Хороша пизда, не спорю
И помочь твоему горю
Я готов и очень рад,
Говорит святой прелат.
- Все доподлинно узнаю,
Покажу я негодяю.
Коли этаких не еть,
Значит вкуса не иметь.
Быть глупее идиота.
Как придет тебе охота,
Полечу тебя опять,
Чур, как нынче поддавать.
И довольна тем ненила,
Что от святости вкусила,
Архирея заебла
Веселей домой пошла.
А его преосвященство
Созывал все духовенство
Для решенья многих дел
Между прочим повелел:
Чтоб дознанье учинили
Об одном попе Вавиле
Верно ль то, что будто он
Еть способности лишен?
И об этом донесенье
Дать ему без промедленья.
Так недели две прошло
Спать ложилося село.
Огоньки зажгли по хатам...
Благочинный с депутатом
К дому попа под'езжали
И Вавилу вызывали.
- Здравствуй сельский поп Вавила,
Мы де вот зачем пришли:
На тебя пришел донос
Неизвестно, кто принес.
Будто хуем не владеешь,
Будто еть ты не умеешь,
И от этого твоя
Горе терпит попадья.
Что на это ты нам скажешь,
Завтра утром нам покажешь
Из-за ширмы свой елдак,
Чтоб решать могли мы так:
Можешь ли ебать ты баб?
Или хуй совсем ослаб?
А теперь нам только нужен
Перед сном хороший ужин.
Подан карп, уха стерляжья...
Спинка в соусе лебяжья...
Поболтали, напились,
Да и спать все улеглись.
На другой день утром рано
Солнце вышло из тумана.
Благочинный, депутат
Хуй попа смотреть спешат.
Поп Вавила тут слукавил
И за ширмою поставил
Агафона - батрака
Ростом в сажень мужика.
И тогда перед попами
Хуй с огромными мудями
Словно гири выпер вон,
Из-за ширмы Агафон.
- Что-то мать с тобой случилось?
Ты на это пожурилась?
Благочинный вопросил.
И ненилу пригласил.
Посмотреть на это чудо
Тут и весу-то с полпуда,
И не только попадья,
Но сказать дерзаю я,
Что любая бы кобыла
Эту елду полюбила,
И не всякая пизда
Это выдержит всегда.
- Ах, мошенник. ах, подлец.
Обманул он вас отец.
Это хуй ведь Агафона,
И примета слева, вона...
Бородавка, мне ль не знать?
Что ты врешь, ебена мать?
Так воскликнула ненила.
И всему конец тут было.
Отец Паисий
В престольный град, в синод священный
От паствы из села смиренной
Старухи жалобу прислали
И в ней о том они писали:
Наш поп Паисий, мы не рады,
Все время святость нарушает:
Когда к нему приходят бабы
Он их елдою утешает.
К примеру, девка или блядь
Или солдатка, иль вдовица
Придет к нему исповедать,
То с ней такое приключится.
Он крест святой кладет пониже
И заставляет целовать.
А сам подходит сзади ближе
И начинает их ебать.
Тем самым святость нарушая,
Он нас от веры отлучает.
И нам де нет святой услады
Уж мы ходить туда не рады.
Заволновался весь синод,
Сам патриарх, воздевши длани,
Вскричал: "судить, созвать народ.
Средь нас не место этой дряни".
Суд скорый тут же состоялся,
Народ честной туда собрался...
И не одной вдове, девице
С утра давали тут водицы.
Решили дружно всем синодом
И огласили пред народом:
Отцу за неуемный блуд
Усечь ебливый длинный уд.
Но милосердие блюдя,
Оставить в целости мудя.
Для испускания мочи
Оставить хуя полсвечи.
Казнь ту завтра совершить
И молитву сотворить.
А чтоб Паисий не сбежал,
За ним сам ктитор наблюдал.
Старух ругают: "вот паскуды.
У вас засохли все посуды.
Давно пора вам умирать,
А вы беднягу убивать".
