В то время как бароны, епископы, папы раздирали таким образом на части английскую землю, на которой все они хотели повелевать, народ -самая многочисленная, более того, самая добродетельная, а следовательно, и самая достойная часть человечества, - народ, состоящий из правоведов и ученых, негоциантов и ремесленников, одним словом, из всех тех, в ком нет ни капли тиранических устремлений, рассматривался всеми этими господами как стадо животных, подчиненное человеку.

Менее всего тогда общины могли участвовать в управлении, они считались презренной чернью: их труд, их кровь принадлежали их господам, именовавшим себя знатью. Самая многочисленная часть человечества была тогда в Европе тем, чем она и посейчас является во многих северных странах, - крепостными сеньора, неким родом скотины, продаваемой и покупаемой вместе с землей.

Понадобились столетия, чтобы человечеству была отдана дань справедливости, чтобы был прочувствован весь ужас того, что малое число людей пожинает посев большинства, и не явилось ли счастьем для рода человеческого то, что власть этих мелких грабителей была подавлена во Франции легитимным владычеством наших королей, а в Англии - легитимным господством королей и народа?

Счастливым образом в потрясениях, вызванных в империях спорами королей и вельмож, оружие народов до некоторой степени притупилось; свобода родилась в Англии из споров тиранов, бароны вынудили Иоанна Безземельного и Генриха III71 даровать знаменитую Хартию72, непосредственной целью которой было на самом деле поставить королей в зависимость от лордов, но согласно которой остальная часть нации получила некоторые поблажки, с тем чтобы при случае она приняла сторону своих так называемых покровителей. Эта великая Хартия, рассматриваемая как священный принцип английских свобод, сама позволяет понять, сколь мало тогда была знакома свобода. Одно только ее заглавие доказывает, что король приписывал себе абсолютные правомочия, а бароны и духовенство даже не пытались заставить его отречься от этого пресловутого "права", поскольку высшее могущество принадлежало им.

Вот как начинается великая Хартия: "Мы жалуем по нашей свободной воле следующие привилегии архиепископам, епископам, аббатам, приорам и баронам нашего королевства" и т.д.

В параграфах этой Хартии не сказано ни единого слова о палате общин доказательство того, что ее не было еще и в помине или же что она существовала, не обладая никакими полномочиями. Здесь содержатся оговорки в отношении свободных людей Англии - печальное указание на то, что были среди них и другие. Из параграфа 32 видно, что эти так называемые "свободные" были обязаны работать на своих господ. Подобная свобода еще сильно попахивала рабством.

Согласно параграфу 21, король повелевает, чтобы его служащие впредь не смели насильно и бесплатно отнимать лошадей и повозки у свободных людей, и это предписание показалось народу воистину свободой, ибо оно избавляло его от более тяжкого произвола.

Генрих VII73, удачливый узурпатор и великий политик, делавший вид. что он любит баронов, на самом же деле ненавидевший их и боявшийся, решил позаботиться об отчуждении их земель. С этого момента чернь, постепенно составлявшая себе своими трудами состояния, стала покупать замки знаменитых пэров, разорившихся из-за своих безумств. Мало-помалу все земли сменили своих хозяев.

Палата общин становилась со дня на день все более могущественной, древние семьи пэров со временем вымерли, и, поскольку в соответствии с буквой закона знатью в Англии считаются только пэры, в этой стране совсем не осталось бы аристократии, если бы короли время от времени не создавали новых баронов, сохраняя таким образом, сословие пэров, которого они некогда так страшились, дабы противопоставить его сословию общинников, ставшему весьма ненадежным.

Все эти новые пэры, составляющие верховную палату, получают от короля свои титулы и ничего больше: почти ни один из них не владеет землей, имя которой он носит. Кто-то из них может именоваться герцогом Дорсетским, но не иметь ни пяди земли в Дорсетшире.

Другой является графом какого-либо села, но едва ли даже знает, где это село расположено. Власть их сильна в парламенте и нигде больше.

Вы не услышите здесь разговоров о верховном, среднем и низшем суде, ни равным образом о праве охотиться на своих землях, ибо гражданин не волен ни в едином выстреле на своем собственном поле.

Человек в силу своей принадлежности к знати или к духовному сословию не освобождается от уплаты определенных налогов, причем все обложения регулируются палатой общин, которая по своему рангу стоит на втором месте, но по своему влиянию занимает первое.

Правда, вельможи и епископы могут отклонить билль общин о налогах, но им не дозволено ничего в нем менять: они должны либо принять его, либо безоговорочно отклонить. Когда билль подписан лордами и получил одобрение короля, все без исключения обязаны платить, причем каждый вносит налог не согласно своему титулу (это было бы нелепо), но в соответствии со своим доходом. В Англии не существует никаких видов произвольной подушной подати, но только реальный поземельный налог. При превосходном короле Вильгельме III74 была произведена денежная оценка всех земель и таким образом установлена их твердая стоимость.

Налог и теперь остается таким же, хотя доходы с земель возросли, поэтому никто не чувствует себя угнетенным и обиженным. Ноги крестьянина не стирают деревянные башмаки, он ест белый хлеб, хорошо одевается, не боится увеличить поголовье своего стада или покрыть свою крышу черепицей под угрозой повышения налога в следующем году. Здесь много крестьян, владеющих состоянием, равным примерно двумстам тысячам франков, и при этом они вовсе не считают чем-то зазорным для себя продолжать обрабатывать землю, которая принесла им богатство и на которой они живут свободными людьми.

Письмо десятое

О ТОРГОВЛЕ

Торговля, обогатившая английских горожан, способствовала их освобождению, а свобода эта, в свою очередь, вызвала расширение торговли; отсюда и рост величия государства: именно торговля мало-помалу породила морские силы, с помощью которых англичане стали повелителями морей. В настоящее время они располагают почти двумястами военными судами, и потомки, быть может, с удивлением узнают, что маленький остров, имевший в собственном распоряжении лишь немного свинца, олова, земли для сукновален и грубой шерсти, достиг благодаря своей торговле такого могущества, что смог в 1723 году75 отправить эти эскадры сразу в три различных конца света: одну - к Гибралтару, который был завоеван и подчинен ее оружием, другую - в Портобелло, дабы лишить короля Испании радости наслаждения индийскими сокровищами, и третью - в Балтийское море, дабы воспрепятствовать междоусобице северных держав.