Две недели скитаний, когда спишь, где захочется - на парковых скамейках, в номерах для новобрачных отеля "Уолдорф", дома в собственной постели, - ешь, когда захочется тогда я просто брал то, что мне хотелось. Это не было воровством, уж это определенно. Если бы я не ел, то умер бы от голода, а на моем месте и без того была пустота.

Несколько раз я заглядывал домой, но Альме флиртовать без меня было только проще. Слово "флиртовать" здесь подходит.

Я никогда не думал, что Альма способна на такое, особенно если учесть вес, который она набрала за последние годы... Но поклонник нашелся.

Джордж Реймс, мой босс. Я тут же поправил себя: мой бывший босс.

Так что я не испытывал реальных обязанностей перед домом и женой.

У Альмы есть дом. У Альмы есть Зуся. И, как выяснилось, у нее есть Джордж Реймс, этот жирный урод.

К концу второй недели я превратился в пугало. Грязный, небритый, но кого это заботит? Кто может увидеть меня? Да и кто способен позаботиться обо мне?

Моя первоначальная враждебность вылилась в более конкретный антагонизм против всех. Люди на улицах не подозревали, что я колочу их, когда прохожу мимо - такое во мне укоренилось извращение. Я пинал женщин, шлепал детей. Я был безразличен к жалобам и крикам тех, кого дубасил. Их боль была расплатой за мою боль, особенно если учесть, что никто не издавал ни звука.

Все это происходило в моем воображении. Я и в самом деле мечтал, чтобы кто-нибудь из них заплакал или застонал, поскольку т акое очевидное проявление боли могло свидетельствовать, что я оказался в сфере их внимания.

Но подобных звуков не раздавалось.

Две недели? Ад! Потерянный Рай!

Прошло чуть больше двух недель с того дня, как Зуся проскочила мимо меня, когда я более-менее свил себе гнездышко в фойе Святого Морица-В-Парке. Я валялся на диване, надвинув на глаза шляпу, позаимствованную у какого-то пешехода, когда меня охватило непреодолимое желание что-нибудь предпринять.

Я спустил ноги на пол и сдвинул шляпу на затылок. Я заметил человека в теплой куртке, стоявшего перед табачным киоском, листавшего газету и посмеивавшегося.

"Вот сукин сын! - подумал я. - Какого черта он веселится?"

Меня это вывело из себя, я подошел и пихнул его. Он глянул на меня и отступил в сторону. Я, конечно, ожидал, что даже после моего толчка он будет продолжать чтение, и его движение удивило меня. Я нагнулся было к ящику с сигарами, когда получил удар в живот, от которого сбилось дыхание.

- Ну-ну, приятель! - Человек в теплой куртке, давший мне сдачи, помаха перед моим носом указательным пальцем. Разве это вежливо? Толкаешь человека, который не может даже увидеть тебя!

Он взял меня одной рукой за грудки, Другой сзади за брюки и швырнул в холл. Я пролетел, ободравшись, сквозь держалку с красочными почтовыми открытками, приземлился на живот, покатился по скользкому полу и задержался только возле вращающихся дверей.

Удара я даже не почувствовал. Я поднялся, сел на пол и посмотрел на него. Он стоял на прежнем месте, упершись руками в бедра, и весело хохотал надо мной. Я таращился на него, невольно открыв рот.

- Мух ловим, приятель? - выдавил он сквозь смех.

Я был слишком удивлен, чтобы закрыть рот.

- Вы можете меня в и д е т ь! - взмолился я.

Он отрывисто и невесело фыркнул, потом отвернулся.

- Конечно, могу. - Он собрался было уйти, но задержался и бросил через плечо: - Уж не думаешь ли ты, что я один из н и х, а, парень?

Он ткнул пальцем в направлении людей, сновавших по холлу.

Такое мне никогда не приходило в голову. Я думал, что это приключилось только со мной. Но здесь был другой человек, такой же, как я!

Следующей пришла мысль, что хотя он и видит меня, а другие не видят, он может оставаться частью их мира. Однако, в тот момент, когда он поднял меня и швырнул через холл, стало очевидно, что он пребывает в таком же затруднительном положении, что и я. Но, как бы там ни было, все окружающее он воспринимал со значительно большей легкостью, словно имел место некий грандиозный прием, хозяином которого он был.

