- Какая прелесть, - цветы явно доставили радость Алене. - Нет, вы посмотрите, какие розы. И сколько же их здесь, разве сравнишь с Москвой.

- Откуда им взяться в нашей холодной России, - заметил я.

- Ты знаешь, в Норвегии еще холоднее, а цветочные магазины на каждом углу, - не согласился со мной Николай. - Вот мы и приехали и, что удивительно, никого не раздавили по дороге.

Из будки, стоящей около ограды, выглянул солдат в светло-зеленой, цвета выгоревшей травы форме и отдал честь, смешно притопнув ногой.

Ворота отворил, радостно улыбаясь, блестя белыми зубами и белками глаз, черноволосый парнишка в голубой рубашке и синих брюках.

- Гуд ивнинг, сааб, - поздоровался он с Николаем.

Николай величественно, как римский император, кивнул головой.

- Гуд ивнинг, сэр, - склонился передо мной в поклоне парнишка.

- Это наш сторож, уборщик, а иногда и повар, - сказал Николай. - Зовут его Ганеш.

- Гуд ивнинг, - сказал я Ганешу и протянул ему руку.

В глазах Ганеша мелькнул страх и удивление. Не разгибаясь, он слегка и очень почтительно пожал мне кончики пальцев.

- За руку с низшими по касте не здороваются, - негромко прокомментировал ситуацию Николай. - Запомни и крепко запомни, для него ты белый человек, а он для тебя - черный. Будешь здороваться за руку, станешь для него таким же черным и тогда в своем черном сознании он перестанет тебя уважать, следовательно, слушаться.

Не стал я спорить с Николаем, но в душе остался при своем мнении никакой Ганеш не черный, такой же, как и мы. Прав я или нет, покажет мой будущий собственный опыт, хотя вроде бы и сомневаться тут не в чем.

В открытом настежь гараже горела лампа без абажура, освещая два ряда солдатских коек, кованые сундуки и прикнопленный к стене лист с изображением зелено-золотого, красно-желтого, черноглазого бога. Посты военной полиции установлены в домах всех дипломатов, живущих в городе, а не в посольствах или торгпредствах, после того, как террористы убили заместителя премьера, хотя целились в премьера. Снаружи солдатам поставили будки, а под казарму отдали гаражи.

Перед двухэтажным домом и за ним лужайки ухоженных газонов с упругой травой в обрамлении стриженых под изгородь кустарников и низких деревьев, усыпанных красными цветами.

На первом этаже просторная столовая с пятиметровыми потолками. Во всю длину стол человек на двенадцать-пятнадцать под нежно-голубой расшитой синими птицами и цветами скатертью и уставленный сияющими, словно никелированными, приборами и блюдами белого с синим сервиза.

Через небольшой холл - офис, или кабинет. Обстановка сугубо деловая два стола красного дерева, на одном из них пишущие машинки с русским и латинским алфавитами, шкафы и полки с папками для бумаг, но главная достопримечательность - кресло, кожаное, с широкими подлокотниками, плавно изогнутой высокой спинкой, на колесиках, подпружиненное.

- Сядь, примерь, - с понимающей усмешкой предложил Николай. - Не робей, это твое место.

Я погрузился в объятия крахмально скрипнувшего кожей седалища.

- Чувствуешь себя белым человеком? - оскалился Николай. - То-то же.

Рядом с офисом - переговорная, небольшая комната с мягкими диванами и журнальным столиком. На втором этаже квартира, похожей на первый этаж планировки с двумя спальнями, столовой, еще одной пустой комнатой и балконом, выходящим на задний дворик.

Мы совершили целую экскурсию по дому, сопровождаемые Николаем, Галей и Колей, и вернулись в столовую, в торце которой за шторами скрывался эркер, выступ-фонарь, половина застекленного восьмигранника. На низком столике - виски, джин, водка, вино, рюмки, фужеры, ведерко со льдом, бутылочки с содовой, кока-колой, соками, баночки с пивом, металлические чашечки с жареными, подсоленными орешками, картофельной соломкой с перчиком, сигареты "Мальборо".

- Не боишься? - кивнул я головой в сторону бутылок, намекая на полгода как вышедший указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом.

- Пусть боятся наши классовые враги, как говорил великий вождь мирового пролетариата, - с кавказским акцентом ответил Николай. - А нам бояться нечего, мы теперь пьем не , как раньше, на троих, а на двоих, чтобы знать, кто донес.

Разумное желание остановить алкогольные реки ежедневных распитий, высушить винные озера банкетных застолий, снизить уровень пьяного океана, в котором тонула страна, очень скоро превратили в очередную кампанию. Вместо того чтобы жесткими административными мерами запретить пьянство на работе, в служебное время, стали ретиво бороться с алкоголем вообще. Они подумали, что мы брезгуем их угощением. Увольняли с работы, понижали в должности, подняли цены, повырубали столетиями выращиваемые виноградные лозы. Как всегда, никто не считал, где польза, где вред. "Как же я попал в вытрезвитель?" - недоумевал герой анекдота. - "Я же честно отстоял три часа в очереди, купил бутылку водки и выпил ее один, в темноте, под одеялом, чтобы никто не заметил." - "Вот когда ты пошел за второй," - вразумили бедолагу, - "тут тебя голого на улице и взяли." До советских колоний за рубежом волна гонений, судя по всему, еще не докатилась, хотя алкоголь исключили из списка представительских продуктов.

- Знаешь, как называют очередь в винный магазин? - спросил я у Николая. - Петля Горбачева.

- Как же мы на родине жить-то будем, Галуня? - всерьез помрачнел Николай. - Было у советского человека единственное право врезать с устатка, да и то отобрали.

- И правильно Михаил Сергеевич сделал, давно бы так, - убежденно сказала Галя. - Хоть немного утихомирились, а то при прежнем торгпреде с утра только до двенадцати дня работали, а потом все на ланчи с фирмами, и пошел гудеж до глубокой ночи.

- В тропиках без дезинфекции не можно, - назидательно сказал Николай. - Тебе, Галуня, как всегда, кампари с апельсиновым соком? Елене, как я выяснил, джин с тоником? Ну, а мы по скотчу, виски со льдом?

- О,кей, сэр, - с удовольствием кивнул я.

- О,кей говорят, когда заканчивают беседу или хотят сменить тему разговора, - заметил Николай. А мы только приблизились к вводной части.

- Ну, как там Москва, расскажите, - выжидающе спросила Галя. - Ой, знали бы вы, как все надоело, как домой хочется, сил больше нет никаких.