Мой микродиктофон под подушкой был включен во-время, и я радовалась, что Таня высказалась именно так, не будучи уверена, что ее подслушивают, да еще в присутствии третьего лица.
"Танечка, - боязливо поглядывая на меня, сказал Януш. - Но согласись, сионизм все-таки враждебен нашей стране. Этого-то ты не отрицаешь?" "Отрицаю. У сионизма было и есть только одно предназначение - собрать всех евреев в Сион, на землю Израиля. Я убеждена, что эта цель благородная, коль скоро именно евреи, а не арабы, китайцы или англичане, две тысячи лет, задолго до сионистов, ежедневно молились "В будущем году в Иерусалиме.". Только поэтому они сохра-нились, как единственная древняя нация, хотя современные им римляне, греки и египтяне, не имевшие такого мощного духовного притяжения, исчезли. Как же можно лишать евреев права выбора? Предположим, мой Миша, твоя жена, Янек, твой Зяма, белка, и ты сама не стремитесь в Иерусалим, но другие-то..." "А ты? - уже не стеснялась я. Ты-то что забыла в Иерусалиме? У тебя же есть твой Ленин-град." "Не я одна из русских людей мечтаю об Иерусалиме. Почитай "Мастера и Маргариту" Булгакова. Что он там забыл? А он спал и видел себя среди его пальм и камней! Да, я счастлива, что судьба послала меня в еврейство и лично мечтаю уехать в Израиль. Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы всем, кто разделяет эту мою мечту разрешили туда уехать. И чтобы моя семья была в числе первых, кто проскользнет в этот лаз, если его откроют еще раз." "А в 1979 вы почему не уехали?" "У меня не истек срок секретности." "Ага! -- я уже вообще потеряла все представления о конспирации от обиды, что так полюбившаяся мне Танечка оказа-лась-таки "сионюгой из сионюг", - Тебя допустили к нашим общим секретам даже после митинга, где ты, как сама нам рассказывала, проявила себя открытой сионисткой, верно?" "Не спорю." "И эти секреты имеют практическое значение?" "Еще бы!" "А сионисты могут твой проект продать или подарить своим друзьям-американцам?" "Почему нет?" "А с его помощью легче топить в мировом океане наших мальчиков на подводных лодках?" "А как же!" "Ну, и кем ты будешь себя считать, с твоим обостренным чувством чести и совести, когда с твоей помощью сотни наших подводников окажутся в душной ледяной могиле Баренцева моря?" "А что, идет война? Кто-то топит наши подводные лодки? Да если бы Союз не натравливал на Штаты своих придурков по всему миру, не было и холодной войны." "А все-таки?" "Все-таки? Если я решусь уехать в Израиль и там приму его гражданство, то для меня будут существовать интересы только Израиля..." "...и его стратегических союзников, врагов твоей реальной родины? Врагов тех, с кем ты появилась на свет, росла, училась?" "Да." "Так кто ты после этого - друг или враг нашей страны? И есть ли логика в ограничениях на выезд подобным тебе евреям - носителям наших военных тайн?"
"Таня! - вдруг вскочил Януш. - Что же ты молчишь? Ты же нам рассказывала... Ты же сама, сама, а не в порядке служебного задания изобрела то, что может кому-то за кордоном пригодиться. И предложила это только нашей стране, и работала на износ, чтобы все это сделать для нашего, а не для американского флота! А тебя грубо выгнали с работы не за то, что ты передала свой проект врагам, а только потому, что ты защищала право евреев на оборону от открыто объявленного гено-цида. Я не представляю, кто может после всего этого бросить камень в тебя." "Кто? Вот эта дурная белка, что свихнулась от патриотизма, - обняла меня Таня. - Белочка, а белочка, ну что ты так раскипятилась? На тебе же лица нет. Ну, хочешь я ничего сионистам не расскажу? Скрою, а?" "Это не смешно, - бушевал Януш. - В этой истории предатель не Танька, а те, кто лишил ее, кораблестроителя такого калибра, допуска, гебешники проклятые. Вот кому плевать на всех наших парней на подводных лодках, было бы чисто в отчетах - в таком-то институте сионистов нет. Вот кто истинные враги нашего народа, вот уж кого я бы давил без пощады... И их будут уничтожать, как бешенных собак. Я уверен, что жировать им осталось от силы лет пять-десять. Народ уже просыпается. Спросят, ой, за все с них спро-сят. И с тех евреев, что промолчали, когда Таню при них выгоняли. Я-то знаю, что все евреи тайком в сто раз больше говорят о сионизме и Израиле, чем она, и что, как только их всех выпустят, первыми туда уедут именно те, кто бросил Таню на съедение. Никто из них тогда не пострадал - только эта чистая душа. Свинья ты, а не белка!" "Янек, ошеломленно произнесла я. - Ты что-то совсем оборзел..."
