Кульминационным моментом восторженных приемов в Англии стала аудиенция, данная ему королевой Викторией в феврале 1858 года. В черном сюртуке и голубых брюках, с форменной консульской фуражкой с золотым околышем в руке без особых церемоний он был представлен ее величеству, маленькой полной женщине. Полчаса она вела с ним беседу, расспрашивая его о путешествии. Теперь-то уж он может сказать своим африканским друзьям, что видел "вождя своего племени", имея в виду королеву; они ведь всегда удивлялись, когда он отвечал, что ему до этого не представлялось такого случая.

Последние месяцы подготовка к его путешествию то и дело прерывалась прощальными обедами, приемами и банкетами! И хотя ему не по душе было столь пустое времяпрепровождение, он не мог избежать его. Чуть ли не каждый день бывшему фабричному рабочему приходилось быть в обществе министров, послов, адмиралов, герцогов, епископов, разных лордов и леди и других видных персон общественной жизни и науки. И как же всех умиляло то, что он и в самом деле был намерен сдержать обещание и вернуться к своим черным друзьям. А как прекрасно сумел он показать этим африканцам, что такое истинный английский христианин! И как приятно было слышать присутствующим на одном из последних банкетов, когда сэр Родерик Мёрчисон сказал:

"Несмотря на то что в последние восемнадцать месяцев было высказано столько заслуженных похвал в его адрес представителями всех слоев нашего общества, несмотря на все почести, которыми он был осыпан университетами и городами нашей страны, Давид Ливингстон остался таким же простодушным и чистосердечным, каким он явился к нам из африканской глуши!"

Все эти очень любезные, доброжелательные господа, эти благородные, богатые и щедрые в благотворительности дамы еще больше укрепили в душе Ливингстона веру в великодушие своих земляков, в благородное призвание англичан в этом мире. Он не видел разницы между тем, что они о себе думали или по крайней мере хотели, чтобы так думали о них, и тем, что они собой представляли в действительности. Конечно, не все они были лицемерами и циниками. Немало и среди них было таких же простодушных, как и тот, кого они чествовали сегодня. И от полного сердца они благодарили своего бога за те общественные привилегии, которыми он одарил их на этом свете. Они искренне полагали, что несчастным язычникам надо больше помогать, и были благодарны этому простодушному человеку, который будет трудиться вместо них на этом поприще и руководствоваться их помыслами.

Но больше было других, которые понимали скрытый смысл всей этой затеи. Однако они боялись лишить чистосердечного человека и его доверчивых почитателей благочестивой иллюзии и открыть им жестокие правила закулисной игры. Они сидели рядом: бесхитростные, наивные и знатоки дела, сидели в одной упряжке, управление которой находилось в руках последних. А материальными благами наслаждались как те, так и другие, благочестивые и лицемеры, нисколько не задумываясь над тем, что богатство это есть не что иное, как результат труда миллионов ограбленных, обманутых тружеников, которых бог не пожелал облагодетельствовать.

В БОРЬБЕ С РАБОТОРГОВЛЕЙ

В обход порогов

10 марта 1858 года на пароходе "Перл", принадлежавшем правительству, экспедиция наконец покинула Англию. Вместе с мужем отправилась Мэри Ливингстон, а также их младший сынишка Осуэлл. Экспедиция везла с собой в разобранном виде колесный пароход, предназначенный для исследования реки Замбези и ее притоков. В пути, в Сьерра-Леоне, для временного пополнения команды были завербованы двенадцать человек из племени кру. Люди этого племени были известны как хорошие моряки, обычно их охотно нанимали на европейские суда.

В Кейптауне госпожа Ливингстон, ожидавшая пятого ребенка, покинула экспедицию. Она поехала к своим родителям в Куруман и только через полтора-два года смогла присоединиться к мужу, намеревавшемуся исследовать реку Замбези. От своего тестя, прибывшего в Кейптаун, чтобы забрать Мэри, Ливингстон узнал, что сопровождающие его макололо все еще находятся в Тете.

