В этот день в редакции я, как сторожевой пес, охранял телефон, не подпуская к нему Лику и Яна, пока, наконец-то, не дождался Наташкиного звонка.

- Ты откуда? - и радостно, и сразу тревожно спросил я.

- Из института. Сейчас выхожу. Заеду домой, переоденусь, и пойдем в суд. Хорошо?

- Обязательно дождись меня. Я бегом. Только по пути залечу в сберкассу, надо купить гербовые марки.

- Ой, Валер, лучше сразу приезжай, а сберкасса рядом, вместе сходим.

Ждет, хочет скорее увидеться, конечно, вместе, вместе всегда лучше, а как же иначе.

Я повесил трубку и умоляюще посмотрел на Лику:

- Малика Фазыловна, - стал подлизываться я, называя Лику ее полным узбекским именем, - разреши мне в министерство уехать и вернуться завтра без опозданий?

- А кто гранки читать будет?

- Я их с собой заберу, все до буковки, до точечки, до запятой прочитаю и утром принесу, прямо в типографию, если хочешь. Можешь не сомневаться.

Лика вздохнула:

- Иди.

Меня ждет, конечно, ждет Наташка, я на ходу застегнулся, схватил давно уже собранный портфель, Ян что-то крикнул в спину на прощание. Я не расслышал, не слышал просто уже ничего, некогда, вперед, скорее, скорее.

До метро, в метро, от метро я несся, не переводя дыхания, заранее рассчитывая, где можно поднажать, а где передохнуть перед новым рывком.

Хорошо, что Наташка уже дома, уже переоделась, как ей идет это лиловое платье.

- Ну, что? Двинулись? - я даже дверь прихлопнул неплотно, не до щелчка замка.

- Да ты проходи, разденься. Чаю хочешь? - Наташа потянула меня за рукав пальто.

- Какой чай? О чем ты? Прием у судьи начинается в пять, через полчаса, а нам еще в сберкассу.

- Пойдем, не стой в передней. Это неприлично... И, кроме того, я жду звонка.

- Ждешь? Звонка? От кого? - удивленно спросил я. - Ничего не понимаю.

- Неважно.

Я молча повиновался. Что за новости? Не говорит, кто должен звонить, зачем. Может муж? Это еще что?

Мы прошли на кухню.

Сели за стол.

От чая я отказался.

Сидели молча. Вот так бежишь, бежишь, нетерпеливо ожидаешь радости...

Наконец, я не выдержал:

- В чем дело?

- Что с тобой? - удивилась Наташа, но как-то вяло, неискренне. Смотрит куда-то в сторону.

- Кто тебе должен звонить? - уже с нервной дрожью в голосе спросил я.

- Ну, Маринка. Ты только не волнуйся, пожалуйста. Все будет хорошо. Подождем.

- Я и не волнуюсь, - взволнованно сказал я. - Просто, ничего не могу понять. Ни-че-го.

- Да что тут понимать, - пожала плечами Наташа. - Просто, я обещала Марине дождаться ее звонка, вот и все. Если подруга просит, значит, ей надо.

У подружек всегда секреты, подумал я. Потом окажется какая-нибудь ерунда типа потрясающей новости о купленном по случаю платье или туфлях, а мы тут теряем время, которого у нас нет, катастрофически нет. И потом, какие секреты могут быть у Наташи от меня? Вот именно - от меня?

Заныло слева, под лопаткой.

- А сама позвонить ты не можешь?

- Нет, не могу. У нее пока нет телефона. Она совсем недавно квартиру получила. Кооперативную. В Новых Черемушках. Правда, дом блочный и первый этаж. Зато отдельная.

Про квартиру Наташка уж лучше бы не распространялась.

Время - без четверти пять. Прием до семи. Да еще сберкасса. Да неизвестно, сколько там народу. Да ей еще необходимо успеть вернуться в институт до ужина.

- Наташа, у тебя есть валерьянка?

- Есть. У мамы.

Звонок. Наташа сняла трубку.

- Да... Наконец-то... Да, я... Не узнаешь, что ли?.. Здесь... Пришел... Ну что?.. Понятно... Ага... Ясно... Значит, такой он... А что ты ожидала?.. Теперь будем знать... Ой, Марин, извини, некогда нам, очень некогда... Да, приезжай навестить, вот тогда и поговорим... А сейчас не могу.

Наташа повесила трубку, ушла в комнату:

- Сейчас нальем валерьянки Валерию... И все будет опять хорошо. Конечно, будет.

- Лучше пойдем, маленький.

- Ладно, пойдем, - остановилась Наташа. - Тебе, действительно, лучше?

- Пойдем, а?