"Подходим к ледовому полю, - постучал старпом в нашу дверь. - Вы просили сообщить. Толщина шестьдесят сантиметров. Посмотрите, как "Святск" пройдет."
3.
Это стоило посмотреть.
Погода была ясная, безветренная, но на носовой оконечности "Святска", где мы склонились над фальшбортом, сильно дуло в лицо. Судно шло, разрезая голубые ровные волны со скоростью шестнадцать узлов, а это около тридцати километров в час, между прочим! Ослепительно белые льдины, попадая под мощный черный форштевень, раскалывались, отлетали, с шипением переворачивались, становясь на глубине изумрудными. Льдин становилось все больше, от грохота столкновений их с судном мы не слышали друг друга. А поле было все ближе, бескрайнее, слепящее безиной, сплошное твердое пространство, на которое мы неслись для намеренного столкновения! И вот палубу слегка тряхнуло, грохот стал сильнее, вспоротый лед крошился, проваливался под округлые черные борта, заливаясь зеленой водой, которая пенилась вокруг многометровых обломков, встающих на-попа и оседающих в воду. Каждая новая льдина, словно танцуя под балеро Равеля, не повторяла движений предыдущей. От их праздничного блеска замирало сердце. Уже был различим берег с унылыми постройками на заснеженных коричневатых сопках. Просторная бухта казалась бесконечной, а город на ее дальнем берегу угадывался сплошным серым облаком. Палочки труб теплоэлектростанции били вправо-вверх упругим белым дымом.
Короче говоря, стоял впереди Магадан - столица Колымского края...
Спор совершенно измотал меня. Куда девалось мое хваленое хладнокровие?
Впрочем, нет худа без добра. Я лично никогда бы не заподозрила подобную мне крикуху. Ну никакого профессионализма! Мне бы поддакивать, подначивать и посмеиваться, а я на них наскакивала, как Паниковский: "А ты кто такой?" Неудивительно, что Таня даже и не обиделась на меня, вон как сияют ее глазки в мою сторону! А Янек-то... Какой оказался! Мне бы радоваться творческому успеху - не только разговорила "сионюгу", а еще выявила врага куда серьезнее. Но я могла только горько анализировать свою планиду - никаких у меня друзей нет и быть не может. Кой веки понравилась изумительная компания, а записано такое, что уж Янеку-то мало не будет... А за что? Ведь замечательный же парень... Парень? С таким мыслями? А он-то меня разгадал или нет? Вряд ли. Сначала-то как перетрусил, а потом разговорился всерьез. Значит, ничего не подозревает...
А пока что Янек с Таней что-то кричали, показывая пальцем на черную точку на льду - какое-то животное поспешно убегало от встречи с нами.
Показались суда на рейде, портовые краны, городские кварталы на сопках, идущий поперек нашего пути ледокол. Бухта как бы вдруг замкнулась, окружив нас удивительно неуютным берегом. Лед здесь был много толще, и ход "Святска" замедлился. Одновременно ударил сильный мороз.
"Штабу выгрузочной операции срочно собраться у капитана!" - передали по внешней трансляции.
В салоне были уже все, кроме получателей груза - рыбаков. Таня разложила чертежи трюмов и твиндеков. Мы с ней все там излазили и промерили. Теперь отшлифовывали ситуацию, держа радиосвязь с берегом.
Там нашлось немало своих ретроградов. Они потребовали выгружать, как обычно - трюм-сани-берег. Таня горячилась, перебивала капитана, говорящего по радио в свой микрофон. Впервые я с неприязнью подумала, что у "сионюги" уже и манеры негативно-еврейские. Ну и пусть убирается в свой Израиль, старалась я себя разозлить.
После обеда мы стали напротив рыбного порта с намертво вмерзшими в лед ржавыми судами у оледенелых причалов. "Святск" вообще выглядел на этом рейде гостем из будущего.