Всю ночь не спали на селе
Паисий, ктитор - на челе
Морщинок ряд его алел
Он друга своего жалел.
Однако плаху изготовил,
Секиру остро наточил,
И честно семь вершков отмеря,
Позвал для казни ката-зверя.
И вот Паисий перед плахой
С поднятой до лица рубахой.
А уд не ведая беды
Восстал, увидев баб ряды.
Сверкнув, секира опустилась...
С елдой же вот что приключилось:
Она от страха вся осела
Секира мимо пролетела.
Но поп Паисий испугался
И от удара топора
Он с места лобного сорвался
Бежать пустился со двора.
Три дня его искали всюду.
Через три дня нашли в лесу
Где он на пне сидел в муду
Святые псалмы пел в бреду.
Год целый поп в смущеньи был.
Каких молебнов не служил,
Но в исповеди час не мог
Засунуть корешок меж ног.
Его все грешницы жалели,
И помогали как умели,
Заправить снова так и сяк
Его ослабнувший елдак.
Жизнь сократила эта плаха
Отцу паисию. зачах,
Хотя и прежнего размаха
Достиг он в этаких делах.
Теперь как прежде он блудил,
И не одну уж насадил...
Но все ж и для него чтецы,
Пришла пора отдать концы.
На печку слег к концу от мира.
В углу повесил образок,
И так прием вел пастве милой,
Пока черт в ад не уволок.
Он умер смертию смешною:
Упершись хуем в потолок,
И костенеющей рукою
Держа пизду за хохолок.
Табак проклятый не курите,
Не пейте братие вина.
А только девушек ебите
Святыми будете, как я.
Пров Кузмич
Пров Кузмич был малый видный,
В зрелом возрасте, солидный,
Остроумен и речист,
Только на хуй был нечист.
Еб с от'явленным искусством,
С расстановкой, с толком, с чувством,
И как дамский кавалер,
На особенный манер.
Он сперва пизду погладит,
А потом на хуй приладит,
Нежно ткнет он, извинясь
И ебет не торопясь.
Он не брезговал интригой,
Ни с кухаркой, ни с портнихой,
Но немало светских дам
Привлекал к своим мудям.
Раз решили дамы хором
Так за чайным разговором:
- Пров Кузмич, герой-мужчина,
С ним не ебля, а малина.
Раз в осенний длинный вечер
Натянувши плед на плечи
Взяв лимону, коньяку
Ближе сел он к огоньку.
Вечер проходил шикарно
Ароматный дым сигарный
Отвлекал его мечты
От житейской суеты.
Вдруг с опухшей пьяной рожей
Появился из прихожей
Его заспанный лакей
Старикашка патрикей.
- Что тебе, хрен старый надо?
Пров спросил его с досадой.
На полученный вопрос
Пробурчал он: "вам письмо-с".
- Милый Пров, - письмо гласило,
Всю неделю я грустила.
Под конец вся извелась,
От того, что не еблась.
Если ты, блядун, обманешь,
К своей дуне не заглянешь,
То, поверь мне, не совру,
Дам я кучеру петру.
Приезжай ко мне, мой милый,
Насладиться твоей силой
Ебли страстно жажду я,
В плешь целую, вся твоя.
Пров Кузмич тут прифрантился,
Красоту навел, побрился,
Закрутивши ус в кольцо,
Важно вышел на крыльцо.
- Эй, ебена мать, возница,
Гаркнул он, и колесница,
Подняв пыль на мостовой
Понесла его стрелой.
Он у ней, она в постели
И на нежном ее теле
Между двух изящных ног
Оттеняется пушок.
Пров Кузмич развеселился,
Ближе к боку привалился,
Начал к делу приставать,
За пизду ее хватать.
Тут, о ужас, хуй обмяк.
Скисла, сморщилась залупа.
Яйца, нечего пощупать.
В общем, дрянь, а не елдак.
Пров Кузмич мой загрустил
С горя аж слезу пустил,
В хуй совсем уже не веря,
Он поплелся молча к двери.
