Ливингстон сдержал обещание
Прошло четыре года, как Ливингстон вместе с макололо прибыл в Тете. Теперь он стал готовиться к поездке, чтобы проводить макололо на родину.
Длительное пребывание этих людей в Тете и его окрестностях изрядно изменило их. Некоторые из них приспособились добывать здесь средства существования в качестве лодочников или охотников на слонов.
На родину макололо решили идти пешком. "Ма-Роберт" поставили на якорь у острова, лежащего напротив Тете; охрана его была поручена двум английским матросам. Готовясь к длительному походу, макололо обшили старыми парусами тюки с ситцем, бусами и латунной проволокой; на каждом тюке было написано имя носильщика.
15 мая 1860 года Ливингстон со своим братом, доктором Кёрком и согласившимися возвратиться макололо тронулись в путь. Местами он пролегал вдоль Замбези, иногда приходилось пробираться по холмам, лежавшим в стороне от нее, пересекать долины многочисленных рек и ручьев. Первое время ни одна ночь не обходилась без приключений: всякий раз кого-нибудь не досчитывались. Под покровом ночи "беглецы" возвращались в Тете. Напрасны были слова Ливингстона: если кто желает возвратиться в Тете, нужно просто сказать ему об этом, он никого не задержит. "Когда мы добрались до холмов Кебрабаса, не досчитались уже тридцати человек - это почти одна треть экспедиции. Если так будет продолжаться, мы не сможем дотащить до места назначения грузы, приобретенные мной для Секелету". Однако вскоре побеги прекратились.
Выше этих порогов путники двигались по плодородным равнинам. Здесь прежде обитало и находило пропитание многочисленное население, но теперь в результате войн и охоты за невольниками этот район обезлюдел. Как свидетельство недавней деятельности человека на полях разоренных деревень, среди бурно разросшегося бурьяна все еще сохранялся хлопчатник.
Дни протекали в размеренном однообразии. Вечерами на остановках разбивали лагерь, и в соответствии с установленным самими макололо порядком каждый занимал свое место: англичане в середине, вокруг них располагались макололо... Место для костра выбирали так, чтобы дым не шел в лицо англичанам. Одни в это время срезали сухую траву для ложа англичан, другие расстилали на траве шерстяные одеяла и кожаные пальто, клали у изголовья дорожные сумки, ружья, револьверы и вблизи ног разводили костер. "У нас не было палатки, не было другой крыши, кроме ветвей дерева, но какой чудесный открывается вид, когда смотришь вверх на яркое лунное небо, усеянное мерцающими звездами: на этом фоне четко вырисовывается каждая веточка, каждый листочек".
Макололо пользовались спальными мешками, сшитыми из двух циновок, изготовленных из пальмовых листьев. После ужина люди не сразу ложились спать, они садились вокруг костров и долго еще беседовали или пели.
"Разбив лагерь, один или двое из нас, белых, обычно отправляются на охоту, не столько ради удовольствия, сколько из необходимости: надо добыть побольше мяса. Мы охотно берем с собой одного макололо, который доставил бы дичь в лагерь". Но бывало и так, что никто не изъявлял желания идти все ссылались на усталость. Тогда Ливингстону приходилось идти одному. В этом случае, если ему удавалось убить крупную дичь, он должен был проделывать двойной путь - воротиться в лагерь и привести людей к месту, где находилась добыча, которую им предстояло забрать. Кто бы еще из европейских исследователей стал проделывать двойной путь только ради того, чтобы лишний раз не побеспокоить своих усталых спутников? "Лишь бескорыстное благодеяние... только оно может убедить людей, что мы руководствуемся благими целями, только так мы добьемся искреннего уважения к себе". Этого уважения, на котором основывался его авторитет, Ливингстон по праву добился еще во время своего путешествия через материк с запада на восток. Теперь это уважение проявлялось повсюду: знакомые принимали его радушно, как хорошего друга. Некоторые вожди, недоверчиво относившиеся к нему прежде, теперь проявляли желание познакомиться с ним и оказывали ему искреннее гостеприимство.
