тоже не хотели верить, что их Твердюня такой, как и все, они ожидали от него чего-то необычного, собственно, не очень вслушиваясь в его "назидательные" байки, они снова и снова требовали:

- Ну, расскажите, дядя Твердюня!

- Ну, дя!

- Ну, Твердюня!

- Хорошо, - говорил он, отчаянно напрягая свой мозг, неспособный на выдумки, - я расскажу вам о...

- О чем, о чем? - вмиг неслись вопросы, и любопытные глазенки прыгали перед ним, словно воплощенная беззаботность и беспечность. Ни хлопот, ни горя - только жадность знания, этой высочайшей привлекательности и приманки, сопровождающей и ведущей человека через всю жизнь - от рождения до самой смерти. Вот где исчезают страхи, боли, проходят страдания, отступает горе и люди становятся удивительными существами, которых можно было бы назвать негорюйчиками.

Слово возникло само собой, родилось из ничего и ниоткуда, но Твердохлеб радовался ему, как подарку самих небес, и сразу же попытался похвастаться своей находкой:

- Хотите, я расскажу вам о людях, которых называют негорюйчиками?

- О людях мы знаем! - закричали его маленькие слушатели.

- Вы о негорюйчиках!

- Ага, о них!

- Кто они?

- Какие?

Он и сам не знал. Слишком погружен был в человеческий мир и его страдания, чтобы попробовать высвободиться хотя бы перед этими чистыми душами.

- Давайте договоримся так, - сказал он. - Сегодня мы нашли негорюйчиков, а уж завтра я начну вам о них рассказывать. Согласны?

- А кто же они такие?

- И откуда?

- Этого я вам сегодня говорить не буду. Что сказать про негорюйчиков? Дети? Как вы? Но какие же, они дети, если их некуда деть? Так что первое вы уже знаете: негорюйчиков некуда деть. А теперь - до завтра.

Вся зима ушла у них на негорюйчиков.

Кто они? Негорюйчики живут повсюду, но каждый имеет свое имя. Киевский негорюйчик когда-то привел сюда нашего пращура и показал холмы над Днепром, и широкие поймы там, где с Днепром сливается Десна и вечные пралеса, и бескрайние степи.

Как растут негорюйчики? То, что растет, умирает. Если есть начало, то непременно будет и конец. А негорюйчики просто есть. Поэтому у них нет памяти. Они висят во времени, они всегда одинаковы, и сердце у них никогда не сжимается от страха. Это негорюйчики придумали песенку "Нам не страшен серый волк".

- А злые короли не могут отрубить головы негорюйчикам? - спрашивал Валера.

Отрубить головы негорюйчикам никто не может, поскольку у них, собственно, и есть одни только головы, а больше ничего. Расстрелять их тоже невозможно, потому что самая маленькая пуля может пролететь мимо негорюйчика, не зацепив его. А что уж говорить о пуле большой, о снаряде, бомбе. Атомной бомбы негорюйчики тоже не боятся: ведь они существуют вне атомов.

Единственное, чего боятся негорюйчики, так это ежа с его колючками. И самое страшное для них, когда ежи дерутся между собой. Ужас!

Негорюйчики не знают "дай" и не знают "я". У них все сливается со всем, а они всегда посредине, как поплавки на воде. Может, их еще назвать поплавочками?

Согласия на это никто не дал, поэтому Твердохлеб должен был продолжить устройство придуманного им мира негорюйчиков.

У них нет дней рождений, следовательно, нет и никаких праздников, поскольку все праздники берут свои начала от чьих-то дней рождения: людей, событий, государств, вещей. У негорюйчиков каждый делает, что хочет, и ест то, что ему нравится. Они никогда не гоняются за кем-то и не убегают, потому что они не ждут и не боятся.

Интересна ли их жизнь? Они не знают этого слова. Зато они добры ко всему миру.

Они все видят, все замечают, все знают и часто думают: "Как несчастливо все то, что больше нас, и как счастливо все маленькое". Они сочувствуют людям, которым нужно расти и развиваться, есть, одеваться, строить дома, бороться с природой и друг с другом, из-за чего они болеют, их обижают, убивают, и для них даже придумано страшное слово "война". А у негорюйчиков все болезни и хвори, все нехватки и беды, все угрозы и ужасы топчутся под ногами. У людей же ноги слишком велики - потому-то все несчастья из-под них выскальзывают нетоптаными.

Могут сказать: но ведь есть еще большой мир и в нем воля-свобода. Как же негорюйчики со своим слишком маленьким миром? Они считают, что лучше, если мир такой маленький, что неволе там не уместиться. Но это только для них. Большого мира они не отрицают и всегда присутствуют в нем. Днем они живут на земле среди маленьких детей, а ночью, когда дети спят, негорюйчики взлетают в небо и светят оттуда своими золотыми глазками. Люди привыкли называть их звездами, астрономы даже доказывают, будто это гигантские огненные шары в глубинах космоса, но это заблуждение. Если бы это было на самом деле, то все космонавты давно бы сгорели, а они живыми возвращаются на землю. И бессмертными негорюйчики стали благодаря тому, что живут одновременно и на земле, и на небе. Когда люди научатся жить так же, они тоже станут бессмертными.

- Ага, - сказал Валера, - а как негорюйчики обнимают своих деток, если у них нет рук?

Об этом Твердохлеб как-то не подумал. Может быть потому, что самого не очень часто обнимали?

По крайней мере, теперь он был довольно далеко от мыслей об объятиях. Должен был терпеть отчужденность и презрение Мальвины и не знал, до каких пор. Единственным утешением для Твердохлеба были его две тайны и от Мальвины, и от Савочки, и от всех на свете: малый Валера, который осенью возвратится из летних лагерей, и та смуглая женщина, которая, возможно, никогда и не отзовется, но все равно присутствует в его жизни самим фактом своего существования.

Приятно тешить себя мыслью, что жизнь человека непрестанно обогащается, но не пытаются ли в то же время какие-то таинственные злые силы каждый раз вырвать из жизни что-то особенно дорогое и ценное, и ты изо всех сил пробуешь возместить утерянное или хотя бы обретаешь надежду возместить.