Наташа еще помедлила, о чем-то раздумывая, потом, побледнев, спросила:

- А деньги у тебя на марки есть?

- Есть, конечно. Ерунда какая.

Мы зашли в сберкассу, купили марки, поплутали по переулкам в поисках суда.

Время - пять двадцать.

В суде пусто, висит объявление. Прием перенесен на завтра. И еще оказывается, при подаче заявления нужна справка с места жительства. Значит, все, до завтра. Опять Наташке сбегать из института, мне - отпрашиваться у Лики, Наташкиной маме идти в ЖЭК за справкой и к пяти быть здесь.

Время снова замедлило свой ход - мы могли, не торопясь, доехать до клиники, да еще погулять перед ужином. До метро пошли пешком. Наташа держала меня под руку, крепко, крепко прижавшись. Я успокоился. Таяло, как лед, напряжение, даже легче стало дышать.

И тут меня осенила простая, как репа, мысль.

Я даже остановился.

- Так ты ждала звонка Марины, потому что у тебя не было денег на гербовые марки?

Наташа ничего не ответила, смотрела вниз, потом утвердительно кивнула головой.

Я набрал полные легкие воздуха:

- Нет, как же ты это могла? Как? А? Неужели тебе непонятно, что все мое - твое, что это наше общее дело? Ты знаешь, сколько стоят все наши переживания? Могу назвать точную цифру. Десять рублей. Десять! Вот кто-нибудь даст мне или тебе десять рублей и скажет, даю, но с условием, чтобы ты полчаса помучилась и подергалась, неужели возьмешь? И потом, причем здесь Марина, почему Марина, зачем Марина, какие-то секреты, не понимаю...

Я шумел, но без всякого энтузиазма, потому что радовался, что загвоздка оказалась только в деньгах, а не в чем-то другом, не в Наташкином муже.

- Кстати, о ком это вы с Мариной говорили? - с нарочитым подозрением спросил я и передразнил Наташу. - Теперь мы знаем, какой он... А?

- У Марины есть, как это сказать, друг, наверное... Ты его не знаешь... Даже не друг, а вроде больше... Он все обещает ей, но никак не решится... Понимаешь?.. Жениться они должны - вот родители и купили ей кооператив, чтобы она могла замуж выйти. Он ей все говорил, что жить им негде. А теперь есть где, так он говорит, что на машину копить надо, деньги нужны, а свадьба - это большие расходы... В общем, нет у нее пока денег.

- У нее нет, у тебя нет, но у меня-то есть. Уж скорее у меня надо спрашивать, а не у нее. Теперь наши деньги в общем котле, разве не так?

- Тут я тебе плохая помощница. Бедную невесту ты себе выбрал, Валера. Меня же на инвалидность перевели. Вторая группа, тридцать семь рублей в месяц. А развод - это мое личное дело, мне и платить. Да дело вовсе не в деньгах, их просто под рукой не оказалось, но не хотела я у тебя брать, понимаешь? Стыдно это как-то, неудобно?.. Нельзя мне этого делать...

Я одновременно растерялся и разозлился на себя. Пижон, подумал я о себе, Отелло десятирублевый. Мог бы сообразить и сам давным-давно, ни с кем не советуясь, в сберкассу сбегать. Впредь наука будет.

- Пижон я, - пробормотал я вслух.

- Нет, ты не Пижон, - рассмеялась Наташа, - вот Маринин друг - пижон. Его, кстати, Пижоном кличут.

Глава двадцать первая

--===Свое время===-

Глава двадцать первая

В коридорах здания районного суда пахло особым, нежилым, канцелярским запахом - так пахнут старые полы, если их протереть мокрой тряпкой. Вдоль стен стояли строенные деревянные стулья с откидными сиденьями - по четыре подлокотника на три ячейки, на стенах в простых рамах под стеклом висели пожелтевшие инструкции, образцы справок.

Я сел в свободную ячейку, поближе к двери в комнату, где начнется прием у судьи.

Время четыре сорок.

Я - пятый в очереди.

Если уж и верить в существование биополей у предметов, то в здании суда такое поле имело бы мощный отрицательный заряд мрачно-фиолетового цвета. Пришедшие сюда, а привела их, как в песне Владимира Высоцкого, кривая да нелегкая, либо стоя изучали висящие на стене бумаги, либо сидели в трехклеточных стульях, и видно было по их глазам, что они напряженно думают каждый о своем и время от времени с тревогой и надеждой смотрят на дверь, за которой сидит судья. Я не мог вообразить, какой он из себя, и мне представлялся некий абстрактный символ, неукоснительный блюститель закона. Скорее всего, бездушный, потому что закон нарушать нельзя, потому что какая может быть душа у закона. Как-то сложится наш разговор?