— Значит, ты хочешь сказать, что это я ненормальный? — выкрикнул Пакстон, вскакивая с кресла.

— Именно вы ранили Митфорда в первый раз и убили во второй, — сказал я. — Вы и есть тот бесплотный дух, который, держась в тени, придумал вторую часть плана — убийство своей сестры и Тайлера. Если вы считаете это доказательством вашей нормальности, Пакстон, то ваш защитник в суде испытает самое сильное потрясение в своей жизни!

— Я же выполнил все, о чем ты меня просил, — удивился Тайлер, медленно поднимаясь с кушетки. — Я нашел нужную сестру в санатории, я ждал в машине, пока в нее не села Кармен, я вонзил ей иглу с наркотиком! А потом еще и мчался всю дорогу до хижины, трясясь от страха, что меня поймает охрана санатория! — Его выпученные глаза сверлили Пакстона с лютой злобой. — Это ведь я позвонил в дверь к Митфорду, вошел в квартиру и отвлекал его разговором, пока ты забрался в окно и подкрался к нему сзади! — Голос его стал пронзительным до визга. — И это я потом внес Кармен в комнату и положил на пол рядом с Митфордом! Она лежала минут пять, пока мы не убедились, что она посчитает себя его убийцей. А потом я снова увез ее. И за все это ты собирался убить меня?

— Это было бы просто актом милосердия по отношению к тебе! — презрительно рассмеялся Пакстон. — Я прекрасно помню, что мне рассказывала Кармен про вашу совместную жизнь уже через месяц после свадьбы. Она сказала, что интимная сторона вашего брака была вообще невыносима для нее, если бы ты, к счастью, не оказался импотентом!

Пакстон откинул голову и разразился хохотом. Я успел уловить тонкий дрожащий звук, который издал Тайлер, и не сразу сообразил, что это предсмертный крик человека, доведенного до предела страданий, последний вопль человеческого существа, вдруг вернувшегося в животное состояние.

Киногерой все еще хохотал, когда Тайлер вдруг выхватил из-под свитера длинный нож и одним движением провел лезвием по столь соблазнительно подставленному горлу Пакстона. Тот умер в одно мгновение, еще не успев отсмеяться. Кровь фонтаном брызнула из страшной раны на убийцу. Выхватывая из кобуры свой тридцать восьмой, я услышал отчаянный вопль Евы и увидел, что Тайлер повернулся лицом к кушетке, где сидела превратившаяся в каменное изваяние Джеки.

— Ты! — взвизгнул Тайлер. — Теперь твоя очередь! Ты была его сукой и оба вы собирались убить меня!

— Брось нож, Тайлер! — крикнул я ему. Но он продолжал двигаться к кушетке, держа нож перед собой. Я еще раз крикнул ему, чтобы он бросил нож, — Тайлер не слышал меня. У меня оставался единственный шанс — выстрелить ему в ногу или в плечо, но не было никакой гарантии, что он не успеет перерезать горло Джеки. К тому же оставался дьявольски большой риск, что я вообще промахнусь, и тогда пуля попадет Джеки в живот.

Мне казалось, что прошло Бог знает сколько времени, пока я перебирал и взвешивал все возможности, — в действительности я принял решение за какие-то полсекунды. Я выпустил пулю прямо в затылок Тайлеру, успев подумать, что это еще милость по отношению к нему.

Декораторы наконец покончили возиться в моем доме, и через три недели после бойни, которая произошла в тот вечер, я снова смог расположиться в нем. В газетах уже похоронили Рэймонда Пакстона вместе с другими, столь же устаревшими сенсациями, а я только что вернулся от мистера Уоррена — теперь уже не старшего, а просто старого человека, который усох и съежился, словно привидение. Начиная с первого визита к нему, когда я сообщил ужасное известие о том, что убил его единственного сына, он ни разу ни в чем не упрекнул меня. Ведь пока Тайлер был жив, старик мог предаваться абсурдным мечтам о том, что это ничтожество в один прекрасный день вдруг превратится в идеального сына, стоящего во главе процветающей коммерческой империи, созданию которой старик посвятил всю свою жизнь.

Джеки Эриксон находилась в тюрьме в ожидании суда по обвинению в соучастии в убийстве.

