— Мама! — воскликнула Ронда. Она бросилась к матери через всю комнату и, замерев в ее объятиях, разрыдалась, давая выход сдерживаемым до сих пор эмоциям.

В комнату следом вошли Сесил Холлоуэй и его младший сын, Ричард.

— Что вам тут нужно, Роберте? — рявкнул Холлоуэй. — Вас никто не звал. Насколько я понимаю, вы успели изложить Ронде свою версию смерти Чарльза. А поскольку свое черное дело вы уже сделали, то убирайтесь из моего дома и дайте нам самим во всем разобраться.

Я уже собрался возразить ему, когда вмешательство Ричарда избавило меня от этой необходимости.

— Почему бы нам не выслушать мистера Робертса, папа? — спокойно спросил он. Теперь в нем не чувствовалось и тени той нервозности, которая ощущалась при нашей первой встрече, и он даже не счел нужным смотреть на отца.

Нахмурившись, Холлоуэй взглянул на сына, потом на меня.

— Ну хорошо, Роберте, давайте послушаем, что там у вас на уме. И если это снова окажется такой же гадостью, как в прошлый раз, то, клянусь, мы с Ричардом заставим вас дорого заплатить за ваши слова.

— Двое на одного? Хотя, насколько мне известно, именно этот прием и предпочитают теневые бизнесмены вроде вас. Никакого риска и отличная прибыль.

— Я не намерен выслушивать ваши оскорбления. Если у вас есть что сказать, то говорите скорее и убирайтесь.

— Вообще-то я надеялся, что Карлотти, ныне величающий себя Мэттьюсом, все еще где-то здесь, — сказал я. — Но, по-моему, он решил, что самое время убраться восвояси; теперь он наверняка предпринимает все необходимые меры.

— О чем ты говоришь, Рэнди? Какие меры предпринимает мистер Мэттьюс? — Ронда, бледная как мел, смотрела на меня. Потом она перевела взгляд на мать, но та с отсутствующим видом уставилась куда-то в пространство между мной и Ричардом, словно и не слышала, о чем идет речь.

— Меры по приостановке операции, — ответил я. — Этим самым он занимался и здесь — обрывал все нити, ведущие к нему, как к поставщику наркотиков. Он уже знал, что федеральные агенты собирают против него улики. Карлотти решил, что пришло время пожить на доходы от борделей и на какое-то время оставить наркобизнес. При этом он ничуть не обеднеет — даже если учесть то обстоятельство, что ему придется исправно отстегивать проценты от прибыли твоему отцу.

— Ну все, Роберте, достаточно! — заорал Холлоуэй. Его мясистое лицо потемнело от гнева. — Я сам вышвырну вас из этого дома! — Он стоял между мною и дверью и теперь двинулся ко мне.

Ричард находился справа от отца, но даже не сделал попытки шевельнуться. Его стройная фигура, в строгом темно-синем костюме и начищенных до блеска ботинках, олицетворяла абсолютное спокойствие и безмятежность. Он стоял и смотрел, как тот надвигается на меня.

— Ты не хочешь выслушать мистера Робертса до конца, папа? — спросил Ричард. — Какой смысл вышвыривать его отсюда, если он тут же пойдет в полицию с этими бреднями.

С трудом совладав с собой, Холлоуэй остановился.

— Ладно, Роберте, — процедил он сквозь зубы. — Вы уже обвинили меня в содержании борделя. Какой еще поклеп вы собираетесь возвести на меня?

— Если быть точным, то вы не содержите бордель, — сказал я. — Вы всего лишь инвестируете сеть публичных домов Карлотти в Сан-Франциско. Не знаю, каким образом вы оказались замешаны в это дело, но не сомневаюсь, что полиция все выяснит.

— Не слишком ли вы наивны, ожидая, что полиция начнет расследование? — приподняв брови, спросил Ричард. И только тут я заметил, что за те несколько секунд, что я отвлекся на его отца, он вытащил пистолет, который нацелил мне прямо в живот.

— В чем дело, Ричард? — бодро спросил я. — Закончились шприцы?

Не успел он ответить, как зазвонил телефон. Я посмотрел на часы. Десять минут десятого.

Холлоуэй бросил взгляд на сына, потом подошел к стеклянному столику, стоявшему возле дверей холла, и снял трубку.