Он уходил.

Я с трудом поднялся на ноги, когда он нажал кнопку вызова лифта. Я не мог понять, для чего он это делает, так как лифт, если им управляет оператор-человек, для него не остановится, в чем я не раз убеждался.

- Эй, подождите минуточку!

Лифт остановился, из него высунулся старик в мешковатых штанах.

- Я был на шестом, мистер Джим, услышал сигнал и тотчас спустился.

Старик улыбнулся мужчине в куртке - значит, его зовут Джим, - а Джим похлопал его по плечу.

- Спасибо, Денни. Рад буду добраться до своей комнаты.

Я глазел на них, но Джим слегка подтолкнул Денни, потом повернулся ко мне. Его лицо выражало отвращение.

- Вверх, Денни, - сказал Джим.

Дверцы лифта начали закрываться. Я бросился к ним.

- Эй! Погодите секундочку! Меня зовут Винсоцки, Альберт Винсоцки, совсем как в песне поется, вы ее знаете: "Пригнись, Вин..."

Дверцы сошлись у меня перед носом.

Я обезумел. Появился другой человек - другие л ю д и, ошеломленно сообразил я, - которые могут меня видеть, и они ушли. Я могу никогда не найти их, сколько бы ни искал.

Я настолько обезумел, скажу вам, что чуть не упустил самую простую возможность выследить их. Я поднял глаза и уставился на стрелку индикатора, которая ползла вверх, пока не остановилась на десятом этаже.

Я подождал, пока вниз спустится другой лифт с людьми, которые не могли меня видеть, вышвырнул лифтера и поднялся наверх.

Я обшарил все коридоры десятого этажа, пока из-за дверей не услышал его голос. Джим разговаривал со стариком.

- Еще один грубиян, новичок, Денни, законченный и отвратительнейший представитель низшей формы жизни.

- Вам виднее, мистер Джим, - ответил ему Денни. - Я-то люблю прийти послушать, как вы говорите всякие там ученые слова. Знаете, мне становится так не по себе, мистер Джим, когда вы уходите.

- Да, Денни, знаю.

В его тоне ощущалась такая снисходительность, какой мне ранее не приходилось слышать. Я знал, что он ни за что не отопрет дверь, поэтому отправился на поиски дежурной по этажу. Связка ключей лежала у нее в кармане передника, и никто не обратил внимания, как я забрал ее. Я вернулся к двери номера и остановился.

На минуту я призадумался, потом вернулся к лифту, спустился вниз и отыскал комнату, в которой хранились все документы, куда сносили все деньги. То, что мне было нужно, я нашел в одном из выдвижных ящиков кассы, сунул в карман пиджака и снова поднялся наверх.

У двери я прислушался. Они до сих пор не перестали болтать. Я воспользовался универсальным ключом.

Когда я распахнул дверь, человек по имени Джим соскочил с кровати и свирепо уставился на меня.

- Что вам здесь нужно? Немедленно убирайтесь, или я помогу!..

Он двинулся в мою сторону.

Я достал то, что позаимствовал в ящике кассы и переложил в карман своего пиджака, и наставил на него.

- Вернитесь-ка на место, мистер Джим, и никаких неприятностей не будет.

Весьма мелодраматически он поднял руки вверх и начал пятиться, пока не наткнулся на край кровати, на которую с шумом опустился.

- Ну, руки можно опустить, - сказал я, - иначе вы напоминаете героя из скверного вестерна.

Он непроизвольно опустил руки. Денни уставился на меня.

- Чего ему надо, мистер Джим?

- Понятия не имею, Денни, - медленно, задумчиво ответил Джим. Глаза его были прикованы к барабану короткоствольного револьвера, и в этих глазах читался страх.

Я почувствовал, что растерялся. Я пытался держать револьвер твердо, но его вело в сторону, словно я находился внутри "ока" торнадо.

- Я нервничаю, ребята, - сказал я частично для того, чтобы он принял это к сведению, если еще не понял, частично чтобы убедить себя, что я являюсь хозяином положения. - Не пытайтесь причинить мне вред, и с вами ничего не случится.