Скоро Ставрат должен был узнать, сколько может стоить"только правда". К нам в камеру поместили двух новых заключенных, из которых каждый давал показания против другого. Один из них был католическим епископом, который хотел сообщить в Рим о том, как жестоко преследовалась его община. Другим был адвокат, передавший жалобу епископа папскому нунцию - когда в Бухаресте еще имелся таковой - для дальнейшей отправки в Ватикан. Когда адвокат покинул дворец нунция, его схватили. Он отрицал, что передал письмо, но ему была устроена очная ставка с епископом. Епископ сказал: "Я не могу лгать. Да, я дал ему письмо".
Обоих пытали, но в Тыргул-Окна они пришли в себя и начали спорить о том, что было более правильным. Епископ надеялся на мою поддержку, но я не мог ему ее оказать. "Это хорошо и прекрасно, когда человек отказывается лгать. Но тогда он должен один справляться с той опасностью, которой его подвергают. Если же он взваливает эту опасность на других, он должен защищать их, чего бы это не стоило".
"История эта принесла мне много горя, - протестовал епископ, - но как я мог солгать?"
Я возразил, что, конечно, наш долг - помогать друзьям, даже своим врагам мы должны делать добро.
"Если моя хозяйка провела весь день, готовя ужин, то я чувствую себя обязанным сделать ей комплимент, даже если ее еда не удалась. Это - не ложь, а обычная вежливость. Когда люди спрашивают здесь: "Когда придут американцы?", - я отвечаю им: "Это не может продлиться слишком долго!" К сожалению, это - неправда, но это и не ложь. Это слово надежды!"
Епископ не дал себя убедить. Я продолжал: "Если вы возьмете за критерий точку зрения пуристов, то все искусство - ложь. Ведь Фауст никогда не подписывал договора с дьяволом - это дело рук лжеца Гете. Гамлет также никогда не существовал. Это - ложь Шекспира. Самые простейшие анекдоты (я надеюсь, вы смеетесь над анекдотами) - тоже вымысел".
"Может быть, - возразил епископ, - но здесь речь идет о личном деле. Когда вас, господин Вурмбрандт, допрашивают коммунисты, нет ли у вас ощущения, что вы должны говорить правду?"
"Конечно нет! Я нисколько не сомневаюсь, когда говорю первое, что приходит в голову, и делаю это до тех пор, пока это наводит на ложный след тех, кто хочет поймать моих друзей. Неужели я должен дать этим людям информацию, которую они смогут использовать для посягательств на мой приход? Я - слуга Божий! Этот мир использует красивые слова для отвратительных вещей: обман называется благоразумием, подлость совершается ради пользы народа, похотливость украшается словом "любовь". Вот здесь и должно быть употреблено это скверное слово "ложь". Тогда, когда нам это подсказывает наше чутье. Я уважаю правду, но "солгал" бы, чтобы спасти друга".
Добром за зло
Но еще прежде, чем были отменены все послабления, однажды в нашу камеру охранник притащил корзину. В ней лежали простыни и махровые полотенца трудно вообразимая роскошь. Их было больше, чем требовалось нам всем.
"Они обсчитались, - решил Эмиль, портной по профессии. - Давайте раскроим из лишних простынь одежду. Я могу быстро сшить несколько теплых рубашек". Ион Мадгеару, адвокат, сказал с неудовольствием: "Это бы было кражей государственного имущества".
- А кто узнает? Ведь нет же инвентарного перечня.
- Я - политический заключенный, а не уголовник.
- Вы - глупец!
Жители нашей камеры разделились на две партии и бросали друг другу в лицо свои доводы. Иосиф попросил меня высказать свое мнение. "Все это "государственное имущество" украдено у нас, - сказал я, - нам же оставили лишь лохмотья. Поэтому мы имеем право получить обратно столько, сколько возможно. Мы обязаны перед нашими семьями сделать все, что в наших силах для того, чтобы пережить зиму. И если утром придет сонный охранник и спросит: "Сколько человек сегодня в камере?" - мы попытаемся назвать большее количество, чтобы получить дополнительные порции хлеба. И это совершенно правильно".
Мадгеару сказал: "Я предпочитаю следовать закону".
- Но при каждом законе найдутся те, кто из-за него попадает в невыгодное положение. Закон говорит миллионеру, который ни в чем не нуждается - не красть. То же самое он требует от вас и от меня, у которых совершенно ничего нет. Даже Иисус взял под защиту Давида, совершившего недозволенное, когда тот испытывал сильный голод.
Наконец, мы переубедили Мадгеару. Но позднее он рассказал мне, что у него была особая причина не хотеть этого компромисса.
"Раньше я был прокурором, - рассказал он, - и за время моей службы я сотни людей приговорил к тюрьме. Я думал, что мое личное суждение не имеет никакого значения, партия упрячет их в тюрьму в любом случае. Когда же позднее меня сделали козлом отпущения за какой-то промах и приговорили к пятнадцати годам, меня словно громом поразило. Меня послали на свинцовые рудники в Валеа Ниструлуй. Там один верующий очень дружелюбно относился ко мне. Он делился со мной едой и был мне хорошим другом. У меня было чувство, что я его уже где-то раньше встречал, и спросил, почему он в тюрьме?
"О, - сказал он, - однажды я помог одному человеку, который оказался в беде, как и вы. Он пришел ко мне во двор и попросил пищи и крова, а потом его арестовали как партизана, и я получил двадцать лет".
"Какой позор", - сказал я.
Он посмотрел на меня странным взглядом. И тут я вспомнил - прокурором, который вел его дело, был я. Этот человек ни разу не упрекнул меня, но его пример - платить добром за зло - побудил меня стать христианином".
Шок
Когда Иосиф мерил рубашку, которую Эмиль сшил из лишней махровой ткани, он начал петь. Рубашка была похожа на простую тунику с отверстием для головы. Но Иосиф был счастлив, ощущая что-то свежее на теле. "Государственная собственность! В настоящее время ворует каждый", - весело сказал он.
Ставрат сказал: "Он считает это совершенно нормальным. В течение десяти лет мы превратимся в нацию воров, обманщиков и шпиков. Крестьяне воруют плоды земли, которая прежде принадлежала им; сельскохозяйственные рабочие воруют то, что принадлежит артели. Даже парикмахер ворует бритву из своего собственного магазина, который теперь принадлежит коллективу. Затем они должны скрыть свои кражи. А вы, господин пастор, платите свои налоги абсолютно добросовестно?"
