Мертвый Ленин был нужен больше, чем живой, не только Сталину, но и Троцкому, прежде всего для личных целей. Нужно сказать, что эти два «выдающихся вождя», как их назвал Ленин, знали больше других о своем патроне.
Троцкий впервые встретился с Лениным в 1902 году. Их отношения прошли полную амплитуду: от глубокого взаимного неприятия друг друга до тесного единства по важнейшим вопросам. Троцкий мог бы вспомнить, как Ленин, не сдерживая себя в нетерпимости, именовал Льва Давидовича «Балалайкиным», «позером», «подлейшим карьеристом», «проходимцем», «шельмецом», «лжецом», «жуликом», «свиньей»… Пожалуй, хватит. Это было в стиле Ленина. Но это не помешало ему в 1917 году писать, оценивая революционную деятельность этого же человека: «Браво, товарищ Троцкий!», называть его «лучшим большевиком»… В эти рамки – «от ненависти до любви» – втиснута целая революционная эпоха.
Особенно интересны страницы книги Троцкого о Ленине, красноречиво озаглавленные: «О пятидесятилетнем», «О раненом», «О больном», «Об умершем»{15}.
Думаю, Троцкий имел возможность (учитывая и его талант писателя) больше, чем кто-либо другой, написать яркую и интересную книгу о Ленине. Правда, эта работа была бы односторонней, ибо главным ее мотивом явился бы антисталинизм. После смерти лидер русской революции был нужен Троцкому прежде всего для того, чтобы подчеркнуть свое величие («два вождя» в революции), и для борьбы со своим смертельным соперником, захватившим на три десятилетия кремлевскую цитадель.
Сталин также много знал о Ленине, особенно что касается советского, а не зарубежного периода. По данным архивов, Сталин получил от Ленина не менее 150 личных записок, телеграмм, писем, распоряжений, в целом, видимо, не менее, чем Троцкий. Но здесь, правда, возникает вопрос, требующий дополнительного изучения: многие документы, направленные Лениным Сталину, сохранились как обрывки телеграфных лент, вторые экземпляры машинописных страниц, другие косвенные свидетельства. Я уже имел возможность в книге о Сталине поставить под сомнение подлинность некоторых ленинских документов, адресованных Сталину.
После коронации на диктаторство Сталин, бесспорно с помощью своих партийных оруженосцев, внес немалые элементы фальсификации в переписку с вождем, которая была наиболее интенсивной с момента избрания его Генеральным секретарем партии. После выхода политической биографии И.В. Сталина коммунистический единодержец, как я смог установить по ряду косвенных признаков, намеревался под своей редакцией подготовить книгу о Ленине. Но намерение не было реализовано, хотя возможное содержание книги предвосхитить не составляет труда. Г.М. Кржижановский даже утверждал, что именно Сталин оставил «классические высказывания о Владимире Ильиче»{16}.
Очень многое могли сказать о Ленине Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев. Думаю, что ни один человек из политических деятелей не удостоился такого огромного количества ленинских писем, записок и телеграмм, как Каменев. По нашим подсчетам, таких документов около 350. Значительная часть их до сих пор не опубликована. Каменев был человеком, которому Ленин очень доверял, даже в весьма личных вопросах, связанных, например, с его отношениями с Инессой Арманд. Ведь было время, когда Ленин и Каменев (в Польше) жили в одной квартире. Но главное, что делает роль Каменева в знании Ленина особо значимой, – он был первым редактором и организатором издания Собрания сочинений Ленина, вышедшего в 1920–1926 годах в 20 томах (26 книг). Подготовка издания проходила при прямом участии, советах самого Ленина. Вожди спешили еще при жизни осчастливить Россию многотомьем большевистского бреда. Ленин, Троцкий, Зиновьев словно соревновались в выпуске своих томов, в то время как израненная, истерзанная Россия корчилась в муках от их экспериментов.
Думаю, Каменев знал о Ленине более, чем кто-либо, но… этот весьма близкий к русскому вождю человек мало писал и не оставил такого пространного наследия, как его неизменный друг Г.Е. Зиновьев.
Григорий Евсеевич Зиновьев и его жена З.И. Лилина были так же весьма близки к семье В.И. Ульянова-Ленина. Думаю, личной корреспонденции, адресованной Зиновьеву Лениным, не меньше, чем направленной каждому из «выдающихся вождей». Зиновьев, к слову, став большевистским вождем Петрограда, намеревался все свои многочисленные статьи, брошюры, выступления тоже издать в собрании сочинений (более 20 томов).