"Встаем мы на рассвете, примерно в пять часов, пьем по чашке чая и съедаем по сухарю. Люди свертывают одеяла и кладут их в дорожные сумки. Другие привязывают свои спальные мешки и котелки к концам палки, которую они перекидывают через плечо. Повар укладывает посуду и продукты. Когда встает солнце, мы уже в пути. Около девяти утра, если попадется подходящее место, делаем привал и завтракаем. Чтобы не терять времени, пища готовится обычно с вечера, и теперь остается только подогреть ее. После завтрака сейчас же продолжаем путь. В полдень немного отдыхаем, затем снова в путь... Мы редко бываем на ногах более пяти-шести часов за день. При столь жарком климате этого вполне достаточно, чтобы чрезмерно не переутомлять себя. Я не прибегал к тому, чтобы какими-либо мерами подгонять своих спутников на марше; торопиться ради тщеславия - вот, дескать, как быстро мы проделали путь - это значит совершать глупость. Напротив, уважение чувств спутников, спокойное наблюдение во время марша за природой и людьми и, наконец, возможность наслаждаться вместе с ними столь необходимым отдыхом - все это делает путешествие в высшей степени приятным".
При впадении в Замбези реки Луангва (Лвангва), текущей с севера как раз на полпути в Линьянти, места пребывания Секелету, находились развалины Зумбо, старой торговой фактории и миссионерской станции иезуитов. "С часовни разрушающегося храма, вблизи которого валяется разбитый церковный колокол, открывается великолепный вид на обе могучие реки, на зеленые луга, на волнами колышущиеся леса, на прелестные холмы и величественные горы, вырисовывающиеся вдали. А на месте поселения видишь лишь руины, всюду царит запустение. Птица, потревоженная непривычным шумом приближающихся шагов, взлетает с пронзительным криком. Все здесь покрылось колючим кустарником, буйно разросшейся травой и ядовитым бурьяном".
Выше Зумбо путники прошли через покинутую деревню из двадцати больших хижин. Какой-то метис-работорговец со своими людьми совершил налет на деревню, мужчин приказал убить, а женщин и детей увел в рабство и разграбил все их имущество. Этот грабитель пришел сюда из другой деревни, где он только что совершил коварное убийство. Тщеславный вождь одной деревни как-то обещал ему десять больших слоновых бивней, если тот убьет их верховного вождя: вождь хотел сам занять это место. Португальский метис согласился на такие условия и в сопровождении вооруженных рабов наведался к верховному вождю. Тот принял его любезно и оказал ему почести и гостеприимство, какое обычно оказывают только почетным чужеземцам, приказал своим женам приготовить праздничный обед. Купец-разбойник охотно принял приглашение к столу, отведал пива, ел сколько душе угодно. Закусив как следует, он попросил хозяина разрешить ему продемонстрировать, как стреляют его ружья. Вождь, сгорая от любопытства услышать ружейные выстрелы, охотно удовлетворил его просьбу. Рабы поднялись, зарядили свои ружья и произвели залп в упор по весело настроенным доверчивым зрителям. Вождь и двадцать его подданных пали мертвыми. Уцелевшие в ужасе разбежались. Рабы этого купца бросились на женщин и детей, чтобы увести их с собой, а деревню разграбили. Такое преступление - отнюдь не единичное, не случайное, - этот купец мог совершать, не боясь преследований и наказаний со стороны колониальных властей. Столь позорные поступки уже давно стали обычными. Иногда, чувствуя опасность, жители берутся за оружие; случается и так, что грабители, боясь, что в открытом вооруженном столкновении они потерпят поражение, не приняв бой, уходят ни с чем.
Чем дальше экспедиция продвигалась вверх по Замбези, тем больше встречалось дичи. Охотились, правда, только на буйволов, зебр и цесарок. К ночному рычанию львов путники так привыкли, что никто теперь уже и не просыпался от него.
Ландшафт все время менялся: то саванна, то колючие кустарники, то лес. Иногда единственной дорогой были тропы диких зверей, которые могли увести в ненужном направлении. Если тропа расходилась, то путники иногда разделялись на группы. Однажды Ливингстон шел впереди колонны носильщиков, один и без оружия, по звериной тропе, петляющей в частом колючем кустарнике. На тропинке он увидел плод и нагнулся, чтобы поднять его. И вдруг перед ним раздалось злое сопение. Он моментально выпрямился: прямо на него двигался носорог. На какой-то момент его охватил ужас. Могучее животное было лишь в нескольких шагах, но тут оно почему-то внезапно остановилось. Ливингстон метнулся назад по тропе. Зацепившая его ветка выдернула из кармана часы. Повернувшись, чтобы схватить их, он увидел, что носорог все еще стоит неподвижно на том же месте, а рядом - детеныш. "Осторожно! Носорог!" - крикнул он издалека своим спутникам. Но тут животное, громко фыркая, свернуло в сторону и стало пробираться сквозь кусты. С тех пор Ливингстон никогда не ходил без ружья.