Ливингстон, его брат Чарлз и другие члены экспедиции отправились дальше, и в мае пароход "Перл" достиг дельты Замбези - низкого заболоченного берега, покрытого мангровыми зарослями. Вначале они зашли в самый южный рукав дельты - Луауэ. Здесь с помощью двенадцати человек из племени кру были выгружены на берег части доставленного колесного парохода, затем они же начали собирать его. Готовый паровой бот Ливингстон окрестил именем "Ма-Роберт" - "Мать Роберта", так по имени их старшего сына бечуана по своим обычаям называли госпожу Ливингстон.

Только что собранный пароход "Ма-Роберт" поплыл вверх по Луауэ, однако ему не удалось пробиться в главный рукав реки Замбези. Непреодолимые, густо поросшие тростником болота вынудили участников экспедиции повернуть назад.

В результате длительных исследований они убедились, что из всех рукавов дельты Замбези наиболее удобен для плавания Конгоне, поэтому вверх по нему и направились теперь уже оба судна.

Будучи еще на борту парохода "Перл", Ливингстон велел в присутствии всех членов экспедиции прочитать вслух инструкцию министерства иностранных дел. Позже он составил дополнение к ней, в котором подробно излагалась задача каждого члена экспедиции и особо подчеркивалась необходимость быть корректными друг с другом - как пример для африканцев - и безупречными в отношениях с ними. Предписывалось щадить животных. Убивать их разрешалось только при заготовке мяса или в научных целях.

"Будем надеяться, что для защиты от нападения местных жителей нам не понадобится оружие. Лучшая гарантия безопасности - достойное поведение.

Нет необходимости, пожалуй, призывать вас проявлять безупречную справедливость к местным жителям. В этом вы, конечно, будете руководствоваться собственными принципами. Но, поступая так, вместе с тем, безусловно, необходимо требовать также, чтобы ваши подчиненные избегали любого проявления обмана или оскорбления местных жителей..."

Будучи одновременно миссионером и исследователем, Ливингстон с самого начала придерживался этих принципов, и это оправдало себя. Теперь же он стремился личным поведением быть примером для окружающих: не терял самообладания в трудные минуты, был всегда вежлив, излишне не использовал свой авторитет, но и не ронял его.

В задачу экспедиции входило изучить возможность плавания по Замбези, включая ее притоки и устье. Это открыло бы путь для торговли и распространения христианства во внутренние районы Африки. В более широком плане задача "сводилась к тому, чтобы пополнить имевшиеся познания в географии, в изучении полезных ископаемых и сельскохозяйственных возможностей Восточной и Центральной Африки, углубить знакомство с местным населением и помочь внедрению новых методов ведения сельского хозяйства, чтобы образовались излишки продовольствия и сырья, необходимого для обмена на промышленные товары Англии".

"Работорговля - главное препятствие на пути цивилизации и торговли, а так как англичане - самый человеколюбивый народ мира и, вероятно, они всегда будут играть важнейшую роль в торговле на Африканском континенте, то меры по борьбе с работорговлей - это проявление глубокой мудрости и дальновидности". К числу таких "мер" Ливингстон относит и отправку британского крейсера к берегам Анголы, чтобы воспрепятствовать вывозу невольников в Америку, и свою теперешнюю экспедицию. Он, очевидно, и понятия не имел, с какой жестокостью этот "самый человеколюбивый народ мира" подавлял народное восстание в Индии, известное под названием восстания сипаев, как раз в то время, когда отправлялась его экспедиция. Но даже при его безграничной доверчивости было трудно отыскать "глубокую мудрость и дальновидность" в шагах английского правительства в Африке.

Берега Конгоне были окаймлены настоящими зарослями - манграми, гигантскими папоротниками и пальмами. На травянистых прогалинах паслись буйволы, бородавочники, антилопы. Их так много, что не прошло и нескольких часов, как экипажи обоих судов настреляли столько дичи, что ее хватило всем на несколько дней. Изредка встречавшиеся жители прибрежных деревень тотчас же скрывались на своих челноках в мангровых зарослях; это, вероятно, были беглые рабы.