Взглянув на Ронду, я увидел, что она в полном оцепенении наблюдает за отцом. Было заметно, как она, по-прежнему прижимаясь к матери, дрожала. Миссис Холлоуэй слегка повернула ко мне голову, и мы обменялись взглядами. В ее темных печальных глазах читалась такая безысходность, что я буквально физически ощутил в них мольбу спасти ее дочь. Но вряд ли я был на что-то способен, когда в мой живот целились из пистолета.

— Алло! — буркнул в трубку Холлоуэй. — Да, это я. — Несколько секунд он слушал, при этом его лицо все сильней наливалось кровью. — Послушай, ублюдок! — рявкнул он наконец. — Не знаю, кто ты и зачем звонишь сюда, но если тебе известно, кто убил моего сына, сообщи об этом в полицию, а не мне!

Холлоуэй так шмякнул трубкой по телефону, что я испугался, заработает ли он после этого, а ведь мне понадобится вызвать полицию. Все-таки какой же я иногда неисправимый оптимист — особенно если учесть, что я могу вообще никому и никогда не позвонить.

Холлоуэй снова повернулся ко мне лицом и прошел в глубь комнаты. Глядя на выражение его физиономии, я подумал, не собирается ли он случайно придушить меня, но Сесил даже не смотрел в мою сторону.

— Вы не знаете, кто убил вашего сына? — полюбопытствовал я. Холлоуэй перевел взгляд с Ричарда на меня. — Или вам вдруг стало интересно, почему ваш сын взял меня на мушку?

— Как бы мне этого ни хотелось, я не могу прикончить вас, Роберте, — выдавил он. — И Ричарду это хорошо известно. Вы все равно не сможете ничего доказать, а он решил только припугнуть вас.

Я покачал головой.

— Может, вам и хочется в это верить, но все дело в том, что он просто вынужден меня убить. Он знает, что мне известен убийца вашего сына. — В моем бокале оставалось еще немного бурбона, и я допил его, отчаянно надеясь, что это не последняя выпивка в моей жизни. Бокал был достаточно тяжелым, и я как бы невзначай взвесил его в руке.

— Нет! Не правда! Этого просто не может быть! — воскликнула Ронда. Высвободившись из объятий матери, она повернулась к Ричарду.

Пистолет в его руке даже не дрогнул.

— Он не собирался убивать Чарльза, — ровным голосом произнес я, кляня все на свете за то, что вынужден говорить Ронде такие слова. — Однако обстоятельства не оставили ему другого выбора. Кто знает, может, он по-своему и любил брата. Но только себя он любил сильнее.

— Роберте, вы сошли с ума! — воскликнул Холлоуэй. — Ричард не мог убить своего брата! Как вы можете говорить такое?

— Ричард, Ричард! — простонала Ронда. — Скажи, что это не правда! Пожалуйста. Я не могу потерять вас обоих, я этого не вынесу. — Ронда не спускала с брата умоляющих глаз. И впервые за все это время Ричард напрягся, бросив на сестру обеспокоенный взгляд.

— Не становись между нами, Ронда, — натянуто произнес он. — Оставайся на месте.

— Ричард! — с болью в голосе воскликнула она и беззвучно рухнула на пол.

Миссис Холлоуэй бросилась ей на помощь, и ствол пистолета на мгновение качнулся. Как глубоко верующий католик, которому перед смертью дали не более тридцати секунд, я воззвал ко Всевышнему и метнул бокал Ричарду в голову.

В свою бытность в бейсбольной команде колледжа я никогда не был даже первым стрингером[8], но бывает, что в случае экстренной необходимости даже второй стрингер может выбить хоумера[9]. Бокал попал Ричарду точно между глаз, и он рухнул на пол как подкошенный.

Пребывавший в состоянии шока Холлоуэй словно замер. Но я не стал испытывать судьбу: он мог прийти в себя и решить, что его сын прав и им куда лучше избавиться от не в меру пронырливого адвоката, от которого одни только неприятности. Поэтому я подобрал пистолет и, не целясь, направил его в сторону Холлоуэя-старшего. Теперь я чувствовал себя значительно спокойнее и решил, что, наверное, теперь пора звонить.

Торопливо смешав два бокала виски, я передал один миссис Холлоуэй для Ронды, а другой залпом выпил сам.

— Откуда вам известно, что он.., что он убил собственного брата? — еле слышно прохрипел Холлоуэй.