Ева Байер, насколько мне известно, просто-напросто исчезла куда-то.

С той роковой ночи я не видел Джерри Шумейкера; говорили, что он собирается перебраться на жительство в другой город, как только свернет свое дело в Лос-Анджелесе.

Единственные приятные вести доходили из санатория “Вид на холмы”. Кармен поправлялась, даже смерть брата не слишком повредила ее выздоровлению.

Через две недели должна состояться свадьба Дедини, на которой мне предназначалась роль шафера.

— К чему затягивать, а, Холман? — сказал Дедини во время нашей последней встречи, и огонек сладостного предвкушения в его глазах вдруг заполыхал пожаром.

Я провел утро, предаваясь восторгу по поводу новой обстановки гостиной и размышлениям о том, откуда я возьму деньги, чтобы рассчитаться за все это. Вот уж действительно везение, когда твой клиент вдруг оказывается психом, одержимым манией убийства, с горечью думал я. Ты не только не получаешь ни цента гонорара, но тебе же приходится еще платить за новую мебель взамен той, которая погублена только потому, что твой клиент возымел эгоистическое желание умереть в твоей гостиной.

Часов в семь кто-то позвонил в дверь, и я поймал себя на мысли, что хотел бы, чтобы это оказалась Айрис Демнон. Но когда я отворил дверь и увидел порывистую блондинку, стоявшую на пороге моего дома с видом полного доверия ко мне, я немного растерялся.

— Синяки полностью зажили, — сообщила она. — А мы договорились с вами пообедать, вы не забыли?

— Неужели это Ева Байер? — Я не сразу вспомнил лицо, но волнующие линии этой фигуры забыть не так-то просто.

— Я тогда ушла, — сказала она, проходя мимо меня и ставя на пол два — два! — чемодана. — Я была совершенно убита событиями той ночи и истинно античной трагедией жизни и смерти Рэя Пакстона!

— Если это первая страница романа, которую вы только что написали, — осторожно заметил я, — то почему бы нам не присесть и не выпить чего-нибудь, пока будете пересказывать все остальное?

Я смешал напитки, отнес их к кушетке, куда опустилась Ева Байер, одетая в то же мини-платье, в котором я ее впервые увидел. Юбочка задралась, обнажив золотистую полоску загорелой кожи на бедрах, но она не обращала на это внимания, и потому я решил, что было бы невежливо самому одернуть ее юбку.

— Это не такая уж короткая история, Рик. — Она взяла у меня стакан. — Отличный “Дайкири”! А знаете, теперь я уже в состоянии пить шампанское без содрогания. Просто удивительно, что делают три недели упорядоченной жизни!

— Мне вполне достаточно того, что вы сидите тут, представляя прямую угрозу моей личной морали! — хрипло сказал я.

— Сегодня днем я навестила Джеки Эриксон.

— Я тоже пытался это сделать, но она отказалась принять меня.

— Это потому, что вы мужчина. В ее жизни был только один мужчина — Рэй. Вы помните, я говорила, что он отсутствует пять ночей в неделю? Так вот, все эти ночи он проводил у нее. Она была настолько влюблена в него, что согласилась принять участие во всех его маниакальных планах убийства. Оказывается, он был ее единственной любовью. И знаете что? — Ева снова отхлебнула из стакана. — Он настаивал, чтобы каждый раз она брала у него плату двести долларов за каждую из пяти ночей в неделю!

— Значит, он был богат?

— Не в этом дело. Джеки мне все объяснила. Она сказала, что он страшно горд от мысли, что спит пять ночей в неделю с двухсотдолларовой проституткой! Если бы она отказалась брать у него эти деньги, для него вся прелесть их отношений померкла бы.

— Куда мы отправимся обедать? — спросил я.

— Пообедаем здесь, — сказала она. — Я захватила с собой все необходимое — в одном из чемоданов. Адвокат Джеки считает, что ему удастся добиться смягчения приговора суда и ей придется провести в тюрьме года три-четыре, не больше. Может, и меньше, если зачтут предварительное заключение.

— Это хорошо, — искренне сказал я. Она искоса бросила на меня взгляд своих больших сапфировых глаз, и лукавая усмешка тронула ее губы.

— Джеки мне все рассказала о вас, — сказала она со смешком. — И о вашем патентованном средстве против икоты.