Возможно, наиболее ценной работой Зиновьева о Ленине является его «Введение в изучение ленинизма». В ней Зиновьев заклинает читателей «изучать Ленина по первоисточнику! Знать Ленина – это значит знать дорогу к победе мировой революции»{17}. В начале 30-х годов, когда жизнь Зиновьева катилась к трагическому финалу, он написал несколько глав книги о Ленине. Опальный вождь надеялся, что эта работа будет его оправданием и спасением. Но Сталин даже не взял в руки написанное узником. Ведь он давно уже решил судьбу и Каменева, и Зиновьева.
Естественно, все, кто знал Ленина и писал о нем, акцентировали свое внимание на духовном мире этого человека в том смысле, что он, как никто другой, смог повлиять на развитие человеческой цивилизации. Пожалуй, это верно. Страна, где Ленин начал великий и страшный эксперимент, пришла к великой исторической неудаче. А весь остальной цивилизованный мир, напугавшись, ужаснувшись, приглядевшись к российскому опыту, невольно сделал для себя вывод и пошел естественной дорогой, оставив нас в конце концов в хвосте исторического обоза цивилизации. Можно даже сказать, что от Октябрьской революции косвенно выиграли все, кроме самих россиян. Оценивая причины коммунистической неудачи, философы, политологи и историки все чаще обращаются к духовному космосу человека, которого уже нет среди людей семь десятилетий. Но многочисленные, хотя теперь и раздробленные последователи большевизма, особенно из числа стариков, по-прежнему смотрят на Ленина, говоря словами Карла Радека, написавшего о русском революционере, как на «Моисея, который вывел рабов из страны неволи»{18}.
Да, большинство биографов Ленина ограничивают свою задачу планами и деяниями этого человека. Нет смысла критиковать или восхвалять этот подход. Важно найти гармонию в освещении социально-исторической роли российского лидера и его сугубо человеческих, нравственных и интеллектуальных качеств. Самое трудное в этом процессе – не отступить от принципа историзма. Наше нынешнее мироощущение, видение горизонтов сегодняшнего бытия стали во многом иными, нежели у людей, живших в первой четверти нашего века. Умение, способность мысленно «погружаться» в толщу десятилетий позволяют не просто почувствовать неповторимый колорит и духовный климат ушедших эпох, реставрировать в сознании безвозвратно ушедшее, но и сохранить наши сегодняшние взгляды на эволюцию общества, способы движения мысли к тревожно манящим горизонтам грядущего. Исторический Ленин – дитя своей эпохи: смятенной, жестокой, обещающей, пугающей. Историзм не может быть обвинением или оправданием. Это принцип понимания, постижения давно ушедшего времени.
Когда мы слышим или читаем слово «Ленин», в нашем сознании возникает не только исторический феномен тотального эксперимента, но и конкретный образ, мысленный портрет человека, о котором хоть что-то знает, наверное, каждый человек на нашей планете. Благодаря кадрам кинохроники, монументам, печатным изображениям перед нами предстает человек, который, как роденовский мыслитель, благодаря большому лбу и обширной лысине олицетворяет ум и… обыкновенность.
Глеб Максимилианович Кржижановский, долго и мучительно пытавшийся в своей книжке определить сущность гениального (ленинской гениальности она у него и посвящена), но так и не справившись с этой задачей, больше преуспел в описании внешнего портрета вождя. Она, внешность, пишет Кржижановский, проста и скромна. «Его невысокая фигура в обычном картузике легко могла затеряться, не бросаясь в глаза, в любом фабричном квартале. Приятное смуглое лицо с несколько восточным оттенком – вот почти все, что можно сказать о его внешнем облике. С такой же легкостью, приодевшись в какой-нибудь армячок, Владимир Ильич мог затеряться в любой толпе волжских крестьян…» Мы понимаем, что такое описание призвано подчеркнуть «народность», «глубинность» и «связь с низами». Но все же очень важный момент Кржижановский подмечает: глаза – как зеркало человеческого ума. Эти глаза, как пишет соратник Ленина, «необыкновенные, пронизывающие, полные внутренней силы и энергии, темно-темно-карие…»{